— Хорошо, — мягкотело согласился экзаменатор. — Отвечаете мне — ставлю «отлично», не отвечаете — остаёмся при «четвёрке». Договорились?
— Договорились, — согласился старшина, в радостном порыве чуть было не пожав преподу руку.
Набравшись воздуха, экзаменатор вздохнул и выпалил решающий вопрос без обиняков:
— Итак, подскажите мне, каким прибором в медицинском мире измеряется электрокардиограмма?
Половина аудитории (здесь читать: вся аудитория плюс подслушивающие за дверью), всеми фибрами жаждущая провала старшины курса, судорожно затаив дыхание, разочарованно ахнула. Все их мечты о не полученной «пятёрке» рухнули сразу же после последних слов преподавателя. Это всё равно, что спросить у шестиклассника, сколько будет дважды два или разделить восемнадцать пополам. Всё-таки разговоры о доброте экзаменатора оказались сильно занижены. Да чего там, таким вообще нужно памятники ставить!
Однако, на удивление, старшина курса почему-то простому вопросу совсем не обрадовался:
— Э… ну… это… щас скажу, — расплывчато начал он свой ответ. — Это… это… это кардиометр, — еле-еле выдавил он ответ, съев заключительную часть слова.
— Ну вот, не знаете, — совершенно спокойно, без малейшей тени злорадства констатировал свою победу преподаватель.
— Да нет, знаю. Щас, только вот вылетело. Мало спал, — повторял оправдывания Аркадич, сознавая, что ситуация, когда не знал, да ещё и забыл, подобна состоянию комы. — Это… ну как же… кардио, кардио… петр, нометр, кометр, — совсем уже про себя он судорожно перебирал величины.
— Ну… — наседал «каверзный» физик.
— Кари… мо… метр, по-метр. — не хотел сдаваться «отличник».
— Сдаётесь? — ещё раз уточнил преподаватель.
— Нет! — воскликнул Антон. — Сейчас вспомню. — И он стал усиленно посылать флюиды внутрь класса, всеми своими рецепторами говоря: дескать, подскажите. В столь трудный момент даже затылок старшины сигнализировал «SOS» (что в дословном переводе с английского значит: «Спасите наши души», или Safe Our Souls).
Класс по-партизански молчал. Одни сделали вид, что заняты своими билетами, другие — что не расслышали сути вопроса. Хотя делать вид разрешалось совершенно любой. Всё равно старшина сидел к аудитории спиной и ни одного сдающего не видел. В такой критический момент всё же сработало чувство военно-морского локтя и кто-то подсказал: «Электрокардиограф».
Как и любую подсказку, произнесли её крайне тихо, к тому же всё по тем же законам физики касабельно звуковых волн Антон Мелаксикамов услышал лишь отдельные части правильного ответа.
— Итак. — попытался в крайний раз определиться с оценкой преподаватель.
— Электрограф, — объявил старшина.
— Как-как? — не поверил ушам физик.
— Эликограф, — уже менее уверенно повторил Антон.
— Электрокардиограф, — не выдержал экзаменатор.
— Да, точно! Я же так и говорил, — мученически старшина всё-таки рассчитывал на высший балл.
— Как договаривались, — устало произнёс преподаватель, выводя в зачётке нужную оценку.
Аркадич ещё пытался выторговать аттестацию повыше, но захлопнувшаяся зачётная книжка заставила его смириться со столь позорным поражением. Расстроенный, старшина курса схватил зачётку и молча вышел из аудитории.
На лицах оставшихся в классе ребят засияли добрые, совершенно открытые улыбки.
ИЗ СУДОВОГО ЖУРНАЛА
День триста двадцать первый
Первый год автономного плавания подошёл к концу. Впереди суша — отпуск. Какие они, родные сердцу люди? Как мать? Отец? Ждёт ли любимая? Как же тяжёло в длительной автономке без женщин. Да и вообще без женщин тяжёло. Эти милые создания. Прекрасная половина человечества. Как хочется прижаться к любимому сердцу. Оно находится прямо за грудью. И к ней тоже прижаться. Ну и к другим органам. Нежно коснуться волос, провести подушечками пальцев по чудесным выпуклостям бровей. Охватить своими могучими ручищами. Ножищами. Ой, что это?.. Извини, Вася, я случайно…
Лекция 11 О ЖАЛОСТИ
Сытый голодному не товарищ.
Ровно как и наоборот.
Из будней
После тяжёлой биофизики три товарища сдали оставшиеся экзамены и со всем потоком устремились в долгожданный летний каникулярный отпуск. Солнце уже стояло высоко, деревья утопали в зелени, а поистине жаркая (особенно для Санкт-Петровичбурга) погода заставляла организм уехать куда-нибудь поближе к солёному морю. А может быть, и дальше. По календарю уже шагал теплющий (в тех местах) август месяц.
Вместе с остальными сокурсниками, поспешно купив железнодорожный билет на родину, в отпуск собрался и Алексей ЗИЛенский.
Алексей. Он же «зелёный», он же «КАМАЗ». Последнее прозвище получил за фамилию. Внешне же худоват. Имеет небольшой недостаток массы тела. Крупные глаза на фоне впалых щёк больше выдают в нём узника какого-нибудь лагеря, нежели курсанта Акамедии. Не курит. Ориентация стандартная.
Счастливый Лёха, как и сотни других академиков, собрал спортивную сумку, напялил военную форму, повязал отутюженный гюйс и ранним пятничным утром сел на поезд СПБ — Новопопойцево. Вагон, обещающий довезти счастливчика до родительского дома, оказался на удивление чистым, хоть и находился в категории плацкарты.
Найти свой вагон нашему товарищу сложности не составляло. Он стоял как раз между восьмым и десятым вагонами. Неразберих, кои встречаются в классике с двумя девятыми вагонами, Алексею судьба не подкинула. Девятый вагон числился в единственном числе. Зайдя в этот самый вагон, товарищ не спеша занял положенную ему нижнюю полку, предварительно всё же проверив отсутствие вагона- дубликата.
Рядом с отпускником, как и водится, разместились два попутчика. Соседи оказались явно старше Лёхи, занимали пространства раза в четыре больше нашего коллеги и были одеты в неприличное количество золота. Суммарный вес драгоценностей, развешанных на Лёхиных попутчиках, всего на два килограмма не доходил до веса самого академика. Все вышеуказанные признаки однозначно указывали, что соседями в двухдневном пути были так называемые «новые русские».
Новые русские. Самопровозглашённая группа людей, успевшая после развала старой монархии наворовать столько денег, что в них спокойно можно было утонуть. Отличительным признаком этой расы являлись малиновые пиджаки. Для конспирации, в качестве защиты от правоохранительных органов, прикидывались глупыми. В настоящее время большинство из них спилось. Остатки затерялись у Батюшки за пазухой — в правительстве, меньшая часть — в олигархах.
Соседи Лёхи (по паспорту вроде Паша и Саша) плацкартную полку просто так не давили и без дела сидеть не пытались. Ещё до отправления поезда они достали пиво, рыбу, балык и икру. Весь провиант аккуратно разложили на маленький «прикроватный» столик. «Тоже, наверное, что-то сдали», — подумал наш товарищ и выложил из сумки вермишель быстрого приготовления, типа «Душираков», более известную в народе как «бомж-пакет».
— Эй, морячок, — обратились соседи к Лёхе, который как образцовый первокурсник даже в пути не снял свою форму, дабы при высадке на родине поразить жителей родного села раз и навсегда. — Что это ты за мутотень ешь? Давай лучше к нам присоединяйся.
— Нет, спасибо, — скромно отказался наш товарищ, жадно глотая непроизвольно потекшую на запахи слюну. Однако не тут-то было. Слюна предательски изобиловала. Вместо того чтобы осесть в желудке, она выскользнула и упала на брюки, оставив жирное (высокой концентрации) мокрое пятно.
— Что значит нет? Давай бери хавку, а про это забудь, — требовательно сказал старший из соседей, по-свойски сгребая Лёхин обед в пакет с мусором. Вообще-то, между нами говоря, для академика это оказался ещё и ужин.
Товарищ хоть и проводил скорбным взглядом вожделенную пищу, но тут же про неё напрочь забыл, лицезрев, как перед ним, словно скатерть-самобранка, на столе развернулась всякого рода снедь. Словно ниоткуда на белый свет появились колбаса пяти видов, килограмма три жареного шашлыка, балык, рыба всех солёностей и копчений и даже почти всеми любимое сало. Такое изобилие Алексею виделось исключительно в снах, и то далеко не во всех. Очень далеко.
Обычно Лёхе Зиленскому снился дом с родителями, родная собака и рыжий соседский кот. Чуть реже в снах присутствовала учёба. Ещё реже — девушки. Нормальную пищу во сне Алексей пробовал раза два за всю жизнь. Сейчас же, не во сне, а наяву, на столе оказалось выложено не меньше половины добротного продуктового магазина.
Товарищ наш хотел, конечно, скромно отказаться (как-никак воспитание), но, прочитав на круглых лицах своих спутников самые твёрдые намерения, решил быстренько начать употреблять вожделенную пищу, дабы она не оказалась в его чреве, так сказать, носильственным способом. Рука Лёхи практически моментально схватилась за близлежавшее мясо.
