Ирина подошла к автобусной остановке. Нет, она не пойдет на Московскую, к Кириллу. Без колебаний, быстро, пересекла площадь. Она поедет к отцу, в Коминтерн. Отца нет в городе, и это хорошо.
Автобус катил мягко, кондукторша болтала с водителем. По мосту через Вятку Ирина давно не ездила в этот час, следила за огнями лодок. Рыбаки — свободные духом люди, говорил о них отец, он и сам был таким.
А она? Что делает она со своей жизнью? Зачем-то закончила пединститут, зачем-то учится в аспирантуре.
Зачем-то, усмехнулась она. Все предусмотрено при рождении. Бабушка сумела не только свою дочь держать на коротком поводке, она и на нее сворку накинула. Ирина помнит, как отдала матери диплом и решила, что свободна для жизни.
Но мать сказала:
— Мне жаль, но бабушка видела тебя кандидатом наук.
— Ме-ня! — ахнула Ирина.
— Да, тебя, — подтвердила мать.
— А если нет? — Ирина помнит, как загорелись ее щеки.
— Если нет, то у тебя тогда… — она вздохнула, — многого нет.
— Например? — спросила Ирина, наблюдая за лицом матери. Оно было бесстрастным, как у теледиктора, который читает чужой текст.
— Бабушка оставила тебе деньги на поездку в Англию. Подучить английский перед экзаменом в аспирантуру. Ты ведь всегда хотела в Англию?
— Хотела, — сказала Ирина.
— Ну и еще. — Мать вздохнула. — Снова деньги. Бабушка завещала тебе счет в банке.
— С каких это доходов? — недоверчиво фыркнула Ирина.
— Это не важно. Но, если хочешь знать, скажу.
— Конечно, хочу.
— Ты знаешь, что в бабушкином роду много бездетных. Она сумела объяснить им: ты тот человек, который не пустит по ветру то, что они накопили. В общем, на счету в банке деньги за два дома, неплохих, за две квартиры в Екатеринбурге и за одну в Челябинске.
Ирина хлопала глазами.
— И что же? — наконец спросила она. — Какое отношение все это имеет…
— А такое, что все это ты можешь получить только после защиты диссертации.
— А если нет?
— Тогда счет останется в банке. Невостребованным.
— А ты не сможешь им воспользоваться?
— Нет, Ирина. Я сделаю так, как сказала мама.
— Круто, — выдохнула Ирина. — Послушная дочь. До… до потери пульса. — Ирина сначала фыркнула, а потом захохотала. — Ох, наша бабушка! Наш гениальный инженер-конструктор. Скажите, кто-нибудь, что вечных людей нет! Есть, потому что даже с того света они могут руководить нашей жизнью! — Она качала головой.
— Можешь говорить все что угодно, кричать, визжать, кривляться. Но все будет так и только так.
— Ладно, за сколько же я должна стараться? Можно узнать?
— Тайна, — ответила мать. — Она откроется в обмен на диплом кандидата исторических наук.
— Понятно. Но то, что ты перечислила, должно быть, не хило, — сквозь зубы процедила Ирина. — Мне предлагают выучиться в аспирантуре за большие деньги. Причем плачу не я, а мне. Гм-м-м… А вообще-то, какие у меня варианты? — продолжала она. — В школу я не хочу. Бегать по частным урокам — туфли жалко. Идти в музей Царицыно, как ты мне предлагала…
Мать перебила ее:
— Я ей предлагала! Я просила, чтобы тебя туда взяли хоть кем-то! Там перспектива, его восстановят, там нужны люди. Ты понимаешь?
— Понимаю. Это. Но не понимаю, мама, почему я. Ты сама знаешь, я хотела пойти на биофак.
Зоя Павловна махнула рукой:
— Только не говори мне в сто первый раз, что ты хочешь чистить клетки в зоопарке.
Ирина фыркнула, как дикая кошка.
— Чистить клетки? Нет. Они пахнут. А вот кормить зверей, наблюдать за ними… В конце концов, выращивать для них еду, морковку, свеклу… — Ирина улыбалась. Она видела, как мать морщится. Но представляла себе, что это не мать, а бабушка.
— А должность, которую тебе могут дать без специального образования в зоопарке? — Мать, кажется, не могла оставить эту тему. — Ты что, истории будешь учить львов, тигров, кто там еще…
— Тапиры, носороги, верблюды, ежи, лисицы, волки…
— Можешь не перечислять. — Мать снова махнула рукой.
— Мама, но я говорила, чего я хочу…
Мать вздохнула:
— Ну что мы как на сайгонском базаре? Мы живем в тех обстоятельствах, в которых живем. А значит, из них и следует исходить.
Когда мать вспоминала о чем-то вьетнамском, это означало: она сказала все, что могла. Значит, не отступит ни на шаг.
Ирина тоже вздохнула.
— Лады, — бросила она. Мать знала, что это означает. — Покоряюсь, хотя я против.
Зоя Павловна усмехнулась:
— Итак, стороны обменялись речами. Что дальше?
— А дальше, — сказала Ирина, — ты сама знаешь, — в Москве в бесплатную аспирантуру мне не поступить. А если в платную, то жаба давит. Ей-богу.
— Согласна. Варианты?
— Один. Ехать к отцу и учиться в Вятке.
Мать поджала губы. Но это ее первая реакция. Вторая быстро перекрыла первую. Мать сказала:
— Что ж, логично. Жилье есть. Отца дома не бывает. Значит, мы подошли к этапу номер один твоего приближения…
— …к бабушкиной морковке, — засмеялась Ирина.
— Я должна отправить тебя в Англию. — Мать не обратила внимания на выпад дочери. А чтобы подчеркнуть, что сделала это намеренно, добавила: — Я не могу ослушаться маму.
В Вятке все вышло так, как и должно было. Она легко сдала экзамены, написала работу по странной для нее теме: «Особенности преподавания в старших классах социалистического периода истории». Отец Кирилла уже поговорил с кем надо, проблем с защитой не будет.
Но все остальное становилось проблемой, причем более серьезной, чем ей казалось. Она все глубже врастала в дела Вахрушевых, а роль, которую ей отвели, начинала тяготить.
Автобус нырнул в полуспящее село, отделявшее город от поселка Коминтерн. Когда-то этот поселок не входил в черту Вятки, но потом росчерком пера его облагодетельствовали. Построили панельные дома, которые своей эфемерностью придавали особенную основательность старым кирпичным. Отец жил в таком, в старой бабушкиной квартире. Она предусмотрительно не продала ее, переехав в Москву к дочери Зое после смерти своего мужа. Она знала, семья всегда сумеет выгодно распорядиться площадью.
Довольно долго здесь жила старшая бабушкина сестра, потом еще кто-то. Отец захотел переселиться сюда по своей воле. Что и сделал.
Ирина прошла от остановки в глубь квартала, к дому. Набрала код «38», который, похоже, в этом городе на каждой двери. В подъезде, как и месяц назад, та же труба с лохматыми слоями разной краски, вынутая из ванной чьей-то квартиры, стоит в углу. Почтовый ящик забит бумагой — рекламщики трудились зря, отец давно в полях. Потом выну, подумала Ирина и пошла вверх. Между вторым и третьим этажами на широком подоконнике сверкали глазами непугливые кошки — серая и белая. Лестница, как всегда, чисто вымытая, и такой же привычный запах вареной картошки.
