«Туманы над Волгою милой…»
Туманы над Волгою милойНе спорят с моею мечтой,И всё, что блистая томило,За мглистою никнет чертой.
Туманы над милою ВолгойВ забвении тусклых болотПророчат мне счастья недолгий,Но сладостно-ясный полёт.
«Из чаш блистающих мечтания лия…»
Из чаш блистающих мечтания лия,Качели томные подруги закачали,От озарений в тень, из тени в свет снуя,Колыша синевой и белым блеском стали.
По кручам выше туч проходит колея,Высокий путь скользит над темнотой печали,И удивляемся, – зачем же мы дрожали?И знаю, – в полпути угасну ярко я.
По колее крутой, но верной и безгрешной,Ушёл навеки я от суетности внешной.Спросить я не хочу: «А эта чаша – чья?»
Я горький аромат медлительно впиваю,Гирлянды тубероз вкруг чаши обвиваю,Лиловые черты по яспису вия.
«Обнажённый царь страны блаженной…»
Обнажённый царь страны блаженной,Кроткий отрок, грозный властелин,Красотой сияя нерастленной,Над дремотной скукою равнин,
Над податливостью влажных глин,Над томленьем тусклым жизни пленнойОн вознёсся в славе неизменной,Несравненный, дивный, он один.
Блещут яхонты, рубины, лалыВ диадеме на его кудрях,Два огня горят в его очах,
И уста его, как вишни, алы.У него в руках тяжёлый меч,И в устах пленительная речь.
«Ты хочешь, девочка луна…»
Ты хочешь, девочка луна,Идущая с крутого небаОтведать горнего винаИ нашего земного хлеба.
Одежды золотая сетьПожаром розовым оделаТак непривыкшее горетьТвоё медлительное тело.
Вкусив таинственную смесьТого, что в непонятном спореРазделено навеки здесь,Поёшь ты в благодатном хоре.
Твой голос внятен только мне,И, опустив глаза, я внемлю,Как ты ласкаешь в тишинеМечтательною песней землю.
«И это небо голубое…»
И это небо голубое,И эта выспренная тишь!И кажется, – дитя ночное,К земле стремительно летишь,
И радостные взоры клонишьНа безнадёжную юдоль,Где так мучительно застонешь,Паденья ощутивши боль.
А всё-таки стремиться надо,И в нетерпении дрожать.Не могут струи водопадаСвой бег над бездной задержать,
Не может солнце стать незрячим,Не расточать своих лучей,Чтобы, рождённое горячим,Всё становиться горячей.
Порыв, стремленье, лихорадка, –Закон рождённых солнцем сил.Пролей же в землю без остаткаВсё, что от неба получил.
«Словно бусы, сказки нижут…»
Словно бусы, сказки нижут,Самоцветки, ложь да ложь.Языком клевет не слижут,Нацепили, и несёшь.
Бубенцы к дурацкой шапкеПришивают, ложь да ложь.Злых репейников охапкиНакидали, не стряхнёшь.
Полетели отовсюдуКомья грязи, ложь да ложь.Навалили камней груду,А с дороги не свернёшь.
По болоту-бездорожьюОгоньки там, ложь да ложь, –И барахтаешься с ложью,Или в омут упадёшь.
«Хотя бы нам и обещали…»
Хотя бы нам и обещалиЗавоевание луны,Но все небесные скрижалиЕщё для нас запрещены,
И всё ещё безумье радоКовать томительные сныНад плитами земного адаПод гулы тусклой глубины,
И всё ещё разумной твариВека неволи сужденыТомиться в длительном угареВсегда сжигаемой весны.
«Ничто не изменит…»
Ничто не изменит В том мире, где водят волов, Один из бурливых валов,Когда мою лодку, разбивши, опенит.
Склюют мне лицо Вороны, резвяся и грая, И дети, песками играя,Сломают мне палец и стащат кольцо.
Мне кости почище, Солёная влага, домой. Мой дух возвратится домой,Истлевшему телу не нужно кладбище.
«В угрюмой, далёкой пещере…»
В угрюмой, далёкой пещере,В заклятой молчаньем странеЛежит уже много столетийПоэт в зачарованном сне.
Не тлеет прекрасное тело,Не ржавеют арфа и меч,И ткани расшитой одеждыС холодных не падают плеч.
С тех пор, как прикрыли поэтаТенёта волшебного сна,Подпала зароку молчаньяОтвергшая песни страна.
И доступа нет к той пещере.Туда и высокий орёл.Хоть зорки крылатые очи,А всё же пути не нашёл.
Одной только деве доступноИз всех, кто рождён на земле,В святую проникнуть пещеру,Витать в очарованной мгле,
Склоняться к холодному телу,Целуя немые уста,Но дева та – муза поэта,Зажжённая в небе мечта.
Она и меня посещалаПорою в ночной тишине,И быль о заклятом поэтеШептала доверчиво мне.
Не раз прерывался слезамиЕё простодушный рассказ,И вещее слово расслышатьМешали мне слёзы не раз.
Покинуть меня торопилась, –Опять бы с поэтом побыть,Глядеть на спокойные руки,Дыханием арфу будить.
Прощаясь со мною, тревожноОна вопрошала меня:«Ты знаешь ли, скоро ли вспыхнетЗаря незакатного дня?
Ах, если бы с росною розойМогла я сегодня принестьПечалью пленённому другуЗарёй осиянную весть»
Он знает: сменяются годы,Столетия пыльно бегут,А люди блуждают во мраке,И дня беззакатного ждут.
Дождутся ль? Светло торжествуя,Проснётся ли милый поэт?Иль к вечно-цветущему раюПути вожделенного нет?
«Я вышел из потайной двери…»
Я вышел из потайной двери,И нет возврата в милый рай.Изнемогай, но в ясной вере,Душа, томительно сгорай.
В кипенье тёмного потока,Бегущего с горы крутой,Рукою беспощадной РокаЗаброшен ключ мой золотой.
У первозданных стен ЭдемаВ пустыне безнадёжных днейЧто мне осталось? ДиадемаИз опаляющих огней,
И мантия пророка, – тяжкоНа плечи давит мне она, –И скрытая в одежде фляжкаС вином, где дремлет тишина,
И что ещё? Воспоминанья,О днях любви, когда и яИспытывай очарованьяИ осиянность бытия.
И вот один у тайной двери,Как пригвозжённый раб, стою,Безумству моему и вереСмятенный дух мой предаю.
Свирель. Русские бержереты
Посвящаю Анастасии Сологуб-Чеботаревской
«Амур – застенчивое чадо…»
Амур – застенчивое чадо.Суровость дня него страшна.Ему свободы сладкой надо.Откроет к сердцу путь она.
Когда ничто не угрожает,Как он играет, как он рад!Но чуть заспорь с ним, улетаетИ не воротится назад.
И как ни плачь, и как ни смейся,Уже его не приманить.Не свяжешь снова, как ни бейся,Однажды порванную нить.
Поймите, милые, что надоЛелеять нежную любовь.Амур – застенчивое чадо.К чему нахмуренная бровь?
«Бойся, дочка, стрел Амура…»
