– Если вас интересует, верю ли я в мистику, заклинания, проклятия и слоняющихся по замку приведений… — мне снова хотелось казаться более оригинальным, чем я являлся на самом деле. — Знаете, Элена, я бы с удовольствием во все это верил, и жизнь бы начала казаться намного любопытней или… разнообразней, что ли. Но увы! Мир устроен хоть и очень сложно, но вполне обыденно. Душа жаждет поверить в сказку, пусть даже и мрачную, но ум прагматика видит все по-своему. Даже скучно… Что же касается конкретно того старого чулана, коим «прославился» Менлаувер, я его не открывал и открывать не собираюсь. Не подумайте только, что из-за предрассудков. Просто обещал, и не люблю нарушать собственных обещаний. Поверьте, это единственная причина.
– Значит, правда, что уже три столетия та дверь находится взаперти?
Как она очаровательна, когда задает свои наивные вопросы! Проста, как ребенок.
– Похоже на правду. Столь долгая неприкосновенность сделала из чулана своего рода легенду. Люди, верящие в нее, запутались в сетях собственных сплетен и ни на чем не основанных страхов. Такова уж наша природа.
То, что для меня являлось очевидным и по сути вздорным, ей приходилось разжевывать как малому дитяти. Девятнадцатым веком в округе даже и не пахло. Провинция была отброшена во времени неведомо на какую глубину. Знают ли они вообще, что люди уже изобрели паровые машины и электричество? А здесь какие-то мрачные чуланы, проклятия, заклятия, слоняющиеся по ночам привидения… Смех и грех. Не удивлюсь, если когда-нибудь узнаю, что в тамасских лесах поселились гоблины, эльфы, тролли и другие проходимцы из запредельного для нас мира.
– Но я слышала, что все, кто побывал в том чулане, кончали жизнь самоубийством, — не унималась моя попутчица. — Это что: совпадение или обман?
Из моей груди вырвался тяжелый и задумчивый вздох. Помнится, еще в юности я повстречал одного монаха, который спросил меня: как объяснить некоторые неясности в споре еретика Ария и святого Афанасия? Тогда я изрек точно такой же тяжелый вздох с подтекстом сострадания за все человечество. Уже позабыл, что я ответил именно на эту ее реплику, но то получился самый неромантичный из всех наших разговоров.
Всякий раз мое возвращение в Менлаувер было тождественно возвращению в серую будничную жизнь. Даже цвет стен моего замка имел банальный серый цвет. Уж коли барон Маклин задумывал сотворить восьмое чудо света, мог бы придать каких-то красок своему архитектурному шедевру.
А то, что Менлаувер и впрямь являлся шедевром, я пишу без тени иронии. Во-первых, он был самой настоящей крепостью, в которой без проблем можно вынести месячную осаду целой армии. Широченные бетонные стены, сторожевые башни, хороший обзор окружающей местности. Не хватает только солидных орудий. Его внешняя угрюмость с лихвой компенсировалась внутренней роскошью. Меблировка на всех трех этажах словно была привезена из музея, резные лакированные перила лестниц и фреску на дверях могли сотворить только настоящие мастера своего дела. Я уж не говорю о богатых турецких коврах да сервантах, уставленных золотом и фарфором. «А ведь ты прав, господин Каллистро. Цена за имение с твоей стороны слишком занижена.».
Первые дни обитания в замке для меня было целой проблемой разобраться, что где находится, еще и запомнить это. Я слонялся по залам и будуарам словно по лабиринту, и какой-то внутренний дьяволенок, сидящий в душе, часто повторял: «Майкл, ты приобрел настоящий дворец. Ты — король!». Мало-мальски я ознакомился со всей прислугой, которая на первых порах меня вполне устраивала. Просто невозможно еще раз не упомянуть о странной девочке Лули, внучке миссис Хофрайт. Ее комната находилась на первом этаже и все время была слегка приоткрыта. Лули целыми днями (подозреваю — что и ночами) сидела там и играла в свои куклы. Нет… с первого взгляда ничего странного. Ведь обычное дело, когда маленькие девочки возятся с куклами, но у Лули это занятие превратилось в какую-то манию. Я почти никогда не видел ее бегающей по улице или вообще занимающейся чем-либо другим, хотя она росла вполне здоровым ребенком. С утра до вечера только куклы, куклы и куклы… Пытался поговорить о ней с миссис Хофрайт, но та лишь вяло отмахнулась: «Не обращайте внимания, мистер Айрлэнд, с возрастом у нее это пройдет.».
Как-то я не выдержал и все же заглянул к ней в комнату.
– Здравствуй, Лули, как поживаешь?
Рыжие косички описали в воздухе замысловатые траектории и хлестнули ее по лицу. Она глянула в мою сторону совершенно равнодушно и с той же непосредственностью ответила:
– Здравствуйте, поживаю нормально.
Даже голос ее чем-то походил на певучую речь миссис Хофрайт. Глянув вокруг, я слегка опешил. Кукол в этой комнате находилось не менее полусотни: все в ярких нарядах, с самыми невообразимыми прическами на головах. Одни были разряжены в платья, другие — в мужские костюмы. Какая-то их часть расположилась на книжных полках (где полностью отсутствовали книги), иные сидели на стульях и кровати, а те, кому не досталось вольготных мест, вынуждены были обитать прямо на полу. В данный момент Лули расчесывала какой-то пластмассовой даме черные как смоль волосы.
– У тебя здесь… очень мило, — никакая другая мысль в тот момент в мою голову не пришла.
– Да, у меня здесь очень мило, — девочка говорила, как бы передразнивая.
– А почему бы тебе не пойти погулять? В наш сад, например.
– Я там уже была. Там неинтересно.
– Может, тебе скучно одной? Могла бы познакомиться с деревенскими девочками. У них тоже есть куклы. Правда не такие красивые, как у тебя.
И тут Лули меня просто ошарашила своим ответом:
– Высокое светское положение не позволяет мне играть с деревенскими замарашками. Посмотрите, кто живет у меня в комнате: одни графы, герцоги, короли и королевы. Вот это, — она показала мне ту куклу, что находилась у нее в руке, — синьора Индира, правительница Индии. Красивая, да? И очень умная.
– По-моему, в Индии правят одни мужчины.
– Это сейчас, а в следующем веке синьора Индира займет там трон, и ее надо к этому подготовить: хорошенечко-прихорошенечко расчесать.
Лули опять заводила расческой по черным волосам куклы «Индиры». Я молчаливо ретировался. Да… прав был мой кучер Мэтью: в этом замке все немного с шизой. Впрочем, как выразился один мыслитель, сумасшествие — это самая глубокая и самая ироничная вещь на свете. Я подписываюсь под его словами.
Во всем же остальном наша жизнь прекрасна…
Глава вторая
Все, сказанное мной до этого места, не более чем увертюра, трогательное вступление, которое можно было бы и пропустить, отделавшись несколькими вводными предложениями. Но в таком случае дальнейшая перипетия событий выглядела бы не столь впечатляюще, как на фоне этой умиротворяющей идиллии, в которой я парил первые недели жизни в Менлаувере. Как оказалось, в моем замке обитают добрые и приветливые слуги, на которых никогда не возникало желания прикрикнуть или повысить голос. Я со спокойной душой возложил все хозяйственные проблемы на плечи дворецкого, а сам продолжал купаться в своем сладком сновидении, похожем на жизнь и делающем ее прекраснее самого искусного вымысла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
