Она пыталась объяснить, что ей не в чем перед ним каяться, что ничего у нее с «тем человеком» не было и быть не могло. Он кивал, но молчал. А спустя час ушел по какой-то надобности и напился. И делал это, «не просыхая», в течение нескольких месяцев. Он был уверен и неоднократно заявлял своим собутыльникам, что она его «предала», предпочла более богатому и властному. И все это – в благодарность за то бесконечно многое радостное, что он, Валерка, ей подарил…
Ее усилия вернуть его остались втуне. Он вскорости переехал в другой город, но пить, «страдая о загубленной любви», продолжал. Он опускался и знал это, но ничего поделать с собою уже не желал…
***
– Вот, Вы меня не уважаете и даже презираете, – борясь с икотой, говорил он мне, – А я-то прав! Она предала и меня, и нашу любовь! Была ли измена иль не была – то не важно. Даже, коли была, я простил… А то, что в ночь она ушла от меня к другому, – забыть не умею. Сломала она меня, и такой я ни ей, ни себе не нужен!
– А ты, Валера, попробовал бы вспомнить свои собственные «художества». Не пытался? Она тебя застукала за натуральной изменой, но пощадила, а ты не можешь? Значит, не любил!
Я гневно бросил деньги за нашу выпивку и еду на стол и, не прощаясь, вышел вон. На душе было пакостно, несмотря на праздник. И дорога сама привела меня к храму, где вечеря давно уж закончилась. Но он стоял в ночи – такой белый, такой стремительно чистый, утопая матовыми «маковками» куполов в затянутом тучами небе…
И я осенил себя крестным знамением. А потом прочел «Отче наш» и помолился за то, чтобы замечательный, но незнакомый мне человек, носящий славное имя «Танюшка», был счастлив.
А также за то, чтобы раб Божий Валерий, наконец-то, разобрался в самом себе, перестал уподобляться спивающемуся ничтожеству и постарался – пусть, не лично, а при посредстве небес, – замолить свои грехи перед Танюшкою, да обрести человеческое спокойствие…
Чтобы ему истово захотелось жить или умереть, а не топить себя в пьяном угаре нелепой обиды. А в жизни или на кладбище суждено ему обрести это столь необходимое всем спокойствие – то Всевышний укажет…
Солнечный Зайчик
…когда слова больнее тишины…
Жизнь обожает поднимать штормовые волны прошлого и, смеясь, наблюдать, как они бешено набрасываются на одинокий берег опустошенной души, разбиваются и убегают прочь, уволакивая за собою его не слишком стойкие частички…
С этим человеком мне совершенно не хотелось пить, хотя внешность его отнюдь не была отталкивающей. И причин своему нежеланию я мог бы назвать необозримое множество, но… именно с ним мы пили, уже совершенно потеряв контроль как за количеством выпитого, так и за самими собой…
Конец ознакомительного фрагмента.