При увеличении территории, численности населения, дифференциации социальной структуры прямое народное правление невозможно. Поэтому невозможна демократия. Институты народного представительства, дополнявшие народное правление при демократии, сами по себе в лучшем случае могут обеспечить только участие народа в принятии решений, да и то зачастую формальное.
Вызывает восхищение, как легко и непринужденно многие авторы использовали и используют слово «демократия» для описания заведомо недемократических конструкций
Поэтому вызывает восхищение, как легко и непринужденно многие авторы использовали и используют слово «демократия» для описания заведомо недемократических конструкций. Макс Вебер с концепцией «плебисцитарной демократии», теоретики «элитной демократии» (Йозеф Шумпетер, Роберт Даль, Сеймур Липсет, Джованни Сартори), Гильермо О'Доннел со своей «делегативной демократией» и пр. открыто утверждали, что «демократия» на самом деле означает не правление народа, а правление от имени народа, право на которое приобретается на выборах. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, сколь авторитетно в гуманитарных науках имя отдельно взятого Вебера, как велики его заслуги, но утверждаю, что он и многие другие подменяют понятия.
Нигде и никогда, кроме как в античной Греции, прецедентов демократии не было, по крайней мере в последовательно разработанном виде. Покажи какому-нибудь Аристотелю «современную демократию», он, скорее всего, плотно бы задумался на тему, как и почему с течением времени содержание понятия может измениться почти полностью.
2.
Однако от «современной демократии» никуда не деться. Попробуем разобраться, что имеется в виду.
А имеется в виду набор правовых и политических институтов, призванных обеспечивать гражданам определенный набор личных, политических, экономических и пр. прав и свобод, участие всех желающих граждан в управлении государством, учет их интересов и мнений при выработке, принятии и реализации государственных решений (дальше я буду говорить о демократии именно в этом значении). Принципиальное значение имеют выборы, а также референдум, это системообразующие институты («один человек – один голос»). Из истории и текущей практики известно, что форматы демократических институтов могут быть довольно различными. Так, выборы бывают прямыми и косвенными. Типический пример последних – избрание президента США коллегией выборщиков. На референдум выносятся инициативы не по любым вопросам, а лишь те, которые разрешены (не запрещены). И при условии соблюдения соответствующих процедур, по общему правилу призванных подтвердить, что предлагаемая инициатива действительно представляет интерес для большого числа людей и достойна вынесения на всенародное голосование и т. д.
Естественно, такой подход предполагает признание вполне себе демократическими не только стран Запада, но и, например, Ирана, в котором проводятся не просто выборы, а по-настоящему альтернативные выборы. Да, шиитское духовенство через специальные органы (конституционные, обратим внимание) обладает правом снимать с выборов кандидатов, которых посчитает недостойными. Но легальные основания для снятия с выборов предусмотрены в законодательстве многих стран. И если на то пошло, неизвестно, что еще хуже: снятие с выборов загодя или публичные истерики и «промывка мозгов» после успеха партии или политика, не отвечающих якобы общепризнанным представлениям о хорошем и правильном, каковые имели место, в частности, после победы Свободной партии Йорга Хайдера в Австрии в 1999 году или выхода Жан-Мари Ле Пена во второй тур президентских выборов во Франции в 2002 году. Да, в Иране не позволят проповедовать иные религии, кроме шиитского ислама и атеизма. Но и в западных странах тоже много чего проповедовать нельзя. Даже за одно слово «негр» кое-где нарвешься на серьезные неприятности. Можно спорить по поводу допустимости тех или иных ограничений и санкций, их адекватности, но это уже зачастую будет спор даже не об институтах, а о форматах институтов.
Естественно, спустившись на уровень практической политики, мы нигде не обнаружим народовластия. Почти везде правят олигархии всех возможных типов и видов. Спорить с этим бессмысленно. Как, однако, и с тем, что современным олигархиям – так уж сложилось в силу множества факторов, в первую очередь из-за роста населения и распространения образования, – нужно всячески камуфлировать себя демократическими институтами, задабривать массы, покупать их лояльность.
Есть западные стандарты демократии, есть незападные. Каждое государство в идеале должно само себе устанавливать стандарты. Но, естественно, вашингтонско-брюссельский «Майкрософт» пытается всучивать свои «лицензированные продукты» направо и налево, несмотря на то что они и «глючные», и далеко не всем нужны и подходят. Сколько еще раз должны на «свободных выборах» победить «хамасы», чтобы это прекратилось? Риторический вопрос.
3.
В случае российской демократии все еще сложнее. У нас сваливаются в одну кучу как западные стандарты, причем и европейские, и американские, и их предельно идеализированные интерпретации, и российские реалии 1990-х годов, и опять-таки пасторали об «эпохе свободы». В 2000—2005 годах все назначенные выборы проводились в срок, Госдума не распускалась, деятельность партий и СМИ не приостанавливалась, чрезвычайное положение не вводилось. Но всякий раз, когда власть инициирует какую-нибудь централизаторскую реформу или просто наводит порядок, в ее адрес летят филиппики по поводу «сворачивания», «удушения», «уничтожения» и прочих нехороших манипуляций с демократией.
У нас сваливаются в одну кучу как западные стандарты, причем и европейские, и американские, и их предельно идеализированные интерпретации, и российские реалии 1990-х годов, и опять-таки пасторали об «эпохе свободы»
Так, когда в 2001 году «зачищали» Гусинского и его гадюшник, самообозвавшийся «уникальным журналистским коллективом» (впрочем, последнему после НТВ позволили полностью показать себя на ТВ-б и ТВС), несколько месяцев полстраны насиловали рассказами про «свободу слова», которая «священна». «Священна» или нет – еще можно поспорить. Но в любом случае свобода слова теоретически предполагает, что любой человек, в том числе профессиональный журналист, может высказывать свое мнение по любым темам ради информирования общества и поддержания плюрализма. На практике же она означает всего лишь отсутствие открытой формальной цензуры (государственной, собственника СМИ, издательства). Скрытая есть всегда.
Гусинский был олигархом-медиакратом, причем очень высокого полета. Он также был «информационным пиратом», занимавшимся не только «мочиловом», но и, по многочисленным рассказам, самым натуральным шантажом. И еще он был дрянным бизнесменом, набравшим кредитов, которые не мог вернуть. В 1995—1999 годах «Гусь» и его люди творили что хотели, например, не стесняясь, симпатизировали чеченским боевикам (пока те от избытка благодарности не захватили съемочную группу НТВ и не потребовали выкуп). А потом он ввязался в войну с Кремлем на стороне Лужкова и Примакова. Те проиграли и признали поражение, Гусинский сдуру решил продолжить бороться один. Дальнейшее было предсказуемо. В конце концов, он действительно был должен деньги и рассчитаться не мог. Что по закону, что «по понятиям» – его бизнес следовало забрать. Так что дело здесь не в свободе слова и не в демократии. Сколько ими ни прикрывайся. Понятна грусть лузера Гусинского, понятна печаль его бывших холопов и клиентов, развращенных огромными зарплатами и статусом «телезвезд», но вещи надо называть своими именами.
Когда Кремль еще с 2000 года взялся за региональных глав, привыкших узурпировать федеральную компетенцию и ресурсы, любивших порассуждать о том, есть ли у субъекта Федерации суверенитет или нет, целый хор собрался оплакивать федерализм и заодно сестру его демократию. Причем солировать взялись те, кто накануне как раз возмущался беспределом «региональных баронов» и требовал их наказать. Реформы растянулись на пять лет. Плач тоже. А когда отменили прямые выборы президентов и губернаторов, он перешел в вой.
Вновь обратимся к теории. Связь демократии и федерализма, т. е. разделение государственной власти на два уровня – федеральный и субфедеральный, вовсе не доказана. Более того, во многих случаях федеративное устройство тормозило демократизацию (в США, во многих латиноамериканских федерациях в XIX-XX вв.) Прямые выборы глав регионов не составляют необходимый элемент ни федерализма, ни демократии. В Индии – одной из крупнейших федераций – губернаторов назначает президент. Большинство «эталонно демократических» стран вообще унитарные, глав территориальных образований там либо выбирают соответствующие представительные органы, либо они назначаются центральной властью. Кроме того, в российской Конституции нет ни слова о прямых выборах регионалов, этот вопрос отдан на усмотрение законодателя. Исторически в российских республиках главы стали избираться на прямых выборах с 1991 года. Все другие регионы возглавляли назначенцы. Ельцин назначил и снял не один десяток губернаторов и лишь с 1993 года стал разрешать в порядке особой милости или уступки индивидуально тому или иному регионалу пройти выборы. Только в 1995 году появился закон, требующий в обязательном порядке избирать глав.
