Мария Парр. Тоня Глиммердал
Письмо
Едва ты сойдешь с корабля на пристани внизу, как сразу почувствуешь ветер Глиммердала. Даже сейчас, в зимние холода, ты его непременно различишь. Просто прикрой глаза. Он пахнет соснами. И елками. А теперь — вперед.
Тебе нужно идти прямо, никуда не сворачивая, мимо закрывшегося киоска, магазина, парикмахерской Тео и дальше всё время вдоль реки.
Поначалу дорога довольно ровная и попадаются дома. Возле одного из крайних стоит экскаватор. Здесь живут Петер с мамой.
Потом снега и леса станет больше, а домов меньше. Дорога сделается вдвое уже и вдвое круче.
Очень может статься, ты усомнишься, туда ли идешь (если сомнения не одолели тебя раньше). Но всё в порядке. Едва ты так подумаешь, как сразу увидишь указатель. «Глиммердал» — написано на нем. Ты идешь, как ни странно, правильно.
После указателя первым появится кемпинг. Слушай меня внимательно. Ни за какие коврижки туда не заходи! Не послушаешься — пеняй на себя. Не говори потом, что тебя не предупреждали. Клаус Хаген, владелец кемпинга «Здоровье», такой противный человек, что по-хорошему его надо бы засунуть в стиральную машину и прополоскать ему мозги. Он не понимает шуток и ненавидит детей, особенно если они издают звуки, особенно громкие. А уж если дети разобьют из рогатки окно в кемпинге (не нарочно, само собой), то их он ненавидит лютой ненавистью! Ребенок, разбивший окно, тоже Хагена не любит, если уж хотите знать правду. Случается, ночью она лежит и думает, не разбить ли еще одно.
Так что если у тебя на плечах голова, в кемпинг лучше не суйся.
За кемпингом лес, снег пригибает ветки почти до головы. Кое-кто называет этот лес Сказочным. За лесом стоит зеленый дом Салли, он на сказку совсем не тянет. Лиловые букли самой Салли виднеются за горшками в гостиной. Салли тебя уже заметила. Она всегда на посту и всё видит. Будь ты мышкой в маскировочном халате, ты и тогда не проскользнешь мимо ее домика незамеченным. Вздремнуть после обеда она не ложится.
Благополучно миновав дом Салли, ты наконец увидишь мост через реку Глиммердалсэльв. Если перейти на ту сторону и подняться вверх по крутому взгорку, там будет хутор[1] Гунвальда. А если не переходить мост и пойти в горку влево, придешь на хутор Тони и ее семейства. Других хуторов здесь в предгорьях нет.
Ну вот — ты в Глиммердале. Добро пожаловать!
Глава первая, в которой Тоня едва не делает сальто на лыжах
Холодными февральскими днями в Глиммердале очень тихо. Река не бурлит, она скована льдом. Птицы не щебечут, они улетели на юг. Даже овец не слышно, они заперты в хлеву. Кругом только белый снег, темные ветки и высокие молчащие горы.
Но посреди всеобщей безмолвной белизны чернеет точечка, которая собирается как раз сейчас нарушить тишину воплями. Черная точечка стоит на горе Зубец в начале длинного и очень крутого лыжного спуска. Точку зовут Тоня Глиммердал. Папа ее держит хутор в долине Глиммердал, а мама изучает море далеко на море. У Тони грива рыжих львиных кудрей. На Пасху ей исполнится десять. Она собирается отпраздновать юбилей так, чтобы горы пустились в пляс.
Клаусу Хагену, владельцу кемпинга «Здоровье», который так не любит детей, вроде бы грех жаловаться. Во всем Глиммердале всего один ребенок. А вынести одного ребенка, казалось бы, по силам даже Клаусу Хагену. Но нет. Как раз таких детей, как Тоня Глиммердал, Клаус Хаген на дух не выносит. Что-то в ней есть такое… Короче, постояльцы кемпинга «Здоровье» с первого взгляда понимают, что главная в Глиммердале — Тоня, а у Хагена просто кемпинг в ее долине. К счастью, маленькая повелительница Глиммердала гостеприимна даже сверх меры.
— Тоня, тебе на лбу надо бы написать «Добро пожаловать!», — сказала однажды тетя Идун.
Зимой следы Тони и ее лыж покрывают зигзагами весь Глиммердал из конца в конец.
— Я отпустил ее утром на выпас и жду, что она вернется к вечеру, — отвечает папа Сигурд, когда заглянувшие на хутор соседи спрашивают его, куда он подевал свою дочь, а об этом в Глиммердале спрашивают всегда.
«Гроза Глиммердала» — вот как называют Тоню.
Тоня переступает так, чтобы концы лыж смотрели строго на гребень Стены — отвесной скалы. Сегодня последняя пятница перед каникулами, их рано отпустили из школы, и сейчас еще светло.
— Зимние каникулы — хорошая штука, — говорит Тоня самой себе. — Зимние каникулы и катание с гор.
Спуск к Стене очень крутой. Настолько, что Тоне, стоящей в его начале, нелегко заставить себя тронуться с места, но с другой стороны — так всегда делают тетя Идун и тетя Эйр, когда приезжают домой на Пасху: они стартуют отсюда, с горы Зубец, и несутся на бешеной скорости, так что белая пена снега стоит за ними, как шлейф невесты. С гребня отвесной Стены они прыгают как с трамплина и летят высоко-высоко. Тетя Эйр вдобавок делает сальто.
— Мне для жизни нужны две вещи, — говорит тетя Эйр, — скорость и самоуважение.
Тоня считает формулу тети Эйр очень мудрой. И в отсутствие теток, пока они учатся в Осло, упражняется в вещах, связанных со скоростью и самоуважением.
Но есть одно железное правило: Тоня Глиммердал не делает даже простейшего прыжка на лыжах, если Гунвальд не следит за ней в бинокль из своего окна. Во-первых, что за радость прыгать, когда никто на тебя не смотрит? А во-вторых, хорошо, чтобы кто-нибудь мог позвонить в Красный Крест и вызвать спасателей, если она приземлится так, что встать уже не сможет. Дом Гунвальда довольно далеко от горы Зубец, зато у Гунвальда мощный бинокль. Тоня вскидывает руки и машет, показывая, что готова к старту.
Тишине в Глиммердале приходит конец.
— У Пера когда-то корова была! — кричит Тоня, отталкиваясь палками.
Когда несешься на лыжах, очень важно петь. Обычно, когда Тоня прыгает с отвесной Стены, она вопит так громко, что по шее Зубца сходят небольшие лавины.
— У Пера когда-то корова была!
Тоня приседает, сгибает руки и опускает голову, чтобы уменьшить сопротивление воздуха.
— Но всё же на скрипку ее он сменял!
Стена всё больше, гребень ее всё ближе, и Тоня знает, что петь теперь нужно оглушительно громко, иначе начнешь ужасно сильно раскаиваться.
— Но всё же на скрипку ее он сменял!!! — орет Тоня, и песня эхом раскатывается по горам Глиммердала.
Елки-иголки, ну и скорость! Ужас как быстро растет Стена прямо перед ней. Строго по курсу… Ну почему она не учится на ошибках?! Ну почему она ни на чем ничему не учится?! Вот-вот она окажется на гребне Стены. Вот-вот лыжня пойдет вверх.
Всё, пошла вверх. Тоня зажмуривается. Гребень. У нее сводит живот и немеют ноги.
— На добрую старую скрипку-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!..
Тоня летит. Ни разу прежде она не успевала пропеть так много из «Пера-скрипача» во время прыжка. Неслабо, однако, — почти целый припев! Если бы она умела делать сальто, как тетя Эйр, то успела бы сделать три.
«Но сальто я пока делать не умею, а жалко», — думает Тоня, продолжая лететь. «Или уже умею…» — думает она, потому что замечает, что голова у нее там, где должны быть ноги, а ноги — там, где обычно бывает голова.
Наконец, после совершенно замечательного затяжного полета, Тоня шмякается в снег, как шоколадная фигурка в кремовый торт. Кругом бело и холодно, Тоня лежит и не знает, жива она или нет. О том же наверняка тревожится сейчас у своего окна Гунвальд. Тоня лежит неподвижно. Потом слышит звук — стук своего сердца. Тогда она осторожно трясет головой, чтобы ее содержимое улеглось на место.
«Это было сальто или нет?» — думает она.
Глава вторая, в которой Гунвальд и Тоня разговаривают о том, как было раньше
Дом, в котором живет Гунвальд, очень-очень большой. У Гунвальда есть хлев и овцы, как и у Тониного семейства, только с его овцами непрерывно случаются неприятности. То они сбегают, то мрут, то объедают тюльпаны Салли. Счастье, что у Гунвальда при этом есть еще столярная мастерская. Благодаря ей он может насладиться старостью и попридержать пенсию. Гунвальду семьдесят четыре года, и он лучший Тонин друг.
— Неслабо, однако, — говорит Тоня в мрачные минуты, — закадычный друг у меня — упрямый старый пень. Всё же выбор в Глиммердале прискорбно мал.
Хотя на самом деле Тоня знает, что не выбрала бы в лучшие друзья никого, кроме Гунвальда, даже если бы в каждом доме Глиммердала имелось по ребенку десяти лет. Она любит Гунвальда так сильно, что у нее иногда щемит от этого сердце. Кстати, он ее крестный. Тоня считает, что папа с мамой проявили мужество, доверив огромному лохматому троллю нести ее к купели в день крестин. Если б Гунвальд был не в настроении, он легко мог разжать руки, и она бы шлепнулась прямо на каменный пол церкви. Когда на него находит, от него всего можно ждать, правда. И все-таки папа с мамой хотели, чтобы крестным был именно Гунвальд, и никто другой. Они положили Тоню в его огромные руки, и с той минуты он ее не бросает.
