Наконец она обратила лицо и к нему тоже.
– Агни, конунг. – Она чуть поклонилась, произнеся это. – Отпусти нас с Хьялмаром. Мы отбудем обратно в Швецию к конунгу Анунду, если тебе будет угодно, чтобы не мешать.
Агни незаметно улыбнулся в усы. Он не просто догадывался – он ждал, что наивная Тила произнесёт именно это. Вернётся в Швецию, где у её родни есть множество воинов и кораблей, родит наследника и сама станет матерью будущего конунга. Агни покачал головой.
– Ни к чему Швеция, – сказал он. – Ты с братом останешься здесь.
– Тила, мы в плену, – проворчал Хьялмар. – Как ты до сих пор не поняла?
– Лучше уж так, чем умереть, – бросила она, вперив сердитый взгляд в брата.
– Лучше уж умереть, чем так, – буркнул он.
– Тила, – обратился к женщине Агни. – Позволь решить с тобой этот вопрос. Ты остаёшься с нами. Ты вольна, как и прежде. Твои с братом воины вольны, как и прежде, и получают жалованье. Но они не смеют сражаться со мной и с моими людьми. Ты и они, а точнее вы оба, не смеете вступать ни в какие союзы против меня. Взамен я сохраню вам всем жизни и оставлю ваши блага.
– Хорошо, – согласилась Тила слишком легко. – Но соблюди правила Хольмганга и одари серебром семью Вигго. Его сестра достойна лучшей жизни, пусть она и потеряла сегодня двух братьев.
Агни удовлетворённо кивнул еле заметно. Живая и невредимая Тила рядом с ним будет залогом хороших отношений с Анундом. Если тот, конечно, не забыл про своих онасканских родственников. Тила потеряет ребёнка, и он найдёт ей мужчину из своей семьи. Или погибнет прежде от заражения или болезни. Ему ни к чему ещё одна громкая смерть в Большом доме.
– Хьялмар, – на этот раз Агни обратился к мужчине. – Если ты не примешь эти условия, то ты подставишь под удар свою сестру.
– Я принимаю твои условия, Левша, – почти не разжимая напряжённых губ, произнёс Хьялмар.
– Вот и славно.
Хьялмар посмотрел на Агни исподлобья, и взгляд его не сулил ничего хорошего. Но глупо было полагать, что это напугает конунга. Хускарлы Агни отпустили Хьялмара, и тот поднялся на ноги, потирая руки. Он встал в полный рост, поравнявшись с конунгом и по-прежнему буравя его полными ненависти глазами. Тила коснулась плеча брата и стала рядом с ним.
– Хьялмар, – твёрдо сказала она, решительно отталкивая брата. – Идём.
– Ты будешь жить под одной крышей с убийцей твоего друга, – вполголоса произнёс он, но при этом удостоверившись, что Агни его слышит.
– Глупо полагать, что Ольгир и его свора были мне друзьями, – встрепенулась Тила, не таясь.
Агни в который раз усмехнулся, поражаясь её простоте. Женщина снова толкнула брата, что-то бросила своим хускарлам и пошла прочь. Мужчины двинулись за ней. Агни велел нескольким своим воинам проследовать вместе с ними, а сам обратился к месту, где только что было сражение.
Конунг опустился перед распластанным телом Кнута, осматривая его снова, а после перевёл взгляд на лежащего чуть поодаль Вигго, сошедшего с ума из-за волчьей кожи. Он поднял с коровьей шкуры один из предоставленных для Хольмганга мечей и поддел его остриём тело Вигго. Он подцепил краешек вольчей кожи и отбросил его с плеч мертвеца. Шкура оказалась очень старой и поношенной, точно десятки человек до Кнута и его брата носили её на своих плечах. От неё отваливались пуки шерсти и целые клочки кожи. Агни поморщился, думая, стоит ли забрать шкуру с собой или нет. Станет ли она предметом его помешательства, или она умерла вместе с последним хозяином, не успев прирасти к его плоти. Агни с сомнением покосился на Льёта, убившего Вигго. Мужчина выглядел здоровым и не походил на безумца.
– Не хочешь примерить? – с серьёзной усмешкой спросил Агни у него.
Льёт улыбнулся, точно Агни произнёс хорошую шутку.
– Сожги её, Агни, или порежь, в самом деле, – сказал он, теребя серебряную серёжку в ухе. – Не хватало мне такого счастья.
Агни кивнул и, наступив на шкуру с одного края, разрезал её на мелкие кусочки.
Ситрик вздрогнул, проснулся. Его вновь одолевали жуткие сны, похожие на действительность сильнее, чем его настоящая жизнь, ставшая странной с недавних пор.
Снова в дрёме его разрывали волки, и снова он чувствовал всё так, будто проживал век в чужом теле. Ещё не раскрыв глаз, он нерешительно потянул руки к шее, ощупывая её. Раны, оставленной ножом, не было, но вот в голове по-прежнему было красно и пусто от волчьего безумия. Сердце стучало так громко и гулко, что отдавало звоном в дерево лавки, на которую его уложили в этот раз.
Ситрик протёр кулаком веки, но тьма в доме стояла такая, что ничего не было видно. Красная пелена медленно сползала с глаз. Очаг молчал, а холод медленно заползал под одеяло. Во сне Ситрик, верно, сучил ногами, потому что одеяло сползло до колен. Не замёрзни он, так и не проснулся бы, оставшись в яме один на один с разъярённым волком. Ситрик попытался подтянуть к себе одеяло, но оно противилось, будто сверху положили что-то тяжёлое. Парень невольно подумал о том, что на нём могла уснуть кошка, как это бывало дома, но у отца Якоба её не было. Ситрик снова дёрнул одеяло на себя, но оно намертво застряло. Верно, зацепилось где-то или застряло между лавкой и стеной.
Ситрик приподнялся, чтобы посмотреть на то, что мешало ему укутаться и спрятаться в плаще.
У его поджатых ступней сидела тьма, куда более густая и чёрная, чем всё кругом. Это была холодная пустота, явившаяся в человеческом теле. Услышав, что Ситрик проснулся, она повернула голову на звук. Глаза её сверкнули в темноте, как металл, выкованный из света погибших звёзд.
– Это ты, да? – шёпотом спросил Ситрик, и тьма прищурилась. – Ты насылаешь на меня видения о волках.
– Это не видения, – произнесла Ингрид.
– Что же?
– Это то, что на самом деле произошло там, где тебя не было, – прошептала Ингрид, подбираясь ближе. Изо рта её вырывался холод, облачённый в слова.
Она подсела ближе, и Ситрик смог ясно увидеть её бледное лицо, обрамлённое тьмой волос.
– Это всё правда? – У Ситрика перехватило дыхание.
– Да.
– Все мои видения и сны… Об Ольгире, Вигго, Кнуте…
Ингрид кивнула.
– И не только. Я хотела тебе показать, что в Онаскане знают, кто убил волка.
Ситрик сжал кулаки. Сердце, только успокоившееся, снова забило в груди крыльями раненой птицы.
– Ты цепь, что сковала Великого волка, – произнесла
