из своей страны римлянами за разбойничьи налеты на греческие острова. Потеряв все, в одной лодке приплыл он к Филиппу (
III, 16; IV, 66, 4). Этот дерзкий и беспринципный авантюрист завладел душой царя, действуя, между прочим, грубейшей лестью и поощряя его худшие наклонности. Кризис назревал. Наконец он прорвался.
Однажды в Мессене вспыхнула вражда между партиями (214 г.). Арат спешно отправился туда, чтобы предотвратить кровопролитие. Но когда он вступил в город, то увидал обугленные дома и трупы на улицах. Он опоздал. Каково же было его изумление, когда он узнал, что раньше его в город прибыл его воспитанник и с необыкновенной ловкостью стравил партии друг с другом. Увидав царя, Арат сказал всего несколько слов, но таких резких, какие обычно не говорят земным владыкам. С ним был его сын, большой приятель Филиппа. Тот, ничуть не сдерживаясь, осыпал царя самыми злыми упреками. Филипп несколько раз прерывал его яростными воплями. Но потом, как будто опомнился, взял Арата за руку и попросил прощения.
Но приключения в Мессене на этом не кончились. Над городом высился кремль, неприступная скала, уступавшая одному лишь Акрокоринфу. На скале был чтимый в Греции храм Зевса. Филиппу вдруг очень захотелось помолиться в этом храме, и он попросил у мессенцев разрешения подняться на гору. Он вступил в крепость во главе небольшого отряда. По правую и по левую руку шагали два его ближайших советчика, по общему мнению, его добрый и злой гений — Арат из Сикиона и Деметрий. По окончании молитвы царю по обычаю дали внутренности жертвы, по которым можно было узнать будущее. Филипп взял внутренности, наклонился вперед, словно внимательно их рассматривая, и тихо спросил у обоих друзей — только они и могли слышать его слова:
— Что, по вашему мнению, означает жертва: покинуть ли крепость или остаться?
Деметрий немедленно ответил:
— Если ты рассуждаешь как гадатель, то обязан немедленно покинуть кремль. Если же как мудрый царь, то должен удержать его и не упускать благоприятного случая. Ибо только тогда бык будет покорен тебе, когда ты держишь его за оба рога.
Быком он назвал Пелопоннес, рогами — Акрокоринф и Итомату, кремль Мессены.
Филипп повернулся к Арату и спросил:
— И ты советуешь то же?
Арат молчал. Филипп несколько раз повторил вопрос. Наконец Арат произнес:
— Если ты сумеешь утвердиться в этом месте без нарушения договора с мессенцами, я советую тебе удержать его за собой. Если же ради занятия кремля гарнизонами, ты готов потерять все другие твердыни, равно и тот гарнизон, под охраной которого, — Арат разумел верность договорам, — ты получил союзников… то рассуди, не лучше ли тебе увести отсюда своих воинов и оставить тут верность договору и сохранить мессенцев и всех прочих союзников.
Прошло несколько мучительных минут. Все молчали. Вдруг Филипп взял Арата за руку и сказал:
— Так мы спустимся назад с войском тою же дорогой (Polyb. VII, 11; Plut. Arat. 49–50).
Это была едва ли не последняя встреча Филиппа с Аратом. Им тяжело было видеть друг друга после того, что произошло. Арат теперь уклонялся под разными предлогами от свидания с царем. Филипп же пылал к нему ненавистью. Он не мог простить Арату случившегося. Не резкие слова Арата его задели. Но он почувствовал в тот день, что власть этого человека над душой его так велика, что по единому его слову он оставил кремль, который уже держал в руках. И он решил избавиться от бывшего опекуна. Филипп послал к Арату одного из клевретов с приказом отравить его. Эллинистические цари были вообще виртуозами по части ядов. Борджа и Екатерина Медичи могли бы у них поучиться. Во дворцах их устроены были настоящие химические лаборатории, и царственные экспериментаторы проводили много часов за научными опытами. Но Филипп, кажется, превзошел всех. Впоследствии это был знаменитейший отравитель своего времени. Отравление Арата должно было стать его дебютом. Он выбрал медленнодействующий яд, который убивает не сразу. Дело в том, что царь страшился проницательности сикионца и стремился придать его гибели характер естественной смерти.
Но Арат сразу же понял, в чем причина его недуга. Понял и то, что ему уже не встать. Болезнь свою он переносил мужественно и спокойно. И никому ничего не говорил. Он боялся, что, узнай ахейцы правду, вспыхнут смуты. А Арат думал о своем союзе до последнего вздоха. Сыну он тоже ничего не говорил. Что это могло ему дать, кроме мучительного сознания собственного бессилия? Только один раз с губ его сорвалось нечто вроде признания. У него был старый верный раб, которого Арат очень любил. Сейчас он не отходил от постели больного и заботливо за ним ухаживал. Однажды он увидел, что хозяин уже харкает кровью. На лице его изобразились ужас и жалость. Тогда Арат улыбнулся и сказал:
— Вот так заплатил мне Филипп за мою дружбу, Кефалон (Polyb. VIII, II){4}.
Умер Арат в 213 г. в свою 17-ю стратегию. При жизни ахейцы обожали Арата. После смерти они его обожествили, вернее, объявили героем. Слово это у греков имело иное значение, чем у нас. Героями звали тех, чьи души по смерти становятся заступниками людей, посредниками между ними и богами. За право иметь у себя останки Арата ссорились города Эллады. Ему приносили жертвы. Могила его стала местом поклонения. «Если только умершие сохраняют сознание, Арата должна радовать благодарная память ахейцев о вынесенных им при жизни трудах и опасностях», — говорит Полибий (VIII, 14).
Глава I. ФИЛИПП МАКЕДОНСКИЙ
Я должен пасть или перешагнуть.
О звезды, не глядите в душу мне
Такие вожделенья там на дне.
…………………………………..
Лей кровь, играй людьми. Ты защищен
Судьбой от всех, кто женщиной рожден.
Шекспир. Макбет[8]
Вестник беззвучный восстал и войну многослезную будит.
С башенной брови, о Кирн, вспыхнул дозорный костер.
Близится пыль их копыт. До ворот они быстро доскачут.
Если очей моих бог не обуял слепотой.
Феогнид. Элегии. 549–550, 553–554 (Пер. Адр. Пиотровского)
Новый царь
Итак, все попытки эллинов освободиться, все их отчаянные усилия, все героические подвиги оказались тщетны. Все прахом пошло, все погибло в распрях самих эллинов. Арат, освободитель Пелопоннеса, собственными руками передал этот самый Пелопоннес Македонии. Отныне владыкой полуострова стал македонский царь. И царем этим был молодой Филипп.
Филипп удивительно напоминает мне нашего Ивана Грозного. Оба рано остались сиротами, взошли на трон совсем юными и стали игрушкой
