— Можете разобрать адрес? — спросил он, вручая ей карточку.
— Да, — сказал она. — Дархэм-авеню, 251.
— Хорошо. Положите карточку в сумку и смотрите не потеряйте ее. Там наверняка у вас ее попросят. Я посылаю вас в учреждение, которое называется «Дочери и Сестры». Это приют для обиженных женщин. Довольно необычный. Судя по вашей истории, я бы сказал, что вы им подходите.
— Как долго они позволят мне оставаться там?
Он пожал плечами.
— Полагаю, в каждом отдельном случае это бывает по-разному.
«Так, значит, вот что я теперь, — подумала она. — Отдельный случай».
Казалось, он прочел ее мысли, потому что улыбнулся. Зубы, обнажившиеся в улыбке, нельзя было назвать красивыми, но улыбка казалась вполне честной и доброжелательной. Он ободряюще прикоснулся к ее руке. Это было мимолетное прикосновение, неуклюжее и довольно робкое.
— Если ваш муж так избивал вас, как вы рассказываете, миссис Мак-Клендон, вы выбрали лучшую долю, куда бы теперь ни попали.
— Да, — сказала она. — Я тоже так думаю. И если даже ничего путного не получится, всегда для меня остается пол в этом зале, правда?
На его лице отразилось изумление.
— О, я не думаю, что до этого дойдет.
— Может дойти. Кое у кого доходит. — Она кивнула на двух бездомных, спящих бок о бок на лавке, подстелив куртки. У одного из них на лицо была надвинута грязная оранжевая кепка, чтобы глаза не резал электрический свет.
Слоуик несколько секунд смотрел на них и снова взглянул на нее.
— До этого не дойдет, — повторил он еще более уверенным тоном. — Городские автобусы останавливаются прямо за главным входом. Повернете налево и сразу увидите. Тротуарный бортик окрашен в разные цвета соответственно различным автобусным маршрутам. Вам нужен автобус Оранжевой линии, так что встаньте на оранжевый участок тротуара. Поняли?
— Да.
— Это стоит доллар, и желательно заплатить водителю без сдачи. Вы можете вызвать его раздражение, если у вас не окажется мелочи.
— У меня достаточно мелочи.
— Хорошо. Выйдите на углу улиц Дирборн и Элк, потом пройдите два квартала вверх по Элк… а может, три, я точно не помню. Так или иначе, окажетесь на Дархэм-авеню. Здесь вам нужно свернуть налево и пройти четыре квартала, но кварталы там короткие. Увидите большой дом с белыми оконными рамами. Я бы сказал, что его надо заново покрасить, но они могли уже успеть это сделать. Запомнили?
— Да.
— И еще одно. Оставайтесь в зале ожидания, пока не станет светло. До тех пор никуда не выходите — даже к остановке городских автобусов.
— Я и не собиралась, — с облегчением сказала она.
4
Она проспала урывками лишь два или три часа в «Континенталь-экспрессе», который привез ее сюда, и поэтому неудивительно, что, выйдя из городского автобуса Оранжевой линии, она заблудилась. Позже Рози решила, что, наверное, она пошла по Элк-стрит не в ту сторону, но результат — почти три часа блужданий по незнакомому городу — был гораздо важнее причины. Она тащилась квартал за кварталом в поисках Дархэм-авеню и не нашла ее. Ноги болели. Поясницу ломило. Подкрадывалась головная боль. И не было рядом Питера Слоуика; те, кто обращал на нее хоть какое-то внимание, смотрели с недоверием, подозрением или явным презрением.
Вскоре после того как Рози сошла с автобуса, она проходила мимо грязного, подозрительно выглядевшего бара под названием «Пропусти Глоток». Шторы на окнах были опущены, рекламные вывески — темные, на двери — засов. Она вернулась к этому бару минут двадцать спустя, не сообразив, что уже проходила здесь, пока не увидела его. Шторы были по-прежнему опущены, но вывески горели, а засов был отодвинут. Мужчина в китайском рабочем комбинезоне облокотился на косяк двери, держа в руке початую кружку с пивом. Она взглянула на свои часы — еще не было половины седьмого.
Рози опустила голову так, что могла видеть мужчину лишь краешком глаза, покрепче сжала ремешок сумочки и пошла чуть быстрее. Она догадывалась, что мужчина в дверях знает, где находится Дархэм-авеню, но не собиралась спрашивать его, как туда пройти. Он был похож на любителя выпить и поволочиться за женщинами.
— Эй, бэби, эй, бэби, — окликнул он ее, когда она проходила мимо «Пропусти Глоток». Голос у него звучал монотонно, почти как у робота. Хотя она предпочла бы пройти незамеченной, но не смогла удержаться и бросила украдкой взгляд через плечо, когда миновала бар. У него были низкий лоб, бледная кожа, на которой выступало несколько пятен, похожих на недавно зажившие ожоги, и темно-рыжие отвислые усы с осевшей на них пивной пеной. Он заметил, как она обернулась.
— Эй, бэби, я б залез на тебя, ты ничего себе штучка, и титьки у тебя что надо, что скажешь? Не хочешь поваляться со мной, трахнемся, как ты насчет этого?
Она отвернулась и пошла ровным шагом с низко опущенной головой, как мусульманка, идущая на базар. Нельзя было обращать на него внимания. Если она еще раз оглянется, он может пойти следом за ней.
— Эй, крошка, давай-ка на четвереньках на полу! Давай трахнемся как собачки!
Она свернула за угол и сделала продолжительный вдох. Горло тут же запульсировало, как живое существо, в такт бешеным, испуганным ударам ее сердца. До этого момента она ни капельки не скучала по своему старому городку и соседям. Теперь же ее страх перед этим человеком в дверях бара и растерянность от незнания дороги — почему все дома здесь такие одинаковые, ну почему? — слились в чувство, близкое к тоске по своему дому. Никогда до сих пор она не ощущала такого жуткого одиночества и такой безнадежности. Ей стало казаться, что она, наверное, никогда не вырвется из этого кошмара, что такой будет вся ее дальнейшая жизнь. Ей даже пришло в голову, что нет никакой Дархэм-авеню, что мистер Слоуик из «Помощи проезжим», казавшийся таким милым, на самом деле психопат-садист, которому нравится еще больше запутывать людей, попавших в беду.
В четверть девятого по ее часам — когда солнце уже поднялось высоко и начался день, обещавший быть не по сезону жарким, — она подошла к толстухе в домашнем халате, которая стояла на подъездной дорожке у коттеджа и традиционно-неторопливыми движениями ставила пустые мусорные бачки на тележку.
Рози сняла темные очки и сказала:
— Простите?
Женщина тут же круто обернулась. Голова ее была опущена, а на лице застыло свирепое выражение дамы, которую частенько дразнят толстушкой семь-на-восемь — с другой стороны улицы или, быть может, из проезжающих мимо машин.
— Чего надо?
— Я ищу Дархэм-авеню, 251, — сказала Рози. — Это место называется «Дочери и Сестры». Мне объяснили, как добраться туда, но, кажется, я…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
