– Отправь 20 возов, если будет недостаточно, я найду способ сообщить тебе, – Бек перешёл на повелительный тон. – Я тогда почувствовала, что он не собирается останавливаться, и сейчас потребует главное, ради чего этот жадный грабитель посетил наш дом.
Мне больно было смотреть на печально улыбающегося свёкра, я-то знала, какой труд вложен в наше добро, за которым пришли эти разбойники.
– У меня гостит посланник Эрзурумского Вали, мне нужно отправить нашему покровителю достойную благодарность, сам понимаешь, без этого никак.
Я удивилась, староста Андо решил притвориться, что ему намёк Бека не понятен.
– Видно, что ты с Вали на короткой ноге, даже его посланник у тебя гостит.
– Андо, мне нужны 200 золотых, и я уверен, что ты не позволишь своему другу опозориться перед столь высокопоставленным человеком, – Бек произнёс последнюю фразу как угрозу. – Откуда у бедного курда деньги? Этот презренный металл есть только у вас, армян.
Я стояла за стеной и наблюдала, как курды начали разыгрывать дешевый спектакль. Родственник, сидевший по левую руку от Бека, вмешался в разговор.
– Махмуд Бек, неужели и ты заботишься о деньгах? Разве армяне, греки и прочие христиане позволят, чтобы ты в них нуждался?
– Аллах свидетель это верно, – прибавил другой.
– Старик мудрый и проживший долгую жизнь человек, – сделал явный намёк третий, – он же не просто так является старостой самой богатой деревни в округе?
Что оставалось моему несчастному свёкру? Желал он того или нет, но деньги ему придется выплатить, и он обратился к Беку:
– С твоего позволения я покину вас ненадолго, нужно посмотреть, чем смогу помочь тебе. – Я тихо плакала, разревелась бы, но нельзя было, курды могли обнаружить меня. Эти безбожники требовали от нашей семьи больше половины нашего годового дохода, а нам ещё предстояло платить государственную десятину.
Когда Староста Андо покинул гостевую комнату, курды начали разговаривать между собой на своем языке.
Я неплохо владею курдским, и от услышанного до сих пор не могу прийти в себя:
– Смотри, как осмелел этот гяур. Если он вернется без денег или принесет не всю сумму, этот день будет последним для него и для членов его семьи. – В голосе этого проклятого Бека была слышна не просто угроза. Он действительно был готов реализовать её. Всей округе известно о его непомерной жадности и беспощадности.
– Махмуд Бек не стоит торопиться, эти христиане как дойные коровы, нельзя их оставлять полностью без пропитания, а то доиться перестанут. Может мы запросили слишком много?
– Андо уже старый, глядишь, ненароком умрёт, и старостой этой богатой деревни станет его старший сын Левон. Я не раз замечал, каким волчьим взглядом он смотрит на меня. Щенок, он даже не знает, с кем ему предстоит бодаться в случае чего. Пора кончать с этой семейкой. Если старик не принесёт всю сумму, сегодня же займёмся этим, а коли проявит благоразумие, то шайтан с ним, пусть со своими выродками поживёт ещё несколько дней. Вы заметили, как похорошела его младшая дочь. Сегодня, когда я её увидел, у меня слюнки потекли. Я хочу её, и она должна быть моей!
Вам понятно, что я сказал? – рявкнул грозно этот ненасытный беспутник. Я-то хорошо знаю, какое количество наших красавиц стали жертвой его похоти.
– Махмуд Бек твоё слово для нас закон, мы на днях обязательно организуем её похищение, только позволь завершить исполнение твоего предыдущего приказа, караван, которого мы ждали так долго, на подходе, не стоит отвлекаться на эту соплячку, пока не завершим основное дело, – ответил родственник этого исчадия ада, сидящий по правую руку Бека.
– Так и быть, я уверен, что Левон постарается отомстить. Они думают, что для нас секрет его прошлое. Давно нужно было уничтожить этих двух друзей. Мы поступим хитро, уничтожим их семейства, как только эти два друга попытаются отомстить мне за похищение Анаит. Староста греческой деревни зря надеется, что я ему прощу после того, как он не доплатил мне сегодня 50 золотых. И перед Эрзурумским Вали не придётся оправдываться, как-никак, я скоро стану официальным должностным лицом, и творить беззаконие нужно строго соблюдая установленные законы.
Этот бессердечный подонок заржал так громко над собственным остроумием, что мне захотелось голыми руками наброситься на него. Но своевременное появления старосты Андо позволило мне взять себя в руки.
Он принёс всю запрашиваемую сумму, и курды довольные покинули наш дом, позабыв даже поблагодарить за гостеприимство.
Ануш завершила свой рассказ, и пережив ещё раз вчерашние события она дрожала сидя на стуле. Я подумал, что она дрожит от страха, но она в очередной раз поразила меня.
– Ваше Высочество, Левон и Андреас пока не знают, что вы дали свое обещание помочь нашей семье. Умоляю вас, позвольте участвовать мне лично в предстоящей стычке с курдами, я не успокоюсь, пока своими руками не прикончу этого Махмуд Бека и всё его шакалье племя. – После этих слов Ануш встала со стула и, поклонившись, ждала моей реакции. Я тогда не видел выражение её черных глаз, но был уверен, они заполнены такой ненавистью и яростью, что, встретившись с ними, я бы не смог отказать ей, а это совершенно не входило в мои планы.
– Ануш Ханум, обещаю, что ты станешь свидетельницей смерти Махмуд Бека. Не забывай, ты старшая женщина в семье и от тебя зависит безопасность и благополучие остальных женщин и детей. Ты сейчас в сопровождении наших охранников поедешь в деревню и привезешь Анаит к нам в лагерь. Здесь ей будет намного безопаснее. А что касается охраны ваших семей, то обещаю, с вами ничего плохого не случится, они так же под моей защитой.
Олег Дмитриевич дайте соответствующее распоряжение, пусть старшим поедет штабс-капитан Шемякин с десятью охранниками. Удвойте наши дозоры, вокруг деревни. Попросите приготовить крепкий кофе, у меня такое предчувствие, что этой ночью нам не удастся поспать.
После того как Ануш в сопровождении майора Кириллова покинули палатку я обратился к Левону.
– И часто курды так беззастенчиво грабят местные деревни?
– Сколько я живу на этом свете, курды постоянно приходят, уносят и уносят все без конца; всего требуют без совести, без стыда, точно бог создал нас их кормильцами.
Я много раз предлагал отцу не давать им ничего, тогда они вынуждены будут сеять и потом добывать свой хлеб. Но он постоянно запрещает мне даже думать об этом. Получается, своей покорностью мы сами приучили их жить за наш счет, – ответил Левон, и в каждом высказанном им слове ощущалась неприкрытая ненависть к курдам.
– Ты можешь рассказать мне, чем объясняет твой отец собственную покорность. Человек он умный, прожил долгую жизнь, и мне хочется понять причины его смирения. – Мой вопрос не был следствием праздного любопытства, мне хотелось понять местных жителей, поскольку я собирался жить рядом с ними, и то, что я наблюдал за время моего пребывания в Османской Империи, не могло не настораживать. Я собирался опереться на местные христианские народы для достижения развала Оттоманской Порты, но опора оказалась слишком покорной и безвольной.
Левон не успел ответить на заданный вопрос, в палатку вошли майор Кириллов и слуга, принесший кофе. Кофе действительно оказался крепким, и его густой аромат распространился по палатке.
После небольшого перерыва, я предложил Левону ответить на мой вопрос.
– Ваше Высочество, сегодня утром у меня состоялся с отцом подробный разговор, во многом связанный с заданным вами вопросом. Я имею собственное мнение, но его я выскажу после того, как подробно изложу наш разговор с отцом. Я безмерно уважаю отца, и могу только присоединиться к данной вами оценке его мудрости, основанной на большом жизненном опыте.
По его словам, нам очень трудно уничтожить то, что установлено на наше несчастье нашими предками. Мы пожинаем горькие плоды, посеянные их трусостью и покорностью.
С вашего позволения я приведу наш разговор с отцом во всех подробностях, – обратился Левон ко мне.
Я кивком головы дал свое согласие, после чего он продолжил свой рассказ.
«Сын мой, я вижу, что в твоем сердце кипит ненависть к курдам и туркам, и понимаю твое нежелание смириться с нашим рабским положением. Хочу спросить, что мы можем предпринять и какими средствами? Допустим, мы не станем исполнять их требования, и что после этого случится? Они уничтожат всю нашу семью и разграбят всё то, что мы достигли собственным потом. Ты сам знаешь нам некому жаловаться. Те, которые призваны обеспечить законный порядок и наказывать грабителей, сами являются такими же грабителями, только более высокопоставленными. Все представители власти, начиная с вали и до последнего мюдира и каймакама тем и заняты, что грабят несчастный простой народ. А что касается армян, греков и других христиан, то турки, курды черкесы считают, что, грабя нас, они заняты богоугодным делом. Власть держащие и их верные псы одним миром мазаны, их кроме собственной выгоды другое мало заботит. Ты сам знаешь, Махмуд Бек связан с Эрзурумским Вали, и делится с ним своими барышами от грабежей. Дошло до того, что Вали собирается назначить мюдиром этого злодея, наводнившего наш край кровью и слезами. От властей, как не было, так и не будет нам никакой защиты. К кому же нам обращаться с жалобой? К богу? Он нас давно не слышит, вероятно, мы сильно согрешили перед ним. Грешным делом, я думал, что на нас, армян, наложено божеское проклятие. Но получается, что такое же проклятие наложено на все христианские народы, порабощенные османами. Может мы сами заслужили это проклятие? Посмотри на всех нас со стороны, и ты увидишь, что основной причиной наших бед являемся мы сами. Зависть, раздоры, ненависть, вражда укоренились в наших сердцах, и мы пожинаем плоды собственных пороков. Вот почему у нас нет единодушия и мало у кого хватает мужества, соединиться и противостоять нашим обидчикам!
