– Что там на вахте? – спросила Сара.
– Калпепперов не видно, если тебя это интересует.
– Наверное, Ют уничтожил следы Кейса лучше, чем думал сам.
– Может быть. А может, они выжидают.
– Чего? – удивилась Сара.
– Откуда мне знать? Я не Калпеппер… Бобы остались?
– Ты же только что ел.
– Это было много часов назад.
– Всего один час.
– Я голоден.
– Доешь бобы, вымой горшок и поставь…
– ..замокать новую порцию бобов, – перебил ее Коннер, повторяя многократно слышанную инструкцию сестры. – Черт, ты думаешь, что я все еще в пеленках! Я знаю, как готовить бобы.
– Правда? Ты, наверное, считаешь, что они растут в грязных горшках. И потому минувшей ночью мне пришлось самой мыть горшок и готовить бобы к сегодняшнему ужину.
Лицо у Коннера вытянулось.
Сара тут же пожалела, что у нее вырвались эти резкие слова. Вздохнув, она задумалась о том, как вообще родители умудряются постоянно сдерживать свое раздражение. Коннер иногда вел себя вполне ответственно, как вполне взрослый мужчина. Иногда же был хуже двухлетнего младенца.
«Это несправедливо по отношению к Коннеру, – напомнила себе Сара. – Он всего лишь мальчишка».
– Извини, – сказала она. – Ты полночи стоял на вахте.
Ничего не ответив, Коннер выгреб остатки бобов на тарелку. Он понимал, что был не прав. Ему следовало замочить бобы даже в том случае, если у него слипались глаза от усталости. Он просто забыл это сделать.
– Впредь я не забуду, – пробормотал он.
– Ну, хорошо.
– Не-а, плохо.
– Не «не-а», а нет, – автоматически поправила Сара брата.
– Пусть «нет». Ну какая разница? Я не собираюсь поступать в какую-нибудь моднючую… модную школу на востоке!
– Ты будешь учиться в школе. Как только я найду сокровища.
– Ну, это будет после дождичка в четверг. И потом, я не хочу идти учиться.
– Я найду серебро. И ты поедешь в школу.
Коннер уловил упрямые нотки в голосе сестры и переменил тему. Всякий раз, когда они говорили о том, что Коннер должен получить образование, у них возникали разногласия. И чем старше он становился, тем ожесточеннее делался спор.
Он не хотел огорчать сестру, но в то же время у него не было ни малейшего желания отправляться на восток страны и предоставлять сестру самой себе. Она никогда не сознается, что нуждается в нем, тем не менее это было так.
Коннер выскользнул наружу, чтобы вымыть в ручье горшок.
Тишину в хижине нарушало мерное жужжание веретена. Сара работала быстро и сосредоточенно, стараясь не думать о будущем.
Но это было невозможно.
«Коннер растет слишком быстро».
Хотя Сара скорее готова была умереть, нежели признаться в этом, но она боялась, что не сумеет своевременно отыскать сокровища и тем самым спасти брата от той неприкаянной жизни, которую ведут на западе многие мужчины.
«А теперь я еще должна опасаться Калпепперов и банды Моуди», – подумала она.
Закусив нижнюю губу, Сара сильно крутанула веретено.
«Я столько времени потратила на поиски сокровища. В следующий раз отправлюсь в северном и западном направлении. Бродяги не особенно любят наведываться в те края. Какой им интерес? В большинстве каньонов нет ни воды, ни пищи, ни дичи. И серебра тоже. Пока что. Но оно будет. Оно должно быть».
Несмотря на невеселые мысли, Сара ни на минуту не прекращала работу. Рукава жакета, который Лола связала для Коннера, стали страшно короткими. Денег для покупки нового не было.
«Прядение и вязание, прядение и вязание, – подумала она. – Господи, хорошо бы вся наша жизнь была такой же простой».
Конечно, жить было не так легко. Но по крайней мере прядение и вязание хоть что-то давали. А поиски сокровищ оборачивались лишь одним: ее мокасины изнашивались с такой быстротой, что Ют едва поспевал их тачать.
Вернулся Коннер, принеся в хижину холодный зимний воздух. Хотя снег еще не выпал, земля по ночам покрывалась ледком.
Коннер молча замочил в горшке бобы. Затем примостился на кровати близ камина и мгновенно заснул. Слегка вздохнув, Сара распрямила спину и провела пальцами по свежевымытым волосам. По комнате распространился запах дикорастущих роз. Она воспользовалась отсутствием брата и успела принять ванну; делала она это очень часто, настолько часто, что Ют ворчал: «У тебя могут вырасти плавники и чешуя».
Ее длинные, до талии, волосы были чуть влажными и прохладными на ощупь.
«Еще не высохли, заплетать в косы нельзя, – решила она. – Подожду, не буду спать до того момента, когда надо будет менять бинты и уговаривать Кейса выпить лекарство».
Сара снова принялась прясть, думая о Кейсе и одновременно беспокоясь о будущем Коннера.
Жар у Кейса спал, и первое, что он услышал, был чей-то шепот. Большинство людей в его положении сразу же открыли бы глаза, чтобы определить, где они находятся, либо издали бы какой-то звук, либо пошевелились бы.
А Кейс не подал и виду, что проснулся.
Здравый смысл подсказывал ему, что он не один. Поскольку единственный человек, которому он доверял, находился в Руби-Маунтинз в Неваде, тот факт, что кто-то находится рядом, грозил опасностью.
Он пошевелил под одеялом левой рукой, пытаясь найти револьвер, который был с ним всегда, даже когда Кейс спал.
Шестизарядный револьвер был при нем.
А сам Кейс лежал голый.
Осторожно и бесшумно он сжал револьвер пальцами, готовясь к бою.
Внезапная острая боль в правой ноге буквально пронзила его, когда он шевельнул ею, и Кейс с трудом сдержал вскрик. Молнией пронеслись в мозгу воспоминания. Некоторые из них были такие же пронзительные, как боль. Другие – мягкие и расплывчатые, как сон.
К первым относилось воспоминание о схватке в «Испанской церкви».
«Меня выследил Эб Калпеппер? – Однако эту первую пришедшую в голову мысль он тут же отверг. – Если бы Эб меня нашел, я бы вообще никогда не проснулся, и в моей руке никогда бы не оказалось револьвера. Я был ранен, – вспомнил он. – Я привязал себя к Сверчку, пришпорил его…»
На этом воспоминание обрывалось.
Кейс внимательно прислушался, но не услышал ничего, что говорило бы ему о присутствии Сверчка поблизости. Он слышал лишь какое-то спокойное жужжание.
На дыхание это было не похоже.
Веретено, внезапно догадался он. Кто-то сидит рядом с ним и прядет пряжу.
Затем пришли другие воспоминания. Запах роз, тепло мягких рук, которые его успокаивают, вода, проникающая сквозь губы и смягчающая страшную жажду, длинные женские волосы.
Сара?
Как из отдельных цветных стеклышек, складывалась целая картина.
Серые глаза и светло-коричневые волосы.
«Она на вкус даже приятнее, чем исходящий от нее аромат. Я не должен был целовать ее. Самая дурацкая вещь, которую я когда-либо делал. По-настоящему глупая».
