Когда патрульных из-за оружия убивать стали, то вышестоящие отцы-командиры ничего лучше не смогли придумать, как автоматы патрульным выдавать, но без патронов. Типа, даже если завладеют бандиты оружием, то жизнь мы им все-таки осложним, бо за патронами им потом отдельно приходить придется. Ладно, оставим разумность этого решения на совести тех, кто его принимал и приказание отдавал. Цель лирического отступления, на мой взгляд, предыдущими абзацами была достигнута. Теперь, надеюсь, читающим эти строки понятно, почему у патрульных автоматы были, а патронов нет. Я думаю, и проверяющий полковник про все это прекрасно знал. Не мог не знать, но дурочку включил и решил на нас наехать.
Я к тому времени тоже дурочку включать умел. Поэтому на вопрос полковника, почему патрульные без патронов, резво ответил: «Все понял, товарищ полковник. Сейчас выдам патроны». Полковник выпучил глаза и очень удивленно спросил: «Ты че, лейтенант, дурак, что ли?» Ну, а так как я на вопрос этот отвечать не стал, то полковник продолжил: «Не вздумай патроны выдавать».
Срач, срач, срач, бардак, гадюшник!
Начало этой картинки – прямая калька с предыдущей. Тоже остался за командира роты, прихожу с обеда, а по позиции бродит незнакомый полковник. Подхожу, представляюсь. Стою рядом. Полковник хмурый какой-то, в ответ что-то буркнул, и сказал: «Иди, лейтенант, занимайся своими делами, я сам здесь похожу». Я воспринял его слова буквально и спустился в бункер командного пункта.
Сидим вместе с оперативным. Спросил его, что за полковник. Оказалось, что кто-то из штаба корпуса. На телефонном коммутаторе отваливается планка вызова по линии с наблюдательной вышки за низколетящими целями (там телефон ТАИ-43 стоял). Оперативный ответил – получается, что это полковник залез на вышку и проверяет связь. Потом прошел вызов с телефона, расположенного на стенке склада НЗ. Предполагалось, что этим телефоном должны пользоваться патрульные при обходе территории. Оперативный опять ответил. И снова это полковник пришлый связь проверял. Дотошный, однако, – промелькнуло в мозгу.
Послышался стук каблуков по лестнице, ведущей в бункер. Я выглянул. Полковник спустился и первым делом заглянул в маленькую каморку при входе, с печкой и умывальником, на котором лежала закрытая мыльница. Полковник открыл мыльницу, посмотрел и тихо так, себе под нос пробубнил: «Мыло —… уило». Дальше свои стопы проверяющий направил в главный зал КП. Пол этого зала был выложен черной кафельной плиткой, а там, где шли кабели к аппаратуре, их сверху прикрывали доски, тоже выкрашенные в черный цвет. Полковник носком сапога приподнял одну из таких досок. Посмотрел и пробубнил: «Кабеля —… уеля».
Следующим пунктом назначения полковник выбрал для себя планшет, на котором во время боевой работы солдаты-планшетисты рисовали маршруты целей. Сам планшет был из оргстекла, подсвечиваемого по бокам, а рисовали на нем карандашами «Стеклограф» в зеркальном отражении. Эти карандаши, несмотря на то что были «советские – значит, отличные», имели обыкновение крошиться в самое неподходящее время, а именно – во время этой самой боевой работы. Откуда-то к нам пришла легенда, что если «Стеклограф» после того как заточить лезвием безопасной бритвы еще и обжечь немного на огне спички, то ломаться при использовании он будет меньше. Помогало это или нет – не скажу, но планшетисты упорно «Стеклографы» обжигали.
И вот наш проверяющий заходит за планшет и видит в углу обгоревшую спичку, оставшуюся не иначе как после операции обжига «Стеклографа». В зале, где можно искать пыль белой перчаткой, – и такой непорядок. Полковник преображается. На его лице начинают проявляться выражения умиления и радости. Как мало некоторым для счастья нужно! Но дальше вместо «эврика», полковник почему-то выдал: «Срач, срач, срач, бардак, гадюшник!»
Антенна-то ржавая!
Очередной проверяющий, майор кажется. Лезет в нашу связную кухню. Через какое-то время понимаешь, что он, если и специалист, то точно не связист. Ну не всем же так везет, как мне, например. Хотя одно замечание было полезным – на связных гребенках (колодки с разъемами, куда провода приходят) повесить на каждом проводе (или паре) шильдик, бирку то есть, с описанием, что это за провод, откуда и куда. Так потом действительно проще искать неисправность.
Дальше проверяющий идет на антенные поля. Я семеню сзади. Большая часть антенн у нас – это наклонные диполи. Ну, это по-научному, а выглядит этот самый диполь очень просто: с какой-либо высокой точки натянуты два одинаковых плеча медного оголенного троса до земли. За высокую точку сходят либо собственные мачты на растяжках, либо ферма радиолокационной антенны. Диполей этих было у нас много.
Самое печальное было, когда на антенное поле забредали бычки нашей хозчасти. После этого работы хватало на день-то уж точно. Правда, после того как сюда занесло проверяющего, эффект был схожим. Нет, он не порвал наши замечательные диполи. Он просто обратил внимание, что медный провод антенны под воздействием неблагоприятных внешних факторов окружающей среды окисляется. Ржавеет то бишь. Взялся этот проверяющий за антенну, а по ней в тот момент клепали морзянкой. Кто служил, тот знает, чем это заканчивается. Импульсное напряжение хоть и в несколько киловольт, слава богу, не убивает, но ожог оставляет ощутимый. Майор этот еще и в перчатках был. Их прожгло, да и руке тоже досталось. Крики, вопли, а потом в журнале замечаний он написал, чтобы неонки на антенны повесили. Тогда видно будет, что по антенне напруга идет. Я незаметно в полк своему связному начальству перезвонил с вопросом: «Че, и вправду вешать?»
Мне ответили, что пока проверяющий у вас – вешай, потом мы новый приказ выдадим – снять. Все при деле будешь.
Повесили. Вечером выходишь с командного пункта – антенные поля, как елки новогодние, сверкают. Красота! Правда, до Нового года не довисели неонки – снять приказали из полка, как демаскирующий фактор.
Гори, гори, моя звезда
Опять остался за командира роты, и еще вдобавок начались учения. Приехал посредник-майор, из корпуса, кажется. Начался облет позиций. Нас включили. Работаем, выдаем цели. Все при деле. Тут посредник подзывает меня и спрашивает: «Лейтенант, а ты получал кодограмму два нуля такую-то?»
Тут опять надо сделать лирическое отступление.
Кодограммы с номером, начинающимся с нуля, соответствовали грифу «секретно», а с двух нулей – «сов. секретно» (без права на убийство, как у Джеймса Бонда). Других кодограмм в армии не было. Нет, формально они (то есть несекретные) были, но их никто не отправлял, бо они где-то терялись, и спросить было не с кого. Посему, даже если в кодограмме было всего лишь распоряжение перекрасить бордюры на позиции из белого демаскирующего цвета в защитный цементный, то номер такой кодограммы однозначно начинался с нолика.
Вернемся теперь к майору с его вопросом. Во-первых, вопрос был явно задан в очень неподходящее время – шла боевая работа. А во-вторых, ведь на вопрос еще и отвечать надо. Ну я и попробовал ответить, типа сейчас секретчика вызовем и посмотрим. А секретчик – солдатик, который еще в боевом расчете на какой-то позиции (считывающий, кажется) был задействован. Следовательно, туда надо срочно кого-то другого пихать. Ну ладно, вызвали. Кодограмму два нуля такую-то нашли. Она только вчера пришла и говорилось в ней, что командный пункт отдельной роты ПВО (такой же, как у нас) сгорел, вся дежурная смена задохнулась. Ну и, дабы такого не повторилось впредь, распорядительная часть кодограммы требовала вывесить на пожарный щит дополнительную пожарную лопату и кирку.
И тут снова следует на лирику перейти.
Когда горит командный пункт (по сути своей – бетонный мешок), то лишняя лопата или кирка вряд ли чем помогут. Один раз я сам чуть не послужил причиной пожара, и именно на КП. Надо было пустить дополнительную подсветку на планшет. Под столом оперативного был трансформатор со свободной парой на шестьдесят вольт. Лампочка тоже была. Не было только свободного провода. Ну и я не придумал ничего лучшего, как пустить напряжение по кроссировочному проводу, которого в избытке имелось. Солдаты из него ручки и брелки плели, изоляция у него разноцветная была. Длина кроссировочного провода была ограничена, до планшета не хватало. Я скрутил концы, заизолировал изолентой, подключил к трасформатору, кнопке на столе и лампочке и был горд собой. Заработала оповещалка какая-то. Но в один прекрасный момент при нажатии на эту самую замечательную кнопку кабель начал гореть. Кнопку, конечно, отпустили, а кабель все равно горит. Рядом силовые кабели идут к ИКО, радиостанциям и так далее. Общего рубильника нет. Хорошо, что я и в этот момент был на КП. Схватил голыми руками свою горящую скрутку из кроссировочного провода и оторвал ее от трансформатора. Петрович, когда узнал про мое технологическое решение с кроссировочным проводом, долго головой качал и пальцем у виска крутил.
