– Полагаю, для того чтобы не утрачивать рабочую форму, требуется постоянно практиковаться?
– В каком-то смысле да, конечно. Но если уж человек достиг вершин мастерства, то он просто не сможет разучиться полностью. Сейчас покажу. Ох, нет, лучше чуть позже: извините, вы случайно стряхнули пепел себе на пиджак, вот здесь, видите? Ну а теперь – полюбуйтесь на результат! Не будете же вы после этого отрицать, что беглость пальцев даже без практики надолго сохраняется…
И он протянул мне золотую галстучную булавку, мою собственную. А ведь его рука лишь едва коснулась моей груди, будто бы помогая счистить пепел, я абсолютно ничего не почувствовал – и тем не менее результат действительно был налицо!
– Замечательно! – произнес я, пристраивая булавку на прежнее место.
– О, это как раз пустяки! Но мне и вправду приходилось браться за дела, требующие сноровки. Скажем, я входил в… в дружество, которое вскрыло новый патентованный сейф. Если вы читали газеты, то должны помнить этот случай. Шум поднялся изрядный: ведь тот сейф так широко рекламировали – дескать, «полная гарантия от взлома», непроницаемая броня, стопроцентная уверенность, то, се… А вот мы взяли да и справились с ним всего-то через неделю после того, как он был установлен в банке. У них патентованный противовзломный сейф – а у нас патентованные противосейфовые клинья, полная гарантия взлома. Этак поочередно, с толком, с расстановкой: первый клинышек такой тонкий, что едва рассмотреть, а когда вогнали последний, так уже спокойно можно вставлять рычаг и выламывать покореженную дверцу. Вот уж где пришлось поработать и руками, и головой!
– Да, что-то я об этом читал. Но, помнится, в тех же газетах сообщалось, что взломщик предстал перед судом и понес заслуженную кару…
– А-а, ну да, одного из наших чуть попозже замели по тому делу. Но он не раскололся, остальных не выдал и про наши фирменные методы, ну, насчет клиньев, тоже не рассказал. Что поделать: такие вот секреты фирмы стоят больше, чем свобода или даже жизнь любого из дружества. Впрочем, вам, сэр, уже, должно быть, надоел мой рассказ о делах минувших дней…
– Нет, что вы, продолжайте! Все очень интересно.
– Правда? Скажу честно: мне тоже очень по душе наш разговор. Так хорошо, когда беседуешь с кем-то, кому можно доверять! И так редко это случается! А ведь такой разговор – он, ну, словно бы пар выпустить помогает, давление стравить: вовремя проделаешь – и уже гораздо легче… Ну, тогда давайте продолжим. Был со мной еще один случай – такой, что прямо вспомнить не могу без смеха!
Я закурил следующую сигару и приготовился внимать.
– Я в ту пору еще был совсем мальчишкой, но уже считался хорошим специалистом. Так вот, «пас» я как-то в Сити одного толстосума, у которого, всем известно, были очень дорогие золотые часы. Несколько дней я следовал за ним неотступно, ожидая, когда выпадет удобный шанс; и когда мне действительно улыбнулась удача – можете поверить, я ее не упустил. И вот этот финансовый воротила, вернувшись домой, вдруг обнаруживает, что на часовой цепочке у него ничегошеньки-то и нет. А так уж вышло, что эти часы обладали для него какой-то особой ценностью, не сводящейся к деньгам как таковым. Если не ошибаюсь, это был подарок от отца на совершеннолетие или еще что-то в сходном духе… Да, точно, именно так: там на крышке была выгравирована надпись. Я-то, когда часы изъял, ничего такого не заметил, да и не было у меня времени к деталям приглядываться; но отнести их к тому нашему коллеге, который занимается переплавкой золота, мне предстояло лишь наутро, так что успел свою добычу внимательно осмотреть. И понял, что это не просто драгоценный металл определенного веса, а фамильная ценность. Натурально, открываю вечернюю газету, заглядываю в отдел коротких объявлений… Так и есть: бывший владелец, твердо настроившийся вернуть свое имущество, обещает за возвращение часов награду в тридцать фунтов, при этом гарантирует, что «никакие вопросы задаваться не будут». И адрес указан: Каролайн-сквер, 31.
Что тут скажешь: предложение показалось мне заслуживающим внимания. Так что я упаковал часы в пакет, оставил его в одном надежном трактире, где не задают лишних вопросов, – и отправился по названному адресу.
Прихожу. Хозяин как раз обедал – но когда слуга передал, что его, мол, желает видеть некий молодой человек, то спустился из столовой очень даже быстро. Я так понимаю, он уже догадывался, какой такой молодой человек к нему пожаловал и по какому делу… Проницательный такой старикан, умный и, пожалуй, даже добродушный – вот только не по такому вопросу я к нему пришел, чтобы положиться на это последнее качество. Сразу ведет меня в свой кабинет, садится в кресло, выжидающе смотрит…
– Ну что, юноша, – говорит наконец, – с чем вы ко мне пришли?
– По поводу объявления насчет ваших часов, – отвечаю. – Может статься, что я сумею их для вас добыть.
– А-а, так вот кто их у меня стащил!
– Ни в коем разе! – говорю. – Я, если хотите, ничего не знаю и знать не хочу о том, при каких обстоятельствах вы своих часов лишились. Я вообще лишь посредник. Да, меня послал тот, у кого ваши часы в настоящий момент находятся, – но если меня, к примеру, арестуют, то вам, во-первых, нечего мне предъявить, во-вторых же и в главных – это навсегда закроет вам путь к той семейной реликвии, которую вы сейчас хотите вернуть.
– Ладно, – отвечает. – Не буду на вас давить. Возвращайте часы – и вот вам чек на тридцать фунтов.
– Чеком не пойдет. Золотыми соверенами.
– Столько наличности в золоте я у себя дома по понятным причинам не держу. Придется посылать за ней в банк. Времени на это потребуется примерно час.
– Тем лучше! – соглашаюсь я. – Потому что ваши часы я по тем же причинам тоже в своем кармане не держу – во всяком случае, прямо сейчас. Так что давайте пока на этот часок расстанемся, я вернусь с часами, а вы подготовьте деньги.
Словом, я вышел, взял часы из трактира и в положенный срок явился снова. Пожилой джентльмен сидит у себя в кабинете, а на столе перед ним – горка золотых монет.
– Вот ваши деньги, – говорит он.
– Вот ваши часы, – отвечаю я.
Старикан, по всему видно, был рад завершению сделки: прямо-таки схватил свою реликвию, открыл крышку, посмотрел на надпись, убедился, что механизм работает, и с довольным ворчанием запрятал часы в карман пиджака. Посмотрел на меня, улыбнулся – и заявляет:
– Хорошо, юноша, мы уже разочлись, так что теперь давай-ка не будем считать друг друга дураками. Я знаю: ты не просто посредник – ты их у меня и украл. Предлагаю дополнительное соглашение. Расскажи мне, как именно тебе удалось это проделать, и я не пожалею еще пять фунтов в качестве дополнительного приза.
– Мне нечего вам сказать, – говорю я. – Даже с глазу на глаз нечего. А уж для свидетеля, который сидит вон за той портьерой, – нечего вдвойне!
Профессиональная наблюдательность для людей нашего круга обязательна, а уж я-то ею отличался даже в столь нежном возрасте. И, конечно, заметил, что портьера оттопыривается чуть больше, чем в прошлый раз.
– Да, мальчик, ты, как вижу, всегда настороже, – отвечает он даже без особого неудовольствия, все с той же улыбкой. – Что ж, дело сделано – расстаемся. Я теперь тоже буду настороже, так что теперь ты часы у меня так просто не уведешь: отнесусь к их хранению о-о-очень внимательно! Засим более не задерживаю. Нет, не сюда, – я направился мимо него к ближайшей двери, – это дверь в буфетную. Вот выход.
И сам поднялся, открыл мне дверь, только что ручкой на прощание не помахал.
Я вышел на улицу – и тут же как припустил во все лопатки! Уже и после того, как пересек площадь, долго еще петлял, проскакивал через подворотни, путал след. Лишняя предосторожность, скажете? А вот и нет: часы-то снова были у меня – пока я разбирался, будто бы перепутав дверь, пока старик выпускал меня наружу… В общем, хотя он и намеревался «быть настороже», но свой карман не уберег. А поскольку неизвестно, когда он это обнаружил (может, и сразу!), то лучше было не рисковать. Так или иначе, следующим же утром семейная реликвия отправилась на переплавку. Неплохо сработано, правда? Старый финансист думал меня обобрать – но вместо этого я сам дважды содрал с него шкурку!
Эта история подействовала на моего собеседника, как звук военной трубы на старого боевого коня. Раньше он осторожничал – но теперь, поведав о своем триумфе, отбросил сомнения и рвался в бой. Было видно, что даже если он и вправду сменил род занятий, все-таки гордость прошлыми достижениями его прямо-таки переполняет и самое искреннее (допустим) раскаяние в своей преступной деятельности не может с ней сравняться.
