Неожиданно Цицерон выступает с речью против триумвиров. Катон доказывает, что можно ходить без обуви, босиком, и это приводит его в бешеное исступление. Цезарь захватывает Иллирию и обе Галлии. Целых пять лет он передвигается в носилках, и повсюду за ним следуют две повозки с буксовыми табличками. Помпей завоевывает Испанию. Красс — Сирию. В Галлии Цезарь обнаруживает существование племени, населяющего берега в долине Сены: посреди реки видны два маленьких островка, там растут левкои, гнездятся утки. Они клюют червей в тени собора, которого еще нет; эта тень придает сырой траве, где кормятся утки, сумрачный голубоватый оттенок.
Он много размышлял о камнях, о том, что строится из камней. В 65 году Цезарь был куратором Аппиевой дороги: он приказал вымостить ее камнем. При нем были созданы пристани для разгрузки барж, возведен мост, выстроены два постоялых двора, две почтовые станции с перекладными лошадьми, шесть трактов. Он велел ставить на каждой миле путевые столбы и высекать надписи, прославляющие его имя, — эдакие рекламные щиты той эпохи, более долговечные, конечно, но столь же заметные. Цезарь коллекционировал драгоценные камни, предпочитая крупные, размером чуть ли не с булыжник, а также чеканные сосуды, амфоры и статуи, покупал за бешеные деньги красивых и образованных рабов. Собирал он и картины старинных мастеров, в частности Перейка. В 59 году он подарил женщине, которую любил сильнее всех тех, с кем спал, — Сервилии, матери Брута, — жемчужину стоимостью в полтора миллиона денариев.
Больше всего на свете он любил друзей, но их у него не было. Публий Клодий надевает длинную женскую тунику, прикрывает голову накладными волосами. Вспоминается роман Альбуция «Raptus in veste muliebri» (дословно: «изнасилованный в женском наряде»), где юношу, облачившегося в женские одежды, насилуют мужчины. Клодий проникает в дом Цезаря во время праздника Доброй Богини. Поставленный перед выбором между любовью и дружбой, Гай Юлий Цезарь ни минуты не колеблется. Он отвергает жену. И сохраняет друга. Не было человека, кому он поверял бы свои тайные мысли.
Всю свою жизнь он провел в носилках, за написанием писем. Он писал всюду и всегда — в пути, за столом, в постели. Говорил, что нужно уметь находиться сразу в нескольких местах и использовать как свое присутствие, так и отсутствие, ибо второе из них более загадочно и интригующе, нежели первое. Его главными секретарями были Оппий и Бальб. У них имелся свой тайный шифр и условные сокращения.
Счастье не знает пределов. Повелевать, наслаждаться любовью, строить мир, где все тебе подвластно, жить в бесконечном вихре деятельности и новых, неожиданных свершений, из страха, что в покое все загнивает, сплавлять воедино удачу и усталость, прозрение будущего и внезапные препятствия на пути к нему — все радовало его, все доставляло удовольствие. Мне помнится одна фраза Цицерона, которая включена в «Латинскую грамматику» Кейру и может служить тому убедительным примером: «La cause de Cesar ne manquait de rien: elle manquait seulement de cause». В пятом классе мы хором декламировали это изречение, и оно казалось нам пустым, ходульным. В те времена школьники носили короткие серые фланелевые штаны, из которых торчали худые озябшие коленки — голые, незагоревшие
коленки, испещренные черными зудящими болячками. Их всегда ужасно хотелось отковырнуть, но было боязно. И это тоже захватывало, только по-другому. Время никак не проходило, но вдруг прошло. И ныне эта фраза Цицерона кажется мне все более и более мудрой, ибо в ней заключена вся правда. Правда о любых вещах, о любом поступке, о любом живом существе. Правда обо всем на свете, вплоть до сплетенных ног в породившем нас соитии. Вплоть до внезапного возникновения полового органа у зародыша на двадцатый день жизни в материнском чреве. Вплоть до ссадин на детских коленках, как раз над краем фланелевых штанишек; их ткань слегка вохрилась, кое-где ворсинки сбивались в комочки. Вплоть до этих сереньких комочков. Но довольно о Цезаре.
Глава одиннадцатая
РОМАНЫ О ГОМОСЕКСУАЛИСТАХ И РАСПУТНИКАХ
Итак, Альбуций примыкал к партии Помпея. В продолжение трех месяцев он активно занимался доставкой оружия для его сторонников. В ту пору ему едва исполнилось двадцать лет, он еще не был женат, еще не публиковал свои романы, однако до самой смерти Альбуций Сил хранил верность помпеянцам. Вот они — плоды воспоминания о чутких крошечных ушках серого гиппопотама. О Помпее Альбуций говорил: «Dederunt victis terga victores» (Мы видели, как победители бегут от тех, кого победили). Цестий утверждал, что Альбуций украл эту максиму у Публия Аспрена. Впрочем, в Риме все писатели занимались взаимным плагиатом. Искусство понималось как соревнование произведений и соперничество людей. Оригинальность сюжета, как и оригинальность мысли, не считалась главенствующей. Никто не говорил: «старинные» и «современные», «старые» и «молодые»; существовало лишь противопоставление «древних» «новым», при том что эти последние стремились попасть в разряд «древних». Среди романов Альбуция вряд ли сыщется хотя бы один, чей сюжет он мог бы назвать своим собственным. Персональными надлежало быть только нюансам, манере письма, лексике, деталям и стилю. Так, однажды Ареллия Фуска обвинили в краже какого-то тезиса у Адэя, на что Ареллий возразил: «Do operam ut cum optimis sententiis certem nec illas corrigere conor, sed vincere» (Я стараюсь бороться с самыми удачными мыслями, но не ослабляя их, а захватывая в плен).
Отец Сенеки-ментора в беседе с другом упомянул максиму, которой пользовался Фукидид: «Успех надежно скрывает и маскирует в своей тени все промахи». Альбуций напомнил, что Саллюстий украл эту максиму для жизнеописания Цезаря: «Успех — покрывало для пороков». Альбуций Сил сказал: «Саллюстий — умелый мастер. Он победил грека, обокрав его». Я изложу здесь, слово в слово, шесть романов, чей юридический аспект — чистейшая условность. Отзвуки всех этих дебошей, гомосексуальных насилий и солдатских разгулов до сих пор напоминают о войнах, обагрявших кровью мирные города и селения и наводивших ужас на всю страну.
СОЛДАТ МАРИЯ
MILES MARIANUS
Во времена войн с кимврами некий трибун, родственник Мария, то и дело запускал руку под тунику одного молодого солдата и хватал его за тестикулы. Но юноша всякий раз отвергал эти авансы и, разжав пальцы трибуна, спасался бегством в лагерь.
Спустя некоторое время скорченный труп трибуна находят в луже крови, с перерезанным от уха до уха горлом. Молодой солдат сознается в этом убийстве. Его приводят к Марию, в ту пору императору:
— Разве ты не должен был повиноваться старшему?
— Солдат готов претерпеть любые тяготы войны, вплоть до гибели, но подставлять свой зад другому он не обязан.
— Неужто твой зад стоит жизни трибуна? Уж не думаешь ли ты, что уважение к чистоте твоего зада сможет умерить скорбь от потери родственника?!
— Он замарал чистоту ваших знамен.
— Долг солдата — защищать честь Рима, его победоносных орлов, добродетели его граждан и мужскую гордость его солдат.
— Мой родич запятнал себя лишь грязными намерениями, которые ты ему приписываешь. Он не осквернил тебя своею спермой.
— Древние возвращались из боя, покрытые пылью и кровью. Но они не возвращались с ляжками, скользкими от смазки и спермы.
— Ты с полным основанием жалуешься на наш испорченный век, но мой родственник был испорчен не более, чем этот век.
— Я был бы недостоин зваться твоим солдатом, ежели проявил бы уступчивость, и еще более низок, ежели проявил бы трусость.
ИЗНАСИЛОВАННЫЙ ЮНОША
RAPTUS IN VESTE MULIEBRIS1
Некий юноша отличался красивым лицом и прекрасными черными глазами. Как-то раз он поспорил с двумя своими друзьями, что покажется на люди в женской одежде и женском парике. В таковом облике он стал прогуливаться по улице. И когда ему свистели вслед, он еще усерднее изгибался и кокетливо поводил бедрами. Но вот на углу одной из улиц Субуры его окружают десять молодых людей. Сперва они силою принуждают его к сношению через рот. Потом срывают с него одежду и с хохотом обнаруживают под нею мужские гениталии. Вслед за чем насилуют его по очереди, все десятеро, невзирая на пронзительные крики своей жертвы. Разрывают ему анус.
Изнасилованный юноша подает жалобу на своих обидчиков. Но жалоба эта оборачивается против него самого: суд обвиняет его в том, что он облачился в женскую одежду, прикрыл голову накладными волосами и размалевал себе лицо. Тем самым он насмеялся над паллою честных гражданок. Магистрат объявил:
— Apud patres nostros nefas putabatur brachium toga exserere (Во времена наших предков считалось преступлением оголить руку, скрытую тогой).
