Начало этим дискуссиям положила организованная в мае 1993 года посольством Украины в Москве информационно-аналитическая конференция «Голодомор 1932–1933 годов: трагедия и предостережение». С обеих сторон тогда присутствовали ученые, политики и журналисты. Мы говорили о терроре голодом, примененном Кремлем против Украины, они утверждали, что сталинские репрессии были лишены национальной окраски. Только бывший диссидент, а в 1993 году — председатель комиссии по правам человека Верховного Совета РФ Сергей Ковалев нашел в себе мужество сказать, обращаясь к украинской стороне»: «Простите нас!»
Потом в московской газете «Известия» появилась статья журналиста Л. Капелюшного, написанная после его ознакомления с книгой В. Маняка и Л. Коваленко «33-й: голод: народная книга-мемориал». В книге журналист увидел «имеющие юридическую силу свидетельские показания, свидетельства очевидцев геноцида».
И ковалевское «Простите нас!», и вывод Л. Капелюшного были усилены выступлениями на международной научной конференции «Голодомор 1932–1933 годов в Украине: причины и последствия», которая состоялась в Киеве 9–10 сентября 1993 года в присутствии президента Украины. Если Леонид Кравчук обвинил в трагедии украинского народа сталинское правительство, то Иван Драч, который выступил вслед за ним, поставил проблему в другую плоскость. «Наступило время до конца осознать раз и навсегда, — сказал он, — что это был только один из ближайших к нам, уцелевшим и сейчас живущим украинцам, этап планомерного искоренения украинской нации, неприятие существования которой глубинно заложено у потомков северных племен, которым наш народ дал свою веру, культуру, цивилизацию и даже имя».
Российские специалисты по проблеме коллективизации и голода Илья Зеленин, Николай Ивницкий, Виктор Кондрашин и Евгений Осколков в коллективном письме в редакцию одного из исторических журналов Российской академии наук высказали тревогу в связи с тем, что большинство участников конференции настаивали на «некоей исключительности Украины, особом характере и содержании этих событий в республике, в отличие от других республик и регионов страны». Они утверждали, что голод в Украине не отличался от голода в других регионах, а противокрестьянская политика сталинского руководства не имела ярко выраженной национальной направленности («Отечественная история», 1994, № 6, с. 256).
Обосновывая свою позицию, наши коллеги делали ударение (со ссылкой и на содержание моего доклада на этой конференции) на социально-экономические аспекты голода 1932–1933 годов. Безусловно, экономическая политика Кремля не различала границ национальных республик, в этом отношении их аргументация была безупречна. Однако отрицание украинской специфики голода подводило российских коллег, хотели они того или нет, к утверждению об отсутствии у Кремля национальной политики, в том числе ее репрессивной составляющей. То же самое утверждение: «Сталинские жертвы не имеют национальности!» — довелось мне услышать уже от другой по составу российской делегации на Международном симпозиуме в Торонто на тему «Население СССР 20–30-х годов в свете новых документальных свидетельств» (февраль 1995 года). Но история СССР заключает в себе немало примеров репрессий по национальному признаку. Стоит ли их перечислять?
В последние годы Институт истории Украины наладил сотрудничество с Институтом всеобщей истории РАН, а через него — со специалистами других учреждений РФ в рамках Украинско-российской комиссии историков (сопредседатели — академик НАН Украины Валерий Смолий и нкндемик РАН Александр Чубарьян). 29 марта 2004 года в Москве состоялось заседание комиссии с участием многих известных российских специалистов по аграрной истории. Обсуждалась книга «Голод 1932–11)33 годов в Украине: причины и последствия», изданная в 2003 году Институтом истории Украины к 70-й годовщине Голодомора. 30 авторов создали том крупного формата — 888 страниц, плюс тетрадь иллюстративных материалов в 48 страниц.
Несколько экземпляров книги были переправлены в Москву задолго до заседания комиссии. Но она не убедила российских историков. Вскоре после этой встречи В. Данилов и И. Зеленин изложили свою точку зрения относительно данной проблемы в статье, опубликованной журналом «Отечественная история» (2004, № 5). Суть их позиции отражена в самом названии статьи: «Организованный голод. К 70-летию общекрестьянской трагедии».
Фамилии авторов статьи журнал взял в траурную рамку. Наших оппонентов вскоре после встречи не стало. Это большая потеря для российской исторической науки, для всех нас. Тем более, что перспективные российские ученые последующих поколений не спешат браться за разработку «трудных проблем».
1$ последнее время в научный оборот введены новые архивные документы по аграрной истории советского периода. Они являются, в первую очередь, результатом подвижнического труда Виктора Петровича Данилова. Это пополнение базы первоисточников существенно укрепляет позиции украинской стороны в ее попытках убедить мир в том, что Голодомор был геноцидом.
Подытоживая результаты нашей встречи 29 марта 2004 года в упомянутой выше статье, В. Данилов и И. Зеленин пришли к такому заключению: «Если уж характеризовать голодомор 1932–1933 годов как «целенаправленный геноцид украинского крестьянства», на чем настаивали некоторые историки Украины, то надо иметь в виду, что это был геноцид в равной мере и российского крестьянства». С таким итоговым выводом украинская сторона может согласиться. Ведь мы не утверждаем, что сталинскими жертвами были исключительно украинцы. Скажу даже больше. Специфика «социалистического строительства» и характер политического устройства были такими, что в наибольшей степени (в процентах к численности) пострадали в 1918–1938 годах непосредственные исполнители сталинских преступлений — чекисты, на втором месте оказались члены государственной партии, особенно — компартийно-советская номенклатура, далее — граждане национальных республик и, наконец, — русские.
Чем объяснить сдержанность российских ученых в вопросе о геноциде? Тем, по-видимому, что международное сообщество все активнее использует в повседневной жизни «Конвенцию о предупреждении преступления геноцида и наказании за него» от 9 декабря 1948 года. В частности, на международном форуме «Предотвращение геноцида: угрозы и ответственность», состоявшемся в Стокгольме в январе 2004 года, принимали участие руководители многих государств. Ключевыми были такие вопросы: политические, идеологические, экономические и социальные корни насилия, связанного с геноцидом; механизмы предупреждения и реагирования на международном уровне на угрозу геноцида; использование дипломатических, гуманитарных, экономических и силовых механизмов предотвращения геноцида.
В украинском обществе только маргинальные политики правого направления настаивают на ответственности современной России за украинский Голодомор и требуют моральной или даже материальной компенсации. Официальное признание России правопреемницей Советского Союза не может обременять ее ответственностью за преступления большевистских, белогвардейских или любых других режимов, которые контролировали в прошлом российскую территорию. Даже попытки руководителей Кремля «привязаться» к некоторым атрибутам бывшего Союза (свидетельством этого является, например, мелодия государственного гимна РФ) не дают оснований для таких претензий. В конечном счете, ностальгия по советскому прошлому одинаково свойственна определенным кругам украинского и российского общества, главным образом, старшему поколению.
В России вполне свободно издаются документальные сборники, в которых отражены государственные преступления сталинской эпохи. Собственно, построить концепцию украинского Голодомора как геноцида оказалось возможным только на основании обнародованных в Москве документов. Вместе с тем попытка унаследовать достижения советской эпохи (в первую очередь, победу во Второй мировой войне), вынуждает российских чиновников, насколько это возможно в условиях отсутствия диктатуры, затенять сталинские преступления. В наибольшей степени это касается преступления геноцида, хотя Конвенция от 9 декабря 1948 года не обременяет ответственностью правопреемников преступных режимов.
Конечно, если Россия хочет унаследовать все достижения советской эпохи, она должна в какой-то степени унаследовать и негатив, то есть произнести ковалевское: «Простите нас!» Намек на такую «повинность» сделал в 2004 году Европейский парламент, когда признал актом геноцида депортацию чеченцев. Однако кому приятно обременить себя моральной ответственностью за преступления предыдущих режимов?
Вот почему Россия является решительным противником признания украинского Голодомора геноцидом. В августе 2003 года в интервью украинской редакции ВВС посол РФ в Украине Виктор Черномырдин заявил: «Голодомор затронул все советское государство. Не меньше трагедий и боли было на Кубани, Урале, Поволжье и в Казахстане. Не было таких изъятий только на Чукотке и в северных районах, потому что там нечего было конфисковывать». Официальные представители России в ООН сделали все возможное, чтобы в Совместном заявлении 36 государств в связи с 70-й годовщиной украинского Голодомора не оказалось определения этой трагедии как геноцида.
