Слуга вернулся через минуту.
— Ваша светлость, это герцог д’Аламеда…
Посол подпрыгнул в кресле.
— Герцог д’Аламеда?!
— Да, ваша светлость.
— В такой час! У меня! Невозможно!..
— Покорнейше прошу простить меня, но он там, в гостиной, и настаивает, чтобы ему дали возможность поговорить с вашей светлостью.
— Господин д’Аламеда!.. Ах, боже мой, что это значит?..
Посол поднялся и сунул ноги в домашние туфли.
— Быстрее, Куртуа! Одежду!.. Парик!..
— Не надо, мой дорогой герцог, — раздался негромкий дрожащий голос, — вы меня прекрасно услышите и в домашнем халате.
Дипломат посмотрел на двери. На пороге стоял Арамис. В глубине его лица, изрезанного морщинами, как море в бурю — волнами, будто притаились глаза, словно две большие морские птицы.
— Добрый вечер, господин посол, — продолжал бывший мушкетер и приблизился, согнувшись почти вдвое и опираясь на трость, — или, скорее, доброе утро, потому что вот-вот уже рассветет, а ваше сиятельство только собирается ложиться спать.
Он сделал послу знак, чтобы тот отпустил слугу.
— Подайте стул и можете быть свободным, Куртуа, — сказал господин д’Аркур, удивленно глядя на Арамиса.
Посетитель сел и заговорил размеренным тоном:
— Мой дорогой герцог, тороплюсь выразить свои искренние поздравления… Кажется, праздник удался. Слава богу, король Филипп должен быть доволен.
— Действительно, его величество изволил высказать свое удовлетворение…
— Браво! Представляя короля-Солнце, вы и сами оказались nee pluribus impar[10] раздатчиком сюрпризов, волшебства и диковинок.
— Ее высочество — госпожа принцесса — очень желала объединить все приветствия в приветствие от августейшего гостя.
— Все лучше и лучше!.. С тех пор как появилась юбка в вашей игре!.. Юбка, под которой прячется — как под дурацким колпаком — внук Людовика XIV.
И хитрый старик слегка покашлял, подражая папе Сиксту V.
— Как я жалею, — продолжал он, — что не могу присутствовать на всех этих феериях… Дела, возраст, болезни. И потом, эта привычка ложиться с петухами.
Он взял конфетку из позолоченной бонбоньерки изысканной и дорогой работы.
— Меня интересуют коллеги вашего превосходительства, представляющие другие государства при мадридском кабинете министров, — приходили ли они, чтобы участвовать в развлечениях?
— Господа д’Аррах и дель Борджо извинились за опоздание…
Арамис рассмеялся.
— Этот честный граф и милейший маркиз! Ну, конечно, лучше поздно, чем никогда… И скажите мне еще: вам никого не представляли?
— Да, представляли: английского дворянина, он у нас проездом.
— Ну да, Джон Черчилль…
— Веселый, живой, умеющий по достоинству оценить наши французские вина.
— О да, он их ценит настолько, что готов с удовольствием сшить манто из суверенных провинций, их производящих.
— Это как же?
— Эти господа могли бы вам еще привести минхера Оверкерке.
— Что еще за Оверкерке?
— Богатый негоциант то ли из Антверпена, то ли из Амстердама или Гааги… Но, без сомнения, они боятся, что манеры сего почтенного гражданина немного грубоваты, для того, чтобы он мог участвовать в такой блистательной компании… Каждый посланец Соединенных провинций…
— Протестанты Фландрии решили приблизить одного из них к его католическому величеству.
— Позвольте, я не сказал, что это будет у короля Испании. Знаю только, что фламандец и англичанин явились, чтобы договориться — от имени их правительств — с маркизом и графом… Устраиваются короткие свидания, тайные сборища…
Посол скривился, выражение довольства на его лице сменилось досадой.
— И я не знал об этой интриге! — раздраженно воскликнул он.
— Мой дорогой герцог, — возразил собеседник, — в этом и заключается, по-видимому, сходство дипломатов с мужьями: и те и другие узнают последними о вещах, которые их интересуют.
— Черт возьми! Но моя полиция, обходится мне не дешево!
— Моя мне не стоит ничего; возможно, потому она и лучше вашей.
Господин д’Аркур заерзал в кресле.
— Но все-таки, господин герцог, эти иностранцы… Вы знаете причину и цель их приезда в Мадрид?
— Для того я и здесь, чтобы сообщить вам это.
И господин д’Аламеда коротко рассказал своему собеседнику о том, что произошло в монастыре францисканцев у ворот Алькалы. Дипломат жадно слушал Арамиса, выражение его лица изменялось столь же быстро, сколь торопливо повествовал бывший мушкетер. Но вот последняя волна беспокойства прошла и по чертам его лица разлилась безмятежность. Недоверчивая улыбка скользнула по губам герцога д’Аркура.
Бывший мушкетер заметил это и ответил такой же иронической улыбкой. Господин д’Аркур снова заерзал в кресле.
— Этот так называемый Большой альянс… Новая лига против Франции… Клянусь, ваше сиятельство, у меня возникает искушение думать, что вы не платите вашей полиции, потому что альянс похитил все ваши деньги. Заседание проходило под руководством монаха… Они просили поддержки у общества иезуитов.
— Значит, вы думаете…
— Думаю, что все это, без сомнения, делает честь воображению того, кто сочинил подобную басню, но, к счастью, все это лишь басня некоего чудака… Готов дать руку на отсечение.
— Уверены, что она отрастет снова?
И тут же изменившись в лице, Арамис произнес:
— Однако хватит шутить. Общественные интересы стоят труда. Никто меня не обманул. Я сам все видел и слышал.
— Как же это может быть?
— Очень просто — заседание, в которое вы отказываетесь верить, возглавлял я.
— Значит, — вскричал дипломат, — этот францисканец…
— Я надел мантию и скрыл свое лицо под маской.
Господин д’Аркур снова воскликнул:
— И что? Вы могли бы…
Арамис поднялся без явного усилия и осенил себя крестом.
— О! — пробормотал дипломат. — Верю вам теперь, верю, господин герцог, и спрашиваю: что нам делать?
Арамис снова опустился в свое кресло и скрестил худые ноги.
— Сначала, — сказал он, — надо предупредить Людовика XIV о грозящем ему ударе.
— Да, — ответил дипломат, — я тотчас же отправлю гонца.
Господин д’Аламеда покачал головой.
— С этим господином д’Аррахом надо держать ухо востро… Мадрид далеко от Парижа. Обычный гонец, наверное, никогда не доедет.
— Но в таком случае война вот-вот застанет Францию врасплох, страна меньше всего ее ждет и меньше всего к ней готова!
— Не волнуйтесь, король будет предупрежден. Я сейчас же отправлюсь в Версаль и приложу все старания.
