— Меня фактически заколотили в ящик. Радиостанция произвела кое-какие перемены в формате, и в результате передо мной оказалось полчаса новостей, а после меня — ток-шоу.
Да, конечно, Мюррея Кея вполне могли заколотить в ящик, однако радиостанции уже не раз весьма пренебрежительно отзывались об эзотерике соревнования диск-жокеев. Мюррей Кей вложил в «Даблью-ай-эн-эс» целых четыре года, что составляло своего рода рекорд, однако исторически это не так много значило. В стране постоянно работает не менее 25 000 диск-жокеев, и текучка среди них просто ужасная. Диск-жокеи то сами увольняются, то их увольняют, и примерно 95 процентов всей их массы, как занятых, так и безработных, жадно взирают на 16 главных рабочих мест для диск-жокеев в Нью-Йорке. Вожделенное минимальное жалованье здесь составляет 20 000 долларов в год для не слишком талантливого диск-жокея, который работает в штате постоянно.
Вообще-то Мюррей Кей сделал очень многое, чтобы внести в свою работу какое-то разнообразие. Судите сами. Вот из чего складывается примерно половина его доходов: поп-музыкальные представления, которые он ставит в театре Фокса в Бруклине; его личные выступления в разных местах вроде «Фридомленда», футболки с надписью «Мюррей Кей», которые он продает; альбомы звукозаписи, которые он «представляет», например, «Мюррей Кей представляет свои лучшие анекдоты» или «Мюррей Кей представляет лучшие анекдоты от Джекки Кей». Джекки — это его жена. Хилари Хейес, отец Джекки, руководит конторой Мюррея Кея на радиостанции «Даблью-ай-эн-эс». Он располагается на верхнем этаже двухэтажного здания в западной части Центрального парка, справа, как раз там, где парк примыкает к площади Колумба. Хилари Хейес делает упор на то, что Мюррей Кей — не просто выдающийся диск-жокей радиостанции «Даблью-ай-эн-эс», а что он сам по себе — классный шоумен и необыкновенная личность. Я знакомлюсь с этим седовласым мужчиной, сидящим у себя в кабинете за столом, над которым висит плакат: «Поздравления Мюррею Кею. Ты — то, что происходит, малыш». По другую сторону от стола располагается целая стайка девушек, работающая там на добровольных началах и разбирающая корреспонденцию Мюррея Кея. А приходит ему порядка 150 писем в день. Поскольку девушки работают добровольно, там всегда оказывается масса новеньких, и Хилари Хейес неустанно раздает им инструкции — как правильно отвечать на письма.
— Итак, запомните, — говорит им Хейес. — В конце всегда вставляйте фразу «Мюррей шлет Вам свою любовь», прежде чем написать «Искренне Ваш». И не забывайте упомянуть: «Слушайте главное шоу». Но только не называйте его, потому что, если они не знают, которое там главное, выходит очень скверно. Также помните: мы не особенно рады тому, что они слушают «Даблью-ай-эн-эс». Мы просто счастливы, что они слушают Мюррея Кея. И если он вдруг станет выступать на любой другой станции, мы будем счастливы точно так же.
Правда, однако, заключается в том, что футболки, альбомы и вообще все на свете попросту испарится для Мюррея Кея, как и для любого другого диск-жокея, если он вдруг окажется без основного радиошоу. Именно об этом Мюррей стал подумывать, когда «Все американцы» и «Славные ребята» вышли вперед, резко обогнав его. А затем наступило 7 февраля 1964 года — день величайшего переворота в жизни Мюррея Кея.
Именно в тот день «Битлы» впервые прибыли в Соединенные Штаты, конкретно — в аэропорт Кеннеди. Вся сцена являла собой вполне ожидаемый сумасшедший дом: четыре тысячи подростков стремительно метались туда-сюда, время от времени бросаясь на зеркальное стекло и пытаясь таким образом прорваться в зону таможенного контроля, когда «Битлы», спустившись по трапу самолета, наконец там оказались. Все газеты, все теле- и радиостанции, все телеграфные агентства, — вообще все, кто мог послать туда хоть какого-то представителя, всё это дело освещали, отчаянно стараясь выискать что-нибудь такое эксклюзивное. В «Даблью-ай-эн-эс» лихорадочно пытались прикинуть, кого бы из постоянных новостных репортеров послать в аэропорт Кеннеди для проведения прямой передачи о прибытии «Битлов», но так и не смогли подобрать никого подходящего. Тогда Джоэлу Чейзмену, руководителю радиостанции, пришла в голову мысль: а почему бы им не отправить туда Мюррея Кея?
Проблема заключалась в следующем: предполагалось, что прессе будет дозволено сделать всего один снимок «Битлов» — в тот самый момент, когда их заведут в душную комнатенку и поставят на возвышение, тогда как в комнатенку эту в буквальном смысле набьется добрая сотня репортеров, фотографов, интервьюеров. Поскольку на дворе стоял февраль, каждый из журналистов был облачен в пальто. Хуже того, все фотографы орали одновременно, и в целом там царил сущий бедлам, однако как раз тогда и настал «звездный час» Мюррея Кея. Должно быть, Мюррей Кей показался странным даже «Битлам». В начале февраля он стоял там в своей нелепой соломенной шляпе, сгорбившись у подножия платформы настолько, что смахивал на шарик, одаряя «Битлов» своим фирменным маниакальным взором и пытаясь пристроить куда-то им на колени липкий микрофон. Мюррей Кей явно рассчитывал на интервью. Некий фотограф орал «Битлам» что-то вроде: «Эй, ребята, вы бы не могли там встать чуть-чуть поплотнее!» Однако сам Мюррей Кей нацелился на одного из «Битлов», выбрав себе в качестве жертвы Джорджа Харрисона, и нес что-то наподобие: «Эй, Джордж, малыш, эй-эй, Джордж-Джордж, малыш, ага, эй, там, что, малыш, сравнится ли все это с тем, как вас принимали в Стокгольме, а, малыш?» Мюррей прекрасно знал всю их историю. А Джордж, парнишка, склонный все понимать буквально, опустил голову, увидел под соломенной шляпой до странности дружелюбное лицо и сказал:
— Ну, поначалу мы немного забеспокоились. Вообще-то, знаешь, мы привыкли, что из-за рева самолета не слышно никаких воплей. А здесь мы отлично слышим вопли, хотя и рев самолетов тоже. Понимаешь? Короче, это самую малость нас обеспокоило. Все это вроде как не кажется слишком круто.
Полный порядок! Если вспомнить Кубу, де Голля, одностороннее разоружение, Линдона Б. Джонсона, Южный Вьетнам, это, конечно, не был масштабный исторический обзор, но в лиге диск-жокеев, освещавших первые шаги «Битлов» на американской земле, это стало поистине сенсационной новостью. Вся пресс-конференция пошла именно в таком направлении. Даже после того, как все остальные принялись сыпать вопросами, Мюррей Кей продолжал урывать эксклюзивные интервью. Вот, допустим, очередной репортер орал какой-нибудь там вопрос наподобие: «Что вы думаете о Бетховене?» А «Битл» Джон Леннон, который откликался на большинство подобных беспорядочных и случайных вопросов, отвечал что-то вроде: «Бетховен? Он чокнутый, взять хоть его стихи». И все это время Мюррей Кей совал свой липкий микрофон вверх и спрашивал, ну хоть у Ринго Старра, что-то наподобие: «Ринго, скажи, что тебе первым делом хотелось бы увидеть в Нью-Йорке?» — а Ринго опускал голову, видел этот странный шар в соломенной шляпе у себя под ногами и отвечал: «Ну, не знаю, какие-нибудь исторические здания вроде „Пепперминт-Лонж“». Наконец кто-то позади, какой-то там репортер, выкрикнул: «Эй, там, кто-нибудь, велите Мюррею Кею кончать со всей чешуей!» Просто парадиз! «Чистое безумие, Пол, малыш, — сказал Мюррей Кей в микрофон. — Ты — вот что происходит, Пол, малыш, и запомни — впервые ты это услышал на „1010 Даблью-ай-эн-эс“!» Кончать со всей чешуей! Только представьте! Парень сказал это самому Полу и таким образом сразу поставил остальных на место, ибо теперь казалось, будто идет пресс-конференция исключительно Мюррея Кея, а прочая братия болтается здесь вроде хора в древнегреческой трагедии. С этого самого момента фортуна Мюррея Кея просто ракетой взмыла вверх.
Странным образом на следующий вечер именно Мюррей Кей повел «Битлов» танцевать твист в «Пепперминт-Лонж», и с тех самых пор, на протяжении всего американского турне, он стал их гидом, их Босвеллом, буфером, партнером по играм. Мюррей даже в Англию с ними отправился. Возможно, все дело было в его волшебной шляпе, он и сам толком не знает, ведь у Мюррея не было совсем никакого опыта общения с «Битлами» до того самого момента, как он расположился у них под ногами в аэропорту Кеннеди.
— Все вышло нечаянно, — говорит Мюррей и, сам того не желая, выбирает точное словцо.
К концу недели некоторые репортеры начали приходить в бешенство, потому что, если они хотели услышать хоть пару слов от «Битлов», им требовалось сперва пройти через Мюррея Кея. А кто он, черт возьми, вообще такой? В майамской гостинице Мюррей Кей делил номер с одним из «Битлов», Джорджем Харрисоном, и при этом записывал каждое его слово — получались магнитофонные записи длиной по миле в минуту. Он заставил всех «Битлов», одного за другим, сказать все, что ему захочется, в кассетный магнитофон — в порядке рекламы для «Даблью-ай-эн-эс», рекламы для Мюррея Кея, рекламы для «Свингового суаре», как теперь стало называться его вечернее шоу, шедшее с половины седьмого до десяти.
