4. Юноша будет нагло превозноситься над старцем, и простолюдин над вельможею (приразится отроча к старцу, и безчестный к честному). Юноша, говорит пророк, будет противиться старцу, будет превозноситься пред ним, презирать его. Это, еще прежде нападения неприятелей, бедственнее всякой войны, потому что когда старость не будет уважаема юностью и люди низкие и презренные станут попирать ногами людей, прежде почтенных, тогда город будет находиться в состоянии нисколько не лучшем того, как бы он утопал в волнах. "Тогда ухватится человек за брата своего, в семействе отца своего, [и скажет]: у тебя [есть] одежда, будь нашим вождем, и да будут эти развалины под рукою твоею.
А [он] с клятвою скажет: не могу[3] исцелить [ран общества]; и в моем доме нет ни хлеба, ни одежды; не делайте меня вождем народа" (яко имется человек брата своего или домашняго отца своего, глаголя: ризу имаши, началовождь нам буди, и брашоно мое под тобою да будет. И отвещав в день оный речет: не буду началовождь, несть бо в дому моем ни хлеба, ни ризы: не буду началовождь людем сим) (ст. 6, 7). Здесь, кажется мне, пророк указывает или на какую-нибудь весьма бедственную осаду города, приведшую их в крайне стеснительное положение, или, без осады, на какой-нибудь невыносимый голод и великий недостаток в необходимом. Он выражается согласно с общим обыкновением. Как многие говорят: "если бы случилось, что весь город продавался за овол, то я не мог бы купить его", выражая этим свою крайнюю бедность, так и пророк говорит, что если бы за одну одежду и за один хлеб продавались начальственные должности, и тогда никто не купит их: такой будет недостаток в необходимом. "Так рушился Иерусалим" (яко оставлен бысть Иерусалим) (ст. 8), т.е. покинут, опустошен, лишен промышления Божьего. И пал Иуда (и Иудеа паде); исполнилась, говорит, замешательства и беспокойства, смятения и беспорядка. И языки их с[4] беззаконием не покоряются Господеви. Здесь показывается и причина зол, – невоздержание языка. В этом обличает их и Осия: "Ефрем, " говорит, "сделается пустынею в день наказания; между коленами Израилевыми Я возвестил это" (Ефрем в пагубу бысть во дни наказания: в племенах Исраилевых показах верная) (Ос. 5:9). То же говорит и Малахия: "вы прогневляете Господа словами вашими[5] и говорите: `чем прогневляем мы Его?' Тем, что говорите: `всякий, делающий зло, хорош пред очами Господа, и к таким Он благоволит', или: `где Бог правосудия?'" (пророцы укоряющии Бога словесы и ресте: о чесом прогневахом Его? Зане ресте: всяк творяй зло, добр пред Господем, и в них сам благоволи: и где есть Бог правды?) (Мал. 2:17). В этом же и он обвиняет их, представляя двоякую вину, – ту, что они не только не покоряются и не только нарушают закон, тогда как должны были бы стыдиться и краснеть, скрываться и склонять голову, но еще стараются увеличить прежние беззакония, при неисполнении заповедей произнося дерзкие слова, подобно какому-нибудь негодному рабу, который, не исполняя приказаний господина, еще оказывается дерзким. Сего ради ныне смирися слава их, и студ лица их противу ста им (ст. 9). Пророк опять говорит о будущем, как бы о прошедшем, следуя обыкновенному закону пророчества. Смирением славы он называет плен. Действительно, не малым стыдом было для тех, которые были в звании владык вселенной, – покориться людям нечестивым и иноплеменным. А под студом лица он разумеет стыд, происходящий от греха. Такова была жизнь их. Так как они наперед постыдили сами себя своими делами, то и Бог лишил их славы, предав их наказанию меньшему, нежели какому они подвергли сами себя. Не так дурны были они, живя в чужой стране, как когда, владея своею столицею, предавались беззакониям. Там сокращались злые дела их, а в отечестве более и более увеличивались. Таким образом пророк преподает им высокое учение, убеждая постоянно прежде наказания удаляться от пророков, воздерживаться и стыдиться, не тогда, когда иноплеменники возьмут их и отведут в рабство, но когда сила греха будет держать их пленниками. "И о грехе своем они рассказывают открыто, как Содомляне, не скрывают." (грех же свой яко Содомский возвестиша, и явиша). Часто я говорил, и теперь скажу: пророк, показывая человеколюбие Божье, предсказывает не только то, что они будут терпеть, но и то, чему они достойны были подвергнуться. Грехи их были равны содомским; а наказания их – гораздо легче. Бог не исторг их с корнем, не разрушил города их до основания и не истребил остатков рода их. Выражения же: возвестиша и явиша сказаны человекообразно, потому что не тогда Бог узнает совершившееся, когда оно совершается, – как можно сказать это о Том, Кто знает все прежде бытия? – но пророк сказал так для того, чтобы показать великость бедствия.
5. Как в другом месте Писания, когда говорит: умножися вопль грехов их[6] ко Мне (Быт. 18:20), говорит так, не представляя Бога обитающим где-нибудь далеко и не заключая Его в небе, но показывая великость греха, так и здесь словом возвестиша пророк выражает чрезмерность порока. Грехи более легкие могли бы быть незаметными; но чрезмерные и великие бывают весьма известны и явны, хотя бы не было никого, кто бы осуждал и обличал их: они сами себя обличают и делают явными. Таким образом пророк, желая показать великость зол, говорит: возвестиша и явиша, т.е. совершали зло с великою неумеренностью, с великой дерзостью, не стыдясь и не скрываясь, но делая порок своим занятием.
"Горе душе их! ибо сами на себя навлекают зло, скажите праведнику, что благо [ему], ибо он будет вкушать плоды дел своих" (горе души их: зане умыслиша совет лукавый на себе самих, рекше: свяжем праведнаго, яко непотребен нам есть) (ст. 9,10). Крайнее зло, когда не только грешат, и не только грешат дерзко, но и изгоняют тех, которые могли бы исправить это. Как сумасшедшие часто бросаются на врача, так точно и они представляли величайшее доказательство неисцелимой болезни в том, что изгоняли праведных. Такова добродетель: она одним появлением своим огорчает живущего порочно. Таков порок: он часто, еще не слыша обличения, тяготится самим присутствием людей, живущих честно. Здесь двоякое обличение: за то, что они связывают праведника, и за то, что связывают его как бы непотребнаго. Так, когда кто-нибудь не только не принимает полезного, но и считает это вредным, то какое остается для него средство к исправлению? Потому и пророк, видя, что они дошли до крайности, начинает снова с плача, а не с обличения и укоризны, говоря: горе душе их; и далее весьма мудро говорит: ибо сами на себя навлекают зло (зане умыслиша совет лукавый на себе самих). Хотя совершившиеся, по-видимому, направлено против праведника, но если исследовать внимательно, то умысел их обращается не на того, кто страждет, а на тех, кто делает это. Отсюда мы научаемся, что человек добродетельный, хотя бы подвергся бесчисленным оскорблениям, не потерпит никакого вреда от причиняющих их; а злоумышляющие против него скорее на себя самих поднимают меч, как было и с этими. Они, связывая праведника, нисколько не повредили ему, но самих себя ввергли в больший мрак и пустыню, удалив от себя светильник. Ибо он будет вкушать плоды дел своих (убо плоды дел своих снедят). Таков пророк: он сам в себе заключает наказание. Сказанное здесь пророком означает следующее: они вкусят от своих плодов, поставив себя в совершенной пустыне и приготовив себе многие пропасти. "А беззаконнику – горе, ибо будет ему возмездие за [дела] рук его" (ст. 11). Видишь ли, что от нас всегда зависит мера и начало наказания? Потому пророк опять плачет, сетует и сокрушается, что иудеи злоумышляли сами против себя и хуже всякого врага вредили своему спасению, а что может быть бедственнее этого? "Людие мои, приставницы ваши пожинают вас" (ст. 12). Превосходному учителю свойственно разнообразить речь, не повергать только в скорбь и не доставлять только удовольствие, но иногда предлагать то, а иногда другое, чтобы от такого смешения происходила великая польза. Потому и пророк не только обличает, но и плачет, что бывает еще сильнее обличений, однако причиняет меньшую скорбь, и – что удивительно – нанося глубочайшую рану, производит легчайшую боль. Он не плачет только, но и врачует и употребляет еще иной, дивный способ наставления. Какой же именно? Укоряет не всех вместе, но отделяет народ от начальников и на их голову обращает укоризны. Польза такого рода обличений так велика, что и Моисей весьма часто употреблял его. Этот пророк, когда все были достойны обличений, обращает речь против начальников; а Моисей, нашедши тогда народ особенно виновным в беззаконии, а Аарона достойным не столь великого обличения, оставил весьма виновных и обратил обличение на не столь виновного, такими укоризнами против него возбуждая совесть их признать себя достойными большого наказания. Так и случилось: затем уже не было нужды в других речах к народу, но тех одних слов, которые сказаны были Аарону, достаточно было, чтобы привести в сокрушение столь многие тысячи, как бы одного человека, и от такой дерзости обратить к страху и крайнему томлению. Предвидя это, Моисей, тотчас сошедши (с горы), бросил скрижали и сказал Аарону: "что сотвоиша тебе людие сии, яко сотворил еси я порадование врагам?" [7] (Исх 32:21, 25).
