— Нет... — Захлёбываясь, продолжала стонать Гелата, а услышав крики матери, поняла — в случившемся обвиняют её. «Но это не я! Я ничего не делала! Я не хотела! Это не я!» Она с трудом поднялась и не чувствуя собственных ног, словно в дурмане рванула за женщиной. «Поймать её. Заставить молчать». Но та уже добежала до калитки, а Гелата, появившаяся на пороге, стала желанной добычей рьяно залаявших псов. Девушка взглянула на их клыкастые слюнявые челюсти и не рискнула спуститься. Она вернулась на кухню и в панике осмотрелась. Ещё не остывший ужин. Разбитое блюдо. Распластавшийся в лужи крови труп. Сама, не зная почему, девушка схватила со стены нож, дрожащими, словно не своими руками открыла окно и вылезла через него во двор. Прочь. Бежать прочь.
И она побежала. Пелена слёз застилала обзор. Девушка передвигалась наобум, захлёбываясь и слушая, как собственное скорбное рыдание заглушает отдалённые крики матери и лай собак. Она сиганула через забор и бросилась к полям, туда, откуда совсем недавно вернулась в надежде, что сегодня будет лучше, чем вчера. Но что-то пошло не так.
Кодриллы. Могли ли они убить отца? «Но ведь они не существуют! Мне померещилось! А если нет, то тогда... или это...» Гелата терялась в догадках. Она никак не находила случившемуся разумное объяснение, и продолжала бежать. Выскочив на засаженную площадь, она рухнула на колени, чтобы сделать вдох. Воздуха не хватало настолько, что в голове помутилось, и девушка, сжившись в комок, разлеглась на земле, уже беззвучно плача и проклиная жизнь. Лучше бы отец избил её, чем это. За что он умер? Кто его убил? Гелата содрогалась всем телом. Избил бы, и всё было бы как раньше. А теперь...
«Они идут» — голос прозвучал совсем рядом, хотя девушка находилась в поле одна. Было темно. Она приподнялась и в порыве паники не придала этому особого значения. Прижался лай собак. Где-то вдалеке мерцали огни. «Они идут», — подумала она и, подскочив, бросилась в лес.
Глава 7 Приговор
16 годами ранее...
Жрец явился, когда сонное солнце уже готовилось оправиться в царство вечного мрака, предоставив луне краткий срок царствования над Ревердасом. Всё это время Анвиль и его мать не сводили глаз с младенца, пытались привести его в чувства и страшились, как бы смерть не забрала малыша раньше, чем он покинет их обитель. Женщина не уставала причитать, а с возвращением мужа и вовсе не находила себе места, поведала ему всё как есть и пожаловалась на несправедливость жизни. Уставший после долгого рабочего дня мужчина средних лет ненадолго склонился над ребёнком, затем уселся в дальнем углу комнаты с хмурым видом и позвал к себе сына.
— Значит...ты вытащил его из колодца?
— Верно, отече, — отозвался Анвиль, украдкой бросив взгляд на бледного младенца, — сам оторопел от такого, недоумевал, что за грешница свершила сие злодеяние против нетронутой пороком души.
— Отыскать надобно, — мужчина пригладил щетину, — суду предать...вы по утру пойдите, разнесите старшим женщинам, к знахарке загляните, ей должно быть ведомо. Кому, если не ей...
В это время в дверь постучали. Женщина охнула и поторопилась открыть, от волнения забыв поинтересоваться, быть может, кто чужой пожаловал. В дом ворвался порыв ветра, принеся с собою горстку песка, а с ним вошёл и невысокий старик в серых льняных одеждах. Он опирался на трость, и руки его дрожали, как листья, готовившиеся навсегда покинуть родителя. Лицо осунувшееся, худощавое, а правый глаз как будто плохо видел и оставался слегка прикрыт. Находящиеся в комнате в приветствии склонились.
— Уважаемый Агмасс, — заговорила женщина, — не расцените как дерзость то, что мы вас потревожили. Коли бы не горе, не эта загадка, над коей голову ломаем...Мой сын сегодня к удаче или нет, вытащил из колодца младенца, живёхонького ещё...да в дом принёс. Кто мать, мы не знаем, да и можно ли звать матерью ту, что от дитя родного избавиться хотела. Его судьбу мы решать не можем, поэтому просим вас оказать милость...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Старик прошёл к неподвижно лежащему ребенку, остановился рядом и долго смотрел. В комнате воцарилась тишина. Анвилю даже показалось, что жрец уснул в таком состоянии, но через какое-то время он коснулся трясущейся морщинистой рукой белого лба и стал что-то тихо и быстро шептать. Юноша прислушался, но слов разобрать не мог. Он посмотрел на мать, затем на отца, но на лицах их читалось такое же непонимание. Атмосфера как будто бы накалилась. Никто не смел обронить и словечка, пока жрец вдруг не отшатнулся в ужасе. Он мог даже потерять равновесие, не окажись у него под рукой палки. Женщина вздрогнула вместе с сыном. Старик обернулся, и внимательно посмотрел на светловолосого юношу.
— Это дитя не должно жить, — сказал он негромко, но в то же время чётко и категорично.
— Как же так, уважаемый жрец? — удивился юноша, украдкой уловив растерянность на лице собственной матери. Старик выдержал паузу.
— Его мать, кем бы она ни была, знала, что делала...Эта женщина не наших земель, преследовать её вы уже не сможете, она так же далеко, как севшее за горизонт солнце. Над этим ребёнком я увидел тьму...боюсь, я даже не знаю, что именно увидел. Это было лицо, затем их стало два. Это мрак, хаос, разрушение...хагалаз... — старик снова взглянул на младенца, крепче ухватился за палку и перевёл взгляд на Анвиля. — Ты должен исправить свою ошибку, юноша. Отнеси дитя в лес, проткни тельце кинжалом и оставь на съедение хищникам. Лишь когда последнюю косточку его унесёт дикий зверь, опасность минует. Ты услышал меня?
Анвиль похолодел и с мольбою взглянул на родителей.
— Я-я не убийца, я не могу так поступить...
— Это необходимая мера, — заключил старик, — ты же хочешь, чтобы твоя деревня и дальше жила в мире? Чтобы страна, в которой ты родился, не знала войн?
— Но ведь Ревердас и так ни с кем не воюет.
— Сегодня нет, но уверен ли ты в завтрашнем дне? Мой долг — обезопасить народ, который окажется мёртв, покуда ты не выполнишь моё указание. Потому от этого будет зависеть и твоя судьба. Сделай, как я велел. Ежели поступишь иначе и вернёшься домой, не выполнив наказа, я узнаю это...я прокляну тебя юноша, и ты будешь вечно искать этого ребёнка, чтобы избавить себя от мук.
Женщина в страхе кинулась к сыну и заключила его в объятия.
— Уважаемый жрец, — взмолилась она, — смилуйтесь! Мой сын не сделал ничего дурного!
— Дурное можно делать и не ведая об этом. Я даю тебе время до рассвета, юноша, — с этими словами жрец развернулся и спешно покинул дом. Анвиль почувствовал, как им овладевает дрожь.
— Матушка!
— Ох, горе, свалилось на нашу голову! — женщина прижала сына к себе и из глаз её покатились слезы. Мужчина насупившись стоял чуть поодаль. Юноша смотрел на крохотное тельце и не мог представить, себя палачом. Почему это случилось именно с ним?
— Я не хочу убивать, матушка...я не могу пустить кровь...
— Прекрати причитать, женщина, да отойди от сына, — вмешался отец, после нескольких секунд неловкого молчания. — Ты слышала жреца, пусть исправит то, во что вмешался. Ребёнку было суждено умереть, значит, так тому и быть. Он более не останется в нашем доме. Не хватало ещё духу нечистого здесь. Никто ведь больше не знает о нём, правда?
Женщина отрицательно качнула головой.
— Вот и славно, — констатировал мужчина, — возьми его, Анвиль, возьми огонь и нож, ступай с лес, пока совсем не смерклось, да сделай, как велел жрец. Не смей его ослушаться, иначе тебя ждут бедствия. Никто никогда не узнает об этом ребёнке, о том, что он вообще был.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Но как же я буду жить с этим, отече? Как мне свыкнуться с мыслью о том, что я убийца?
— Ты уничтожаешь зло. Это будет смерть во благо, во спасение. Думай о том, что помогаешь народу.
— Какое зло может быть в ребёнке, что ещё не может ни мысль, ни говорить, ни даже сидеть?
Мужчина приблизился к сыну и опустил тяжёлую руку ему на плечо.
— Жрец много лет оберегает нашу деревню от бедствий. У нас нет повода ему не доверять. Мы ничего не знаем об этом ребенке: кто его мать, как он появился? Быть может, он был зачат во зле. Зачем-то же она пыталась от него избавиться. Возьми мой нож и ступай...сделай всё быстро и ворачивайся, я буду ждать тебя на крыльце. Смотри, чтобы лишние глаза содеянного тобою не видели...
