— Да, — вздохнула Сесси, — похоже, Алфред сделал всё, чтобы немцам в его доме было уютно…
— А что ему остаётся, — сказал Антс, — уж лучше так, чем взять винтовку и в лесу людей подстреливать, а то и на фронт пошлют…
Ниргит, — Король вспомнил, как в Главном Городе в зоопарке видел красивую шуструю зверюшку, похожую на белку, но другого цвета и крупнее, то была ласка, по-эстонски Нирк, — Ниргит предложила Его Величеству потрудиться, принести дрова из сарая для топки, и он с радостью взялся за работу. Ему казалось, для Ниргит он мог бы сделать самые невероятные вещи, всё равно, что для Марви, даже спасти от чего-нибудь, от какой-нибудь опасности.
Когда он внёс последнюю охапку дров, выяснилось, что гостей прибавилось: появился высокий статный человек, к нему все обращались с очевидным уважением. Он, конечно, был красив. У Короля к нему сразу же возникло смешанное чувство уважения, ревности и зависти. В его высокородном мозгу мелькнула неосознанная мысль: таким бы хотелось и ему вырасти.
— А вот и соперник твой, Калев, — засмеялся усатый таракан, как его мысленно обозвал Король, хотя имя его Мартин. Обычно добрякам свойственна этакая насмешливость в манере обращения. Калев серьёзно посмотрел в глаза Его Величеству и предложил:
— Давай поборемся? Кто победит — тому и Ниргит.
Нет, видали! Нашли дурака! С такими глыбами надрываться он не намерен, не игрушка для них, в конце концов.
— Потом, — ответил Король гордо, как и подобает его рангу, — через десять лет.
Ответ вызвал всеобщее одобрение и веселье, а Калев признался:
— Победил. Стопроцентная моральная победа. Но давай делиться с тобой по-братски: ты мне оставляешь Ниргит, я тебе даю любую из моих сестричек, хочешь — бери Роози, она самая молодая, твоя ровесница, красавица; или Линду бери, постарше, но работящая, а хочешь — Эдну возьми, немного старовата, ей двенадцать стукнуло, но тоже красавица, у нас девки все красивые.
Всем было весело, смеялась и Ниргит, воспрянул духом и Король: он показал, что не так-то прост, как могут о нём подумать, и он опять оказался в центре всеобщего внимания, однако за это надо было заплатить: усатый таракан взялся пытать его в том же духе, что и давеча.
— Расскажи-ка… Ты сказал, что всё равно знаешь, о чём там у вас разговоры ведутся в торжественной комнате… Нам не скажешь?
Отчего же не сказать, пожалуйста, на свою память Королю жаловаться ещё не приходилось. Во-первых, советские комиссары бегут в Турцию, и их там помещают в специальные лагеря на Трапезунде, но что это такое — трапезунд — об этом не говорили. Во-вторых, немецкие войска молниеносно продвигаются к Москве, и доблестные немецкие солдаты уже маршируют по улицам Одессы, а где это — не сказали. А восторженные толпы людей в Одессе бросают им букеты цветов да скандируют: «Гейл Хитлер!» Так же и румынские солдаты там ловят цветы. А ещё говорили, что большевики увели детей из детских домов, что в Тарту во дворе тюрьмы откопали двести человек расстрелянных большевиками, что…
Больше неинтересно? Нет так нет. Как хотите. Или не верите? Но он же это не выдумал, и взрослые люди в торжественной комнате все самостоятельные, хотя бы Алфред, или немецкие офицеры, ведь, наверное, не просто стать офицером, а Килк — врач, учёный человек, лечит коленки Короля, говорит на немецком языке даже во сне… А Тайдеман?
Однажды Тайдеман, когда немецкие гости ушли, продолжал рассказывать Алфреду, что в третьем рейхе уже в тысяча девятьсот тридцать пятом существовали планы колонизации Балтикума и России. Тайдеман рассказывал про непонятную идею генерала фон Гофмана об организации отделений пропаганды в Латвии, Литве, Эстонии, чтобы захватить эти страны и Россию для нацизма: уже тогда в третьем рейхе видели в Балтикуме место для немецких военно-морских баз.
— Советы были бы дураками, допустив, чтобы немцы их опередили.
Алфред спросил, откуда Тайдеман всё это знает.
— О, Тайдеман знает! — воскликнул старый скряга. — Тайдеман читал об этом в парижской газете «Эхо де Пари» ещё тогда, когда наследнику Алфреда было только три года, статья называлась «Не забудьте про Балтикум». Да, да… Литву полагали присоединить к Кенигсбергу, Латвию и Эстонию под базы, финнам стеречь у ворот Ленинграда… Да, да. Что же оставалось Советам? Они, что и говорить, действовали топором, грубо, по-варварски даже, но кто в этой политике особенно деликатничает? Конечно, смешно идти благодетельствовать своей «пролетарской» (царскую они не признавали) культурой в народы, имевшие свою достаточно развитую культуру! Но это другой разговор, да, да…
Так что Король Люксембургский всё помнит, всё слышит, видит и соображает, но если его не хотят слушать здесь, он не навязывается, он вовсе не расположен болтать, а согласился на это разве только ради Сесси и Ниргит, но раз они считают, что перловая каша с молоком важнее — пожалуйста, пожалуйста.
Король с удовольствием ел кашу с молоком, был доволен, продолжал находиться в центре внимания, королям нравится быть в центре внимания, поэтому, когда пришли ещё знакомая девушка с парнем, — в своё время он их принимал на веранде у реки Тори, — то стал скучать, интерес к его персоне поостыл, его словно перестали замечать, даже Ниргит и Сесси. Что ж, пусть не думают, будто он в них прямо-таки нуждается… У него дел предостаточно, у него и машина летательная есть — он улетит.
Против такого его заявления никто не возражал — обидно, конечно. Всё-таки была надежда, что будут отговаривать, мол, побудь ещё, и так далее. Но нет так нет — пожалуйста. Он вежливо поблагодарил за кашу с молоком, со всеми распрощался. И пошёл. Проводить его они всё-таки вышли, эти женщины — Сесси и Ниргит, хотя вдогонку их поторапливали.
— Вы скоро? Не задерживайтесь.
Какая наглость!
Бог с ними, с этими женщинами. Он их отпустил у калитки: идите себе, раз там так ждут — не терпится.
— Ангелочку привет передашь? — засмеялась вслед уходящему Королю Сесси. Он передаст привет, ему нетрудно. Прощайте.
Ушёл гордо. Велосипед толкал рядом. Не лезть же на их глазах в эту дурацкую раму. И только когда усадьба скрылась за можжевельником, примостился на своём аппарате и начал враскачку давить на педали, развивая максимальную скорость, чуть мышь не задавил. Долой! Очень нужны ему чьи-то сёстры! Какая-то Роози, какая-то Линда, какая-то Эдна… Долой отсюда!
Они доехали до города молча, ни от кого не спасались. Настроение у Короля подавленное, он даже порою забывал, что едет не один, что Марви с ним. Думать он ни о чём не думал — о чём тут подумаешь особенно, когда словно механизм, вверх-вниз, вверх-вниз, качаешься… постоянно охота выпрямиться. Да, интересно бы знать, почему это женщинам изготовляют удобные велосипеды, а для мужчин неудобные? Какой дурак это придумал? При въезде в город наехал на камень и чуть не пролил молоко, которым его снабдила Ангелочек, несмотря на его героическое сопротивление. Доехав до тюрьмы, притормозил, чтобы поглазеть на приклеенный к стене большой белый плакат с чёрной каёмкой, словно похоронное объявление, над текстом распростёр крылья чёрный орёл, повернув голову набок, вроде ему неохота смотреть на читающего.
«Эстонцы! — кричало с плаката. — Не забудьте, что вступление в связь с военнопленными запрещено! Стало известно, что некоторые вступали в разговоры с военнопленными на улицах, принимали от них деньги для покупки им одежды, папирос, еды. Не забывайте что эти „непобедимые“ красноармейцы отправляли ваших родственников голодать в Сибирь, убивали людей, грабили жилища. Разве уже забыты изувеченные трупы на Замковой площади? Никто не требует, чтобы с ними поступали так, как они — с нами, но необходимо исполнять требования в отношении военнопленных. По распоряжению префекта, нарушивших запрет интернируют и строго накажут по законам военного времени. Если кому-нибудь необходимо встречаться с военнопленными, для этого нужно обеспечит разрешение военных властей.
Префект полиции»
Лично Королю ещё не приходилось видеть на улицах военнопленных. Конечно, интересно бы посмотрев на них, действительно они такие страшные, все урод каких показывают в кинотеатре до начала фильмов «Вохен рундшау» — обзоре недели? Королю нравилось изучать оформление городских улиц и площадей: когда были большевики, то везде висели лозунги да портреты людей, особенно Сталина. Он запомнил ещё одного очкарика — Молотова. Теперь же вместо портретов объявления и приказы, на некоторых орёл, который отворачивается. Вот на доме за ратушей, где вино продают, опять что-то есть, какие-то листики. Король пристроился изучать их, орла на них нет, на одном написано: «Призыв!» А текст гласил следующее:
«Большевистский режим основан на обмане, его действительное содержание многим известно, большевики тщательно уничтожали разоблачавшие их материалы. Поэтому просим всех граждан спасти и сохранить всевозможные пропагандистские брошюры, плакаты, лозунги, свидетельствующие о советской деятельности, собрать и записать их „модную народную поэзию“, анекдоты про их жизнь, песни, высмеивающие большевистский режим. Всё, характеризующее этот мрачный период в жизни народа. Собранные материалы сдать в государственный архив в Главном Городе».
