щеки выглядят изможденными, и она очень бледна. Ее волосы, обычно пышные, блестящие и густые, на что я всегда обращал внимание, хотя и знал, что она никогда не предназначалась мне, собраны сзади в пучок и выглядят вьющимися по краям. — Они убили моего отца?
— И похитили Софию, — подтверждаю я. — Твой отец, несколько его людей и я отправились спасать ее, но Братва застрелила их.
— И как же ты тогда это сделал? — Катерина хмурится, глядя на меня, ее губы поджимаются. — Все удачно сложилось для тебя.
Я не слышу подозрения в ее голосе, я не уверен, что кто-то действительно заподозрил бы меня в убийстве Росси. В конце концов, если они не знают, что он похитил мою жену, у меня нет для этого причин. У меня уже есть титул. Но я ясно вижу замешательство, написанное на лице Катерины.
— Я был позади них в другой машине, — тихо говорю я. — Мне жаль, Катерина. Я добрался туда слишком поздно. Но я взял с собой нескольких человек из Братвы. Еще нескольким удалось спастись, но тот, кто убил твоего отца, мертв. Я сам застрелил его.
Вот оно. Аккуратность. Любой возможный свидетель уже мертв.
— Он страдал? — Спросила она. Ее подбородок дрожит, и я могу сказать, что она старается снова не разрыдаться.
— Нет, — твердо говорю я ей, и я рад, что могу, по крайней мере, быть честным в этом. — Это было быстро.
— Ты уверен? Как… — у нее вырывается тихое рыдание, и я опускаюсь, чтобы сесть рядом с ней.
— Ты действительно хочешь знать, Катерина? Ты мучаешь себя…
Я вздрагиваю, даже произнося это слово. Я не уверен, что когда-нибудь снова смогу думать о пытках так спокойно, просто как о части моей работы, как о средстве разговорить мужчин. Интересно, сколько времени пройдет, пока я не перестану видеть перед собой извивающееся обнаженное тело Софии, терзаемое болью изнутри. Мой кулак сжимается, и в эту секунду я понимаю, что, если бы мог, я бы убивал их всех, снова и снова.
— Я хочу знать, — твердо говорит она, вздергивая свой изящный подбородок. — Будет еще хуже, если я представлю это себе.
— Ему выстрелили в голову, — говорю я ей так прямо, как только могу, морщась, когда слова слетают с моих губ. — Он умер мгновенно, Катерина. По-другому это не могло случиться.
При этих словах она бледнеет, но ее подбородок остается приподнятым.
— Хорошо, что все произошло быстро, — говорит она наконец. — Я займусь организацией похорон. Я знаю, что у него есть завещание, в котором изложены его пожелания.
Я знаю, что в его завещании для Катерины предусмотрено гораздо больше, чем она думает. Как его единственный ребенок, она унаследует особняк Росси, в который, я уверен, Франко будет рад переехать. Она также унаследует огромное состояние своего отца, ту его часть, которая отделена от семейного бизнеса. Но, глядя на ее лицо, я вижу, что все это ее не волнует.
Росси заслуживал смерти за то, что он сделал. Но я знаю, какая это неисчислимая потеря для нее, ее мать и отец погибли с разницей в несколько недель. Я вижу, какое бремя лежит на ее хрупких плечах, и я желаю, чтобы у нее был муж получше, который помог бы ей нести это бремя. Франко всегда был для меня хорошим другом и хорошим человеком во многих отношениях, но в этом он терпит неудачу.
— Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. Я серьезно, Катерина. София…
— Я уверена, что Софии нужно будет отдохнуть. Она через многое прошла. — Катерина потирает руками свои обтянутые джинсами колени и глубоко вздыхает.
— Но она захочет помочь, если сможет. — Даже я слышу резкость в своем голосе, когда говорю о ней. Я смог прорваться через дом, полный мужчин, чтобы спасти ее, но я все еще зол на нее за то, что она вообще ушла. Я подожду, пока она не поправится настолько, чтобы вынести основную тяжесть моего гнева, но, когда я верну ее домой, ей придется здорово поплатиться.
Катерина надолго замолкает.
— И что теперь, Лука? Ты идешь на войну с Виктором? Полагаю, все твои попытки помириться закончились.
Я делаю паузу.
— Ну, это, по крайней мере, частично зависит от тебя.
Она моргает.
— От меня? — Растерянность на ее лице очевидна, и я могу понять почему. Мафия никогда особо не считалась с мнением своих женщин. Но для меня важно, чего она хочет. Даже если на самом деле Росси убила не Братва, в некотором смысле, все это произошло из-за них. И если Катерина хочет, чтобы кто-то пролил кровь из-за смерти ее отца, я готов из кожи вон вылезти.
Между нами повисает молчание, и я вижу, что она серьезно обдумывает свой ответ. Ее глаза блестят от слез, но на этот раз они не падают, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на меня.
— Нет, — наконец говорит она дрожащим, но твердым голосом. — Нет, я не хочу еще больше смертей в довершение всего этого. Ты сказал, что люди, которые это сделали, мертвы. Так что этого достаточно.
При этих словах по мне пробегает холодок. Человек, который несет за это ответственность, конечно, не умер. Он сидит прямо перед ней. Интересно, что бы она сказала, если бы узнала, что сделал ее отец перед смертью, как он мучил ее лучшую подругу, терзал ее тело болью и позволил одному из своих людей напасть на нее. Врач заверил меня, что София на самом деле не была изнасилована, но я знаю, что если это не так, то было очень близко к этому. Рикардо точно, облапал ее своими грязными руками. В частности, я бы хотел, чтобы у меня ушло больше времени на то, чтобы убить его.
Ложь о том, кто был ответственен за похищение Софии и смерть Росси, была придумана не только для того, чтобы защитить меня. Это также делалось для того, чтобы уберечь Катерину от необходимости знать, чем занимался ее отец, на что он действительно был способен. Я хочу, чтобы она смогла сохранить свои воспоминания о нем, не запятнав их.
— Тогда я продолжу пытаться помириться с Виктором. — Я жду, пока она встанет, и тогда я тоже встаю, мои мысли уже возвращаются к Софии. — Я не знаю, сработает ли это. Но я сделаю все, что в моих силах.
— Я знаю, что ты это сделаешь, — мягко говорит она. — Ты хороший человек, Лука. Затем она замолкает, словно раздумывая, стоит ли говорить больше. — Я хочу мира так же, как и ты, — продолжает Катерина. —
