— Пришла пора платить делом великой Германии. Вас спасали от крематория, кормили и обучали. От вас требуется немного — погулять, порезвиться с русским размахом, потом подготовить площадку для приема самолета. Через три недели возвращаетесь немножко усталые и получаете деньги, дом с хозяйством. С богом, ребята!
«Жди, жирная свинья, вернемся, как же! — зло думал Грищук. — Дойную корову еще пообещай... Только бы на родную землю ступить, а там...» Он думал так за всю группу, хотя не имел в ней единомышленников, ни с кем не сближался, опасаясь провокации и провала. Но он был уверен, что сделает все для того, чтобы группа не вернулась с задания.
В крытом грузовике их привезли после обеда в Ригу, на военный аэродром. Грузились в трехмоторный самолет без каких-либо опознавательных знаков, сплошь замазанный черной краской. «Беременная муха», — шепнул стоявший рядом радист Хаджигараев, кивнув на короткий и широкий фюзеляж. Откуда было им знать, что Ю-290, в который они поднимались по крутому трапу, — специальный самолет огромной дальности полета, созданный по заданию Гиммлера для заброса агентуры в глубокие тылы Советов.
Самолет сделал посадку в Пскове. Группа оставалась сидеть на металлической скамье вдоль борта, а члены экипажа перегружали из подкатившей машины взрывчатку и оружие. Каждому сунули в руки автомат советского производства, пистолет ТТ и нож в металлическом футляре.
Вслед за мешками с грузом в салоне появился Руш, преподаватель разведшколы в деревне Печки. Там на лесной поляне с проложенной железнодорожной колеей группа проходила диверсионную практику. Руш проверил крепления парашютов, попинал зеленые мешки с грузами, напомнил о их содержании:
— Лиж... Сопок, пил-топор, мин-гранат...
Никто из сотрудников «Цеппелина» сопровождать их не стал.
Перед наступлением темноты самолет взлетел с окраины Пскова и взял курс на северо-восток. Грищук с трудом сдерживал радостное возбуждение. Скоро линия фронта... Неостановимо, неотвратимо катился огненный вал на запад, выжигая фашистскую нечисть. В разведшколе ему удавалось иногда послушать радио, он знал, что советские войска завершают освобождение Правобережной Украины. А сегодня Хаджигараев, проверявший рацию, дал через наушник послушать сообщение Левитана о ликвидации корсунь-шевченковского котла, где получила «капут» крупная группировка вражеских войск. Грищук возликовал, но вида при радисте не подал. Предстояло еще разобраться в нем, как, впрочем, и в других.
Первым от люка сидит всегда угрюмый и ссутуленный Тарасов. Что знает о нем Грищук, кроме фамилии, которая, возможно, вымышленная? Тарасова и сидящего рядом Маркова включили в группу месяц назад. Оба из белоэмигрантов. Первого назначили старшим, второй возле него вроде адъютанта.
Расклад такой в группе: три белогвардейца и четыре красноармейца. Как бы нейтрализовать «беляков» после приземления?
Грищук, крепко вцепившись в ППШ, пытался решить задачу со многими неизвестными. Кому довериться, кто, как и он, пошел «в шпионы» только ради того, чтобы вернуться на родную землю? Радист Хаджигараев в последнее время осторожно давал понять, что на него можно рассчитывать. И даже признался как-то в минуту откровенности, что там, на родной земле, ему некой подпольной организацией поручено сообщить: известный татарский поэт (Грищук не читал такого до войны и не запомнил имени), попавший в плен под Мясным Бором, остается борцом, патриотом своей Родины.
Второй, резервный радист Кинеев — из северокавказских народностей, балкарец вроде, от разговоров уклонялся. Хотя видно было, что по натуре не спесив. В лагерном блоке, возможно, был напуган провокаторами, потому и сторонился всех, глядя вокруг жгуче-черными глазами, в которых глубокая печаль. Вот он сидит по правую руку, похоже, дремлет. Пошептаться бы с ним, договориться против «беляков». Опасно. Может статься, он участвовал в карательных операциях против мирного населения и для него идти с повинной — нести голову на плаху.
Быть привязанным к десантному тросику, сидеть на холодной скамье предстояло, как он слышал, около шести часов. Столько времени терпеливо наблюдать, как пират безнаказанно и нагло лезет в глубину России? Грищук завозился, потопал. Новые, неразношенные валенки жали ноги. Может, выбросить портянки? Из кабины пилотов вышел носатый немец, член экипажа, встал напротив, спросил «вас?». Видимо, от скамейки поступал сигнал в кабину, стоило только пошевелиться. Все предусмотрено в этой шпионской «повозке».
Грищук сморщился, дал понять, что хотел бы справить малую нужду. «О, руссиш швайн», — возмутился немец. Он оттянул брючину над меховым сапогом и посоветовал русскому делать в штаны. «Поньял?» — спросил он по-русски и щелкнул Грищука по носу. Грищук сунул ему в бок ствол автомата. «Но!» — сказал тот, небрежно отведя пальцем ствол. Он показал кулак и ушел к пилотам, плотно захлопнув за собой бронированную дверь.
Грищук опустил автомат. Сидевший слева Астахов потянулся к его уху:
— Не балуй, парень, сорвешь задание.
* * *
В Кизел капитан Недобежкин прибыл один. Лейтенант Широков по его распоряжению сошел с поезда в Губахе, чтобы организовать заслоны вокруг Кизеловской ГРЭС, неустанно дымившей на берегу Косьвы, и через сутки должен был нагнать своего начальника.
Первым делом Недобежкин побывал у секретаря Кизеловского райкома партии. Состоялся разговор о предстоящей высадке вражеского десанта, о необходимой помощи. Была приведена в действие система повышенной бдительности всех, кто так или иначе связан с железной дорогой, сформирована группа захвата. В нее вместе с Недобежкиным и Широковым вошли чекисты Семериков и Зонов, составляющие штат оперпункта, и восемь стрелков военизированной охраны. Их Виктор позднее окрестил «стрелочницами», так как были они женского пола. Девчатам было около восемнадцати, а их командиру Паше — далеко за двадцать пять, она уже успела повоевать.
Девахи в толстых стеганых брюках и валенках производили впечатление увальней, однако на деле оказались сильными и расторопными. Недобежкин раздобыл в городе аэросани вместе с водителем. И пока соображал, как организовать погрузку, девчата дружно подняли машину и перенесли на платформу, прицепленную к уходящему на север составу. Закрепив аэросани и бочку с бензином тросами, группа захвата погрузилась в теплушку.
В ориентировке из Центра указывалось предполагаемое место выброса десанта — квадрат 80. По карте центр квадрата приходился на лесной поселок Бревно на берегу Яйвы. В поселке при станции Яйва действовал леспромхоз. Там Недобежкин выпросил пять пар широких лыж и проводника — старого охотника Вогулкина. Под его ответственность директор леспромхоза выделил лошадь с розвальнями. Недобежкин назначил командовать отрядом Широкова, сам сел в аэросани и умчался вперед по заснеженной целине речной долины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
