И вот красиво и богато одетый джентльмен вошел в магазин. Преисполненный заботливого внимания продавец сделал все, чтобы покупатель восхитился моими братьями, затем продемонстрировал меня, намного дольше, чем других: разве я не был самым красивым? Наконец клиент выбрал меня, повертел, осмотрел и купил. Из кармана он вынул бумажник, так богато украшенный, что продавец продал меня за двойную цену. Его жизненным принципом было – никогда не упускать своего шанса… или банкноты.
На следующий день я наслаждался блестящим выходом в свет. Мой владелец, одетый с отменным вкусом господин, надел меня, чтобы идти в клуб. Все его друзья восхищались моими восемью отражениями, моей изящной формой и прочими достоинствами. В течение нескольких месяцев я вел восхитительное существование. С особой заботой я сохранялся и чистился! Преданная прислуга, отвечавшая за гардероб моего господина, проявляла похвальную заботу обо мне. Я бывал отполирован каждый вечер и заново отполирован по утрам.
Однажды вечером я узнал, что извозчик собирается жениться. Мой хозяин, который пожелал сделать ему подарок, отдал меня ему, и с того момента я прикрывал иной череп. Увы! Моя жизнь полностью изменилась. Трижды в первый день я проездился по пыли и грязи, и – о, жестокая судьба! – меня даже не почистили. Переполненный справедливым желанием отомстить, я подсел, да так, что возница больше не смог надеть меня на голову! Тогда однажды он взял меня под мышку и продал всего за шесть су какому-то продавцу одежды. Это был жуткого вида старик-еврей, слегка изогнутый нос выделялся на его лице, носившем отпечаток лживости и злобы. После того как меня почистили, я был снова выставлен в витрине, но на сей раз небрежно подвешенный на грязной веревке. «Матье! Заходи!.. Ты искал шляпу для парадного выхода; тебе повезло, есть такая, которая будет тебе очень к лицу!» И Матье купил меня, Каролина же, его жена, пришла в восторг от моего блеска. Только по воскресеньям я выходил из дому, и лишь тогда, когда на небе не было ни облачка. Так по цене два франка и сорок пять сантимов, отданных за меня, я приобрел особую заботу о себе.
Но однажды во время прогулки Каролины и Матье по набережной Сены сильный порыв ветра сорвал меня с головы хозяина, и я полетел, подобно птице. После нескольких мучительных секунд ужасного полета я приземлился на реку и тихо поплыл в обществе рыбы, с испугом смотревшей на меня, как на новую модель лодки. Внезапно я почувствовал, как меня подтягивают длинным шестом и вытаскивают на набережную. Затем ободранный старьевщик схватил меня нетерпеливыми жадными руками, и скоро я подвергся новым пыткам в темной, грязной лачуге, которая, как оказалось, была магазином главного шляпочника-поставщика двора их величеств королей Африки.
И вновь я был упакован, и так, обернутый в мягкую бумагу и уложенный в картонную коробку, путешествовал несколько дней. В одно прекрасное утро я открыл глаза на свет, и страх пронзил меня от вида множества неизвестных темнокожих существ. Большую часть их лиц занимали огромные губы, а единственной одеждой были старомодные купальные трусы и кольца в носах и ушах. Чуть в стороне на коробке из-под бисквитов восседал один из этих странных людей. В руке он держал скипетр, сделанный из щетки-сметки, потерявшей все свои перья, а на спине у него красовалась шкура льва, которого он, без сомнения, однажды убил с храбростью, равной его гигантским размерам. Я был с уважением подхвачен двумя черными руками: меня объял ужас, и, только заметив, что руки не красятся, я несколько ободрился. Затем я был водружен на вершину черной массы, являющейся королем. И здесь я провел еще несколько счастливых дней. Иногда чрезмерно горячее солнце плавило лак, которым я был покрыт, а практичный ум моего владельца порой подсказывал ему использовать меня как кастрюлю… Но я все еще живу достаточно комфортно, украшая голову ужасного Бам-Бума, самого сильного правителя в этих краях.
Я пишу эти строки на склоне моих дней с надеждой, что они достигнут берегов Франции. Французы должны знать, что я живу в стране, где головные уборы никогда не выйдут из моды, и, когда, вопреки всему, я переживу свою полезность, то буду надеяться на уважение к себе как к реликвии, которая украшала макушку моего прославленного хозяина Бам-Бума II – короля Нигера.
Антуан де Сент-Экзюпери».
Аббат Лоне, очевидно, подпал под обаяние этого необычного рассказа, поскольку поставил за него сначала 13 баллов, позже изменив их на 12 (из 20), добавив сухой комментарий: «Хорошо. Слишком много грамматических ошибок. Стиль иногда тяжеловат». Без сомнения, рассказ утрирован и полон предвзятости, что характерно для школы, где учились дети из высшего света. Но передача настроения и скрытый юмор налицо – как в описании порыва ветра, вмиг сорвавшего цилиндр, птиц, скипетра из щетки-сметки, растерявшей перья, и этих протянутых к цилиндру рук, чья устрашающая чернота не стиралась, подобно грязи, и не красилась.
Как и следовало ожидать, мальчик, рожденный сыном графа, чей дедушка служил самому императору, Антуан де Сент-Экзюпери воспитывался в католической и монархической традиции. Его тетя Анаис была камеристкой герцогини Вандомской (сестры бельгийского короля Альберта), тогда как отделение французского Красного Креста, к которому принадлежала его мать и который возглавляла мать одного из его однокашников (мадам Шапе) были, в сущности, отличительными свойствами благотворительной деятельности аристократии, испытывавшей гораздо больше доверия к «трону и алтарю», чем счастливую судьбу народной республики. В Европе повсюду еще господствовал старый порядок, монархический или имперский, и Франция являлась скорее радикальным исключением, нежели правилом. В ее собственном доме царил разлад – не только из-за аферы Дрейфуса, хотя и это само по себе было плохо, но также из-за триумфа воинствующего антиклерикализма, который в 1905 году привел правительство Комбе к изданию декрета об отделении церкви от государства.
Последствия чувствовались повсюду, и не в последнюю очередь в стенах колледжа иезуитов Сен-Круа, который проиграл начатый им самим судебный процесс, пытаясь выиграть время. Это поражение, произошедшее на втором году обучения Антуана, вероятно, не причинило молодому Сент-Экзюпери сильного огорчения. Предполагался переезд из зданий барачного типа, которые школа занимала на улице Нотр-Дам (помещения были отданы штабу 4-го военного округа), в заваленные листвой угодья бывшего монастыря капуцинов. Но пришлось бы долго искать среди многочисленных отцов-иезуитов, управлявших школой, хоть слабую симпатию к безбожному режиму, обрушившему на них столько горести. Те же самые антиреспубликанские убеждения разделяло большинство мальчиков в Сен-Круа, почти все они были выходцами из высших слоев общества. Они также, что естественно, разделялись молодым Антуаном, который даже основал комитет роялистов, где стал председателем. Однажды, когда его попросили сделать запись в альбом для автографов Поля Готье, он взял перо и написал, словно шевалье Байард: «За Бога, короля и прекрасную даму».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
