— Какая была, ту и убила! — грубо ответила Марья Дмитриевна. — Тщательнее надо было операцию подготавливать.
Впервые за тридцать без малого лет совместной жизни Дмитрий Дмитриевич выругался при жене забористым матом.
***
Опергруппа работала в квартире на Семнадцатой линии уже третий час, когда со старшим группы капитаном Гусевым связалась по телефону следователь Громова.
— Ну, Сергей Петрович, докладывай, что там у вас?
Два трупа, Анна Николаевна, мужчина и женщина, огнестрельное ранение, судя по характеру — ПМ, оружие брошено на месте преступления, конечно, нужна экспертиза, но, предварительно, именно из этого «Макарова» и стреляли. Обнаружена бежевая лайковая перчатка, женская, с правой руки, со следами оружейной смазки, думаю, экспертиза покажет и наличие пороховых следов. Мужчина убит выстрелом в спину, поврежден позвоночник, обильное кровотечение, предварительно — именно потеря крови и послужила причиной смерти. Женщина убита двумя выстрелами — в грудь и в горло, который из них смертельный — покажет экспертиза. Стреляли через подушку, чтобы заглушить звук. Положение тел показывает, что в момент убийства потерпевшие того… извините… трахались. Хотя находились на кухне.
— Сергей Петрович, отставить скабрезную ухмылку, по голосу слышу, как ты скалишься. Не порнуху смотришь, двойное убийство расследуем.
— Извините, Анна Николаевна, ко всему, понимаете, привык.
— Что с личностью потерпевших?
— Считайте, что удалось. Оба сюда на машинах приехали, потому что права при себе. Ну не то чтобы при себе, при себе-то у них ничего не было, кроме самих себя…
— Сергей, отставить пошлости!
— Все, прошу прощения. В общем, потерпевший мужчина — Власов Юрий Георгиевич, потерпевшая женщина — Ли Фан Алла Викторовна…
— Как? Что за фамилия такая?
— Китайская фамилия, — ехидно ответил капитан.
— Она что — китаянка? Почему же тогда Алла Викторовна?
— Никакая она не китаянка, самая что ни на есть русская и даже блондинка. Замужем за китайцем, да не за простым, а за очень крутым бизнесменом, не знаю, как и назвать — «новым русским» вроде не звучит, а «новый китайский» непривычно…
— Еще миллионера китайского нам не хватало!
— Вот-вот. Вы с ним свяжетесь-, пригласите для опознания, или мне звонить?
— Сама свяжусь, не беспокойся, Сережа.
— Неприятности будут, Анна Николаевна, печенкой чую. Похоже на заказное убийство, китаец за жену нас всех на уши поставит! А у нас, кроме перчатки, никаких улик…
Милиция, разумеется, не предполагала, что в деле имеется свидетель — продавщица Света из цветочного ларька. В тот раз, когда приятельница сообщила ей, что ее любовник прожигает жизнь в ресторане с какой-то бабой в песце до полу, Света поспешила в ресторан, чтобы устроить скандал, но по дороге одумалась. Неизвестно, пустят ли ее в ресторан, а если и удастся проскочить, то скандала устроить не дадут — просто вышибалы утащат в уголок и набьют потихоньку морду, еще синяков ей не хватало. Света решила проследить за любовником, а потом его шантажировать. Не хочет по-хорошему, будем действовать по-умному! Свету прямо затрясло, когда она вычислила Белую Галину — немолодую толстую тетку. Стало ясно, что к ней у Юрика интерес чисто денежный. Однако дальнейшая слежка стала бесперспективной, потому что Белая Галина оказалась женщиной незамужней и самостоятельной. Ну откроет ей Света глаза на вероломство мордатого Юрика, ну выгонит Галина Юрика в шею, а Свете-то с этого какая прибыль? Юрик с ней тоже не останется, да и какой с него прок, ведь денег у него нет, это теперь Света точно знала. Но в этот раз Свете повезло, потому что в квартиру на Семнадцатой линии приехала вслед за Юриком какая-то совершенно обалденная баба, судя по машине и шмоткам, очень богатая. Это был перспективный вариант, и Света устроила наблюдательный пункт у подъезда, предварительно записав номер машины богатой бабы.
В подъезд входили люди, ведь это был обычный жилой дом, Света замерзла и решила подождать внутри. Зачем она ждала, она и сама не знала, просто очень злилась на своего бывшего любовника. Она поднялась наверх, постояла немного у двери в квартиру, ей даже показалось, что она услышала какой-то хлопок — не иначе, шампанское открывают. Изнутри послышались шаги и скрип открываемой внутренней двери, Света нулей взлетела на верхний этаж и притаилась. Кто-то вышел из нужной квартиры и пошел вниз. Света выглянула из лестничного окошка и заметила выходящую женщину средних лет, скромно и неброско одетую. Женщина спокойно зашагала к автобусной остановке, а Света заметила, что она оставила дверь квартиры незапертой. Это было странно, во-первых, кто такая эта женщина — прислуга, что ли? Света прислушалась, в квартире царила абсолютная тишина, тогда она позвонила в звонок. Тишина была просто гробовая. И хоть внутренний Светин голос криком кричал, чтобы она этого не делала, Света решилась зайти в квартиру.
Через минуту она вылетела оттуда с выпученными глазами, моля Бога, чтобы никто не увидел ее на лестнице, и радуясь, что не сняла перчатки.
***
Я не спеша брела домой от метро. В последнее время я совсем перестала спешить. После смерти Людмилы мной овладела какая-то апатия, ничего не хотелось делать. Я через силу ходила на работу, через силу занималась домашними делами. Единственным существом, кто действовал на меня благотворно, был внук Ромочка. Поэтому вечера мы проводили с ним вместе, а его родители хозяйничали, если можно так выразиться. Однако в этот вечер дети ждали меня на улице с коляской. Оказывается, им надо было идти в гости, а я забыла. Мне вручили Рому, и дети помчались к метро. Внук сладко спал, даже соску выплюнул, поэтому я решила прогуляться еще немного вокруг дома. Потом я вспомнила, что Лизавета крикнула на бегу, что в доме нет хлеба, и решила перейти дорогу, чтобы забежать в магазин.
Зима в этом году была снежная, а снег в наших окраинных районах убирают редко, естественно, что коляска забуксовала. Я рассердилась, налегла на нее всем весом, коляска стронулась с места, мы вылетели на скользкую мостовую, и тут отвалилось заднее колесо. Колесо от Ромкиной коляски — это кошмар моей жизни, оно всегда отваливается в самый неподходящий момент. Колесо катилось прямо под надвигающийся грузовик, а на нас с Ромочкой по встречной полосе летел «мерседес». Чуть ли не на весу потащила я коляску через дорогу, не надеясь на совесть водителя «мерседеса». Сверхъестественным усилием мы перебрались через снежные заносы и остановились перевести дух. На оставшееся на дороге колесо я взглянуть не решалась — ведь его переехал грузовик. Во мне поднималась ужасная злость на зятя — столько раз просила его починить колесо у коляски! Он каждый раз послушно кивал и тут же выбрасывал из головы эту мысль.
Есть два типа мужчин. Одни всегда со всем соглашаются, другие все отрицают. Валерик со мной выбрал соглашательскую политику. Что бы я ни попросила, как бы я его ни воспитывала, он всегда вежливо улыбался и говорил:
— Да, Наталья Евгеньевна… конечно, Наталья Евгеньевна… обязательно… — и забывал о моих поручениях тут же.
А поскольку я не могла его контролировать и понукать, потому что вечно пропадала на работе, дело оставалось не сделанным. Скандалить и поносить зятя в открытую я не хотела, потому что он все же муж моей дочери и отец Ромочки. А то они разведутся, и я буду виноватой.
Пока я стояла, с тоской пытаясь сообразить, что же мне делать, ведь коляска на трех колесах да еще по снегу вряд ли поедет, кто-то тронул меня за рукав. Передо мной стоял ангел-избавитель в образе лохматого знакомого с таксой Ромой в одной руке и с колесом от коляски в другой.
— Вот, — сказал он, — оно почти не погнулось.
От умиления я прослезилась и погладила такса Рому по головке. Его хозяин уже сидел на корточках и пытался приладить колесо.
— Там такой шпенечек! — молвила я.
Лохматый издал какое-то нечленораздельное шипение, из чего я поняла, что шпенечек он нашел, и тот успел оцарапать ему палец. Кое-как приладив колесо, мой спаситель сказал, что до дому мы доедем, а там надо все сделать как следует. Тут я заметила, как он морщится и зажимает руку носовым платком, и на снег даже капнула кровь. Порез был глубоким, да еще колесо грязное, это чревато неприятными последствиями.
— Вам надо домой, руку перевязать! — заволновалась я.
— Успеется, — отмахнулся он, — и вообще, это левая рука, нерабочая. А вы одна до дому не доберетесь, я вас провожу.
Тут мы сообразили, что идти нам в одну и ту же сторону, и засмеялись. По дороге домой, пока мы осторожненько проводили коляску между сугробами, мой новый знакомый успел рассказать мне, что тещу отправили в больницу, состояние не очень тяжелое, но недели две она там пробудет. И теперь он вынужден мотаться сюда каждый день, чтобы гулять с таксой, потому что, с одной стороны, у тети соседи новые, незнакомые, а другие сами хоть и приличные люди и Ромку любят, но сын у них великовозрастный оболтус, так что ключи от тещиной квартиры доверять им никак нельзя. А еще к теще в больницу надо ездить хоть через день.
