— Этот. Никогда раньше не пробовал такой оригинальной смеси.
Он кивнул слуге и тот записал мое имя.
Небесная императрица наклонилась вперед.
— Ты уверен, Ливей? У него странный цвет. Дай я попробую.
Дрожь пробежала по позвоночнику. Я хорошо запомнила ее мелодичный голос, который портили резкие нотки.
Но когда принц Ливей протянул ей чашку, та выскользнула у него из пальцев и со звоном упала на пол. Фарфор разлетелся вдребезги, а по каменным плитам растеклась темная жидкость — остатки моего неудавшегося чая. Слуги тут же бросились к ним, чтобы навести порядок, но императрица не обращала на них внимания, а пристально смотрела на меня, словно это я уронила чашку.
Когда распорядитель объявил меня победительницей первого испытания, я вздохнула с облегчением. Меня совсем не обижали удивленные шепотки, так как, несмотря на слова принца Ливея, я сомневалась, что мой чай заслуживал такой чести. Но почему-то меня объявили фаворитом соревнований, и это самое главное.
Для второго испытания перед павильоном установили картину с изображением цветущего османтуса. Когда стихли восхищенные вздохи кандидатов, нас попросили сочинить двустишие, вдохновленное этой сценой. Я подавила стон. Уж очень давно мне не доводилось держать в руках кисть, не говоря уже о том, чтобы что-то сочинять. Я попыталась вспомнить изящные слова и витиеватые фразы, но разум оставался таким же пустым, как нетронутый лист передо мной. Я закрыла глаза, отчего запах туши стал резче — тяжелый, с нотками лекарственных трав. И у меня почти получилось представить себя в своей комнате, где прохладный воздух залетал в окно, шелестя тонкими листами на деревянном столе.
Я вспомнила, как много лет назад мама начала учить меня писать. И ее вздохи эхом наполнили мои уши. Она проявляла безграничное терпение, ведь я оказалась трудным учеником, особенно на тех уроках, которые меня не заинтересовали.
— Синъинь, держи кисть крепче, — напоминала мама мне в десятый раз. — Большой палец с одной стороны, а указательный и средний — с другой. Прямее. Не позволяй ей наклоняться.
И лишь когда ее полностью устраивало то, как я держу кисть, она позволяла окунуть жесткие волоски цвета слоновой кости в глянцевую тушь.
— Не бери много, — предупреждала мама, когда я чуть сильнее прижимала кисть к каменной тушечнице. — Линии получатся грубыми, а тушь начнет растекаться.
Я представляла элегантные иероглифы, которые изображу на бумаге, но энтузиазм угасал после того, как приходилось по несколько раз выводить один и тот же штрих.
— Зачем это изучать? — раздраженно спросила я. — Я же не собираюсь становиться писцом или ученым.
Она забрала у меня кисть и плавными, точными взмахами изобразила иероглиф «Навсегда» — слово, состоящее из восьми элементов, как и все иероглифы.
— Ты не сможешь развиваться, если станешь делать только то, в чем хороша, — сказала мама. — И часто самые стоящие вещи достаются нам с большим трудом.
Не желая расставаться с воспоминаниями, я все же открыла глаза. Остальные кандидаты с непоколебимым спокойствием склонили головы и выводили иероглифы. Я уставилась на картину, но думала не о том, что больше понравится судьям, а о том, как сильно, до боли, соскучилась по маме. Подняв кисть, я вывела на листе:
![]()
![]()
Вянут лепестки, угасает благоухание,
Когда-то их грело солнце, а сейчас покрыл иней.
Когда мое двустишие прочли вслух, я уловила несколько одобрительных кивков и шепотков. Конечно, у других кандидатов строчки вышли намного лучше, но я радовалась, что не опозорилась. Так что совершенно искренне хлопала победительнице, которой, по мнению императрицы, стала госпожа Ляньбао.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как только картину унесли, во двор вышли несколько слуг с большими подносами, уставленными едой для послеобеденной трапезы. Столы ломились от ошеломляющего количества блюд: с тушеными креветками в золотистом масле, с жареной свининой, с тушеной с травами курицей, с нежными супами и овощами, искусно нарезанными в форме цветов. Они источали чарующий аромат, но я смогла съесть всего пару кусочков, после чего желудок протестующе скрутило. Я отложила палочки для еды и, подняв глаза, посмотрела на госпожу Ляньбао. Она тоже без особого энтузиазма катала еду по тарелке. Воздух наполнял непрерывный гул болтовни, но я могла думать лишь о последнем испытании, которое мы будем проходить вдвоем. Когда наши взгляды встретились, я послала ей робкую улыбку. И она ответила на нее после пары секунд колебаний.
Как только тарелки и оставшуюся еду убрали, раздался звон гонга.
— Для финального испытания госпожа Ляньбао и служанка Синъинь выберут музыкальный инструмент по своему желанию. Победителя определят Ее Небесное Величество и Его Высочество.
Сердце забилось в груди. Наконец я могла продемонстрировать хоть какое-то мастерство! На убранные столы разложили широкий ассортимент инструментов. Госпожа Ляньбао поклонилась императрице и принцу, а затем взяла гуцинь и заняла место исполнителя. Она сыграла прекрасную мелодию — классическую песню о листьях в мире смертных, которые меняют свой цвет с нефритового на ржаво-коричневый, — а ее пальцы мастерски перебирали струны. И пока я восхищалась способностями соперницы, с каждой идеальной нотой моя уверенность становилась все слабее.
Но вот настала моя очередь. Когда все взгляды устремились на меня, мои ладони вспотели. Желая успокоиться, я вытерла их о юбку. Я выступала только перед матерью и Пин’эр, самой доброжелательной и снисходительной аудиторией. Поднявшись по деревянным ступеням, я направилась к центру павильона. Взгляд скользнул от цитр и лютен до колокольчиков и барабанов… но флейты здесь не оказалось. Я остановилась перед гуцинем — единственным инструментом из представленных, на котором мне доводилось играть. Но я владела им не очень хорошо и не смогла бы превзойти в мастерстве госпожу Ляньбао. Так что этот выбор сразу принес бы поражение, а жизнь в резиденции Золотого лотоса не приблизила бы меня к мечте ни на шаг.
Радуясь, что длинная юбка скрывает дрожащие ноги, я поклонилась императрице и принцу.
— Ваше Небесное Величество, Ваше Высочество. Здесь нет флейты. Могу я сыграть на своем инструменте?
Императрица поджала губы.
— Правила нельзя нарушать. — Ее голос пронзали нотки неодобрения.
Я опустила голову, чтобы она не разглядела на моем лице сдерживаемого страха и негодования.
— Ваше Небесное Величество, распорядитель сказал, что я должна выбрать инструмент для исполнения, но не уточнил, откуда именно.
Кто-то ахнул. Я подняла взгляд и заметила, как распорядитель поспешно скрывается из вида.
Императрица вздернула подбородок, отчего нефритовые бусы на шее зазвенели, и сердито посмотрела на меня.
— Как ты смеешь спорить со мной, наглая девчонка?
— Достопочтенная матушка, это наша вина, что мы не предоставили флейту, — вмешался принц Ливей. — Так почему она не может сыграть на своем инструменте? Разве наши чем-то отличаются от других?
Императрица слегка подалась вперед:
— Мы проверим твою флейту. — Ее голос леденил душу. — И если на ней окажутся какие-то чары, то за попытку обмана тебя будут пороть, пока не отнимутся ноги.
— Никакой порки сегодня не будет, — решительно заявил принц Ливей, сжав одну руку в кулак.
Императрица ничего не ответила, а махнула кому-то позади себя.
— Министр У, проверьте инструмент.
Бессмертный со светло-карими глазами вышел вперед. Янтарь на его головном уборе мерцал, словно капли золота. Это был он — министр, который выявил изменение в энергии луны, предупредил об этом императрицу и привел ее в мой дом. Возможно, он просто бдительный служащий, но при виде его у меня внутри все сжалось. За потрясением от присутствия императрицы и волнением от испытаний я даже не подумала, что министр У окажется здесь.
