Рейтинговые книги
Читем онлайн Голод (пер. Химона) - Кнут Гамсун

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 35

Я лежу на своей койкѣ и смѣюсь, но ничего не говорю. Проходитъ еще нѣсколько минутъ, и я становлюсь нервнымъ. Это новое слово не переставая, звучитъ, снова возвращается, овладѣваетъ всѣми моими мыслями, и я становлюсь серьезнымъ. Я вполнѣ чувствовалъ, что оно не должно означать, но я еще не рѣшилъ, что же оно должно означать. Это второстепенный вопросъ! Говорю я себѣ громко, хватаюсь за руку и повторяю, что это второстепенный вопросъ. Слово, слава Богу, найдено, а это самое главное. Но мысль безконечно мучаетъ меня и мѣшаетъ мнѣ заснуть. Ничто не казалось мнѣ достаточно хорошимъ для этого необыкновенно рѣдкаго слова.

Наконецъ, я снова приподнимаюсь на постели, охватываю обѣими руками голову и говорю: «Нѣтъ, это невозможно обозначать этимъ словомъ переселеніе или табачную фабрику! Если бы оно могло обозначать что-нибудь подобное, то я давно бы ужъ рѣшился на это и взялъ бы на себя всѣ послѣдствія. Нѣтъ, собственно говоря, этому слову свойственно обозначать что-нибудь духовное, какое-нибудь чувство, состояніе, развѣ я этого не понимаю? И я начинаю размышлять, чтобы найти что-нибудь духовное. Вдругъ мнѣ показалось, что будто кто-то говоритъ, вмѣшивается въ мой разговоръ, и я возражаю, разсвирѣпѣвъ. Что вы желаете? Нѣтъ, на всемъ свѣтѣ нѣтъ такого идіота. „Наплевать!“ Ну нѣтъ, извини, за дурака ты меня считаешь что ли? „Гарусъ?“ Вѣдь это просто смѣшно. Обязанъ я что ли согласиться, что Кубоа означаетъ гарусъ? Я самъ изобрѣлъ это слово и имѣю полное право придавать ему то значеніе, которое мнѣ заблагоразсудится. Я еще самъ не знаю, что оно значитъ.

Но тутъ мой мозгъ все больше и больше приходилъ въ какое-то смущеніе. Наконецъ, я соскочилъ съ постели, чтобы отыскать кранъ. Я не испытывалъ жажды, но моя голова горѣла въ лихорадкѣ; и я чувствовалъ инстинктивную потребность въ водѣ. Выпивъ воды, я повернулся на свою постель и изо всѣхъ силъ старался хоть насильно, но заснуть. Я закрылъ глаза и заставилъ себя лежать спокойно.

Такъ я лежалъ въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ, не дѣлая ни одного движенія; я весь вспотѣлъ и чувствовалъ, какъ кровь толчками пробѣгала у меня по жиламъ. Нѣтъ, это неоцѣнимо: онъ искалъ въ трубочкѣ денегъ! И онъ при этомъ разъ кашлянулъ! Пошелъ ли онъ туда внизъ? Онъ сидѣлъ на моей скамейкѣ… Голубой перламутръ… корабли…

Я раскрылъ глаза. И какъ я могъ держать ихъ закрытыми, разъ я не могъ заснуть?.. Вокругъ меня разстилается все та же темнота, все та же бездонная, черная вѣчность, которую тщетно пытаются охватить мои мысли. Съ чѣмъ бы ее сравнить? Я дѣлалъ отчаянныя попытки, чтобъ найти слово такое жуткое, черное, чтобы оно чернило мой ротъ, когда я его произношу. Боже мой, какъ темно! И мнѣ снова пришлось думать о гавани и о кораблѣ, объ этихъ черныхъ чудовищахъ, игравшихъ тамъ и ждавшихъ меня. Они хотятъ притянуть меня къ себѣ и удержать и увезти меня чрезъ страны и моря, въ темное государство, котораго еще не видѣлъ ни одинъ человѣкъ. Мнѣ кажется, что я на бортѣ корабля и чувствую, какъ погружаюсь въ воду. Я ношусь въ облакахъ и все погружаюсь… Раздается хриплый крикъ ужаса, и я крѣпко цѣпляюсь за свою постель; я совершилъ опасное путешествіе, я носился по воздуху, какъ лоскутокъ матеріи. Какъ легко я себя почувствовалъ, когда ударился рукой о жесткую койку. „Вотъ такова смерть, — говорилъ я себѣ,- вотъ теперь ты умрешь“. Я лежалъ нѣкоторое время и думалъ, что теперь я приподнимаюсь на своей постели и спрашиваю строго: „Кто говоритъ, что я долженъ умереть? Разъ я нашелъ слово, я имѣю полное право самъ опредѣлить, что оно должно означать“…

Я сознаю, что я фантазирую, я прекрасно сознаю все. что говорю. Мое безуміе было бредомъ; не сошелъ ли я съ ума? Охваченный ужасомъ, я теряю сознаніе. И вдругъ у меня мелькнула мысль, не сошелъ ли я на самомъ дѣлѣ съ ума. Въ ужасѣ, я соскакиваю съ постели. Я иду, качаясь, къ двери, которую стараюсь открыть, нѣсколько разъ бросаюсь на нее, чтобъ выломать, ударяюсь головой о стѣну, громко стонаю, кусаю себѣ пальцы, плачу и проклинаю…

Все было тихо. Стѣны отбрасывали мой собственный голосъ. Я упалъ на землю, не въ силахъ дольше метаться по моей камерѣ. Вдругъ я увидѣлъ высоко наверху, какъ-разъ передъ моимъ взглядомъ, сѣрый квадратъ въ стѣнѣ, бѣлесоватый отблескъ, намекъ на дневной свѣтъ. Я чувствовалъ, что это былъ дневной свѣтъ, чувствовалъ каждымъ фибромъ своего существа. Ахъ; какъ я облегченно вздохнулъ! Я бросился плашмя на землю и плакалъ отъ радости, что вижу это милосердное сіянье, рыдалъ отъ благодарности, бросалъ окну воздушные поцѣлуи и велъ себя, какъ безумный. И въ эту минуту я вполнѣ сознавалъ, что дѣлалъ. Мрачность духа моментально исчезла, боль и отчаяніе прекратились, у меня не было желаній. Я поднялся съ полу, сложилъ руки и терпѣливо ждалъ наступленія дня.

„Что это была за ночь! И никто не слышалъ производимаго мною шума“, подумалъ я удивленно.

Впрочемъ, я находился въ особомъ отдѣленіи, высоко надъ всѣми арестантами. Меня считали безпріютнымъ статскимъ совѣтникомъ, если можно такъ выразиться. Въ очень хорошемъ настроеніи духа, направивъ взглядъ на становящуюся все свѣтлѣе и свѣтлѣе щель въ стѣнѣ, я забавлялся тѣмъ, что разыгрывалъ изъ себя статскаго совѣтника, называлъ себя фонъ-Тангеномъ и держалъ рѣчь въ министерскомъ духѣ. Моя фантазія не изсякла, но я сталъ уже болѣе спокойнымъ. Если бы я не былъ такъ небреженъ и не забылъ бы дома своего бумажника! Могу ли я имѣть честь помочь господину совѣтнику лечь въ постель? И совсѣмъ серьезно, со всевозможными церемоніями, я подошелъ къ койкѣ и легъ.

Теперь было такъ свѣтло, что я могъ узнать контуры своей камеры, и вскорѣ я могъ уже различать тяжелые засовы двери. Это развлекало меня. Однообразная, возбуждающая, непроницаемая тьма, мѣшавшая мнѣ видѣть самого себя, разсѣивалась; кровь успокоилась, и вскорѣ я почувствовалъ, что у меня смыкались вѣки.

Меня разбудилъ стукъ въ дверь. Я поспѣшно спрыгнулъ съ постели и быстро одѣлся, моя одежда была еще сырой со вчерашняго дня.

— Вамъ нужно явиться къ „дежурному“, — сказалъ сторожъ.

„Значитъ, нужно пройти еще черезъ всякія формальности“, подумалъ я со страхомъ.

Я вошелъ въ большую комнату, гдѣ сидѣло 30 или 40 человѣкъ, все люди безпріютные. Всѣхъ ихъ вызывали по-одиночкѣ, по списку, и каждый получалъ карточку для дарового обѣда. Дежурный все время повторялъ стоявшему около него сторожу:

— Получилъ онъ карточку? Да, не забудьте раздать имъ карточки. Судя по ихъ виду, они очень нуждаются въ обѣдѣ.

Я стоялъ, смотрѣлъ на карточки и очень желалъ получить одну изъ нихъ.

— Андреасъ Тангенъ, журналистъ.

Я выступилъ и поклонился.

— Какимъ образомъ, любезный, вы сюда попали?

Я повторилъ свое прежнее показаніе, представилъ ему вчерашнюю исторію въ лучшемъ свѣтѣ, лгалъ съ большой откровенностью.

— Я немного покутилъ, къ сожалѣнію… въ ресторанѣ… ключъ отъ квартиры забылъ…

— Да, — сказалъ онъ и разсмѣялся, — вотъ какія бываютъ дѣла! Хорошо ли вы спали?

— Какъ статскій совѣтникъ, сказалъ я, — какъ статскій совѣтникъ.

— Очень пріятно. — сказалъ онъ и всталъ. — До свиданія!

И я вышелъ.

Карточку! И мнѣ карточку! Вотъ уже трое долгихъ сутокъ я ничего не ѣлъ. Хлѣба! Но никто не предложилъ мнѣ карточки, а у меня не хватало мужества попросить. Это вызвало бы подозрѣніе. Съ гордо поднятой головой, походкой милліонера я вышелъ изъ ратуши.

Солнце уже пригрѣвало, было десять часовъ, и все было въ движеніи на Юнгсторветѣ. Куда теперь? Я ударяю себя по карману и ощупываю свою рукопись. Какъ только будетъ 11 часовъ, я постараюсь поймать редактора. Я стою нѣкоторое время на балюстрадѣ и наблюдаю жизнь, кипящую вокругъ меня. Голодъ опять даетъ себя чувствовать, онъ сверлитъ въ груди, бьется и наноситъ маленькіе, легкіе уколы, причиняющіе мнѣ боль. Неужели же у меня нѣтъ ни одного знакомаго, ни одного друга, къ кому бы я могъ обратиться. Я начинаю искать человѣка, могущаго мнѣ дать 10 ёръ, но я не нахожу его. Былъ такой прелестный день; такъ много солнца и свѣта вокругъ меня; небо разливалось надъ горами нѣжнымъ голубымъ моремъ…

Незамѣтно я очутился на дорогѣ къ себѣ домой.

Голоденъ я былъ ужасно; я поднялъ на улицѣ стружку, сталъ ее жевать, и это помогло. И какъ я не подумалъ объ этомъ раньше!

Ворота были открыты; конюхъ, какъ всегда, пожелалъ мнѣ добраго утра.

— Прекрасная погода, — сказалъ онъ.

— Да, — возразилъ я, — но ничего не нашелъ сказать ему больше. Могу ли я попросить его одолжить мнѣ крону? Онъ бы сдѣлалъ это охотно, если бы могъ. Кромѣ того, я какъ-то написалъ для него письмо.

Онъ стоялъ и что-то, видно, хотѣлъ мнѣ сказать.

— Прекрасная погода, да, господинъ, мнѣ сегодня нужно платить хозяйкѣ, не могли бы вы одолжить мнѣ 5 кронъ? На нѣсколько лишь дней. Вы уже разъ были такъ любезны по отношенію ко мнѣ.

— Нѣтъ, этого я никакъ не могу, Іенсъ Олафъ, сказалъ я. — Теперь нѣтъ. Можетъ-быть позже, сегодня, можетъ-быть, послѣ обѣда. Съ этими словами я поднялся, шатаясь, по лѣстницѣ къ себѣ въ комнату.

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 35
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Голод (пер. Химона) - Кнут Гамсун бесплатно.
Похожие на Голод (пер. Химона) - Кнут Гамсун книги

Оставить комментарий