- Может, нашел? - ответила ехидно.
- Да, такие деньги на дороге не валяются, - в тон ей ответил полковник. - Но мы еще вернемся к этой теме. Скажите, пожалуйста, часто бывал у вас Алексей Балабан?
- Да... - отказываться не было смысла, и Кириллова призналась: - Не выгонишь же, брат все-таки...
- Когда был в последний раз?
- За два дня до этого... до ареста.
- Откуда узнали об аресте? - быстро поинтересовался следователь.
- А я в Городянке была. Дело было...
- Так, дело... - иронически сказал Козюренко, уже слышавший от Шульги о "делах" Кирилловой.
- А вы не помните, был ли у вас Алексей Балабан десятого мая?
- Десятого?... Может, и был...
- Это сразу после Дня Победы, - уточнил Роман Панасович.
- А-а, - вспомнила Кириллова, - приезжал. И в праздники был, и на следующий день. Ушел, правда, около полудня. Я ему еще рубль дала на обед... Сидел без копейки, а мне что, рубля жаль?
- У вас хорошая память, - поощрил ее Козюренко. - Однако Алексей Балабан утверждает, что и девятого, и десятого мая болел и никуда не выезжал из Городянки.
Кириллова поиграла пальцами на коленях - больше ничем не проявила своих чувств. Что ей до Лёхи, до этого подонка, - иметь столько денег и не поделиться с ней. Она так спрятала бы их, что даже полк милиции никогда не нашел бы...
Злость на Лёху, обманувшего ее, поднялась в ней, и Кириллова твердо сказала:
- Врет Лёха, ей-богу, врет... Да вы дочку мою спросите. Гулял у нас Лёха девятого. Еще пол-литра ему выставила... - Воспоминание о пол-литре, должно быть, больше всего уязвляло ее, потому что повторила: - Да, пол-литра, и он сам ее выдул. Мы же не пьем с дочкой, разве что красного изредка, сладенького.
Козюренко подумал: вот тебе и Балабаново алиби... Ведь заходил к Балабану участковый. Вот балда. Еще тогда могли выйти на Балабана.
Прервал Кириллову:
- Сейчас мы устроим вам очную ставку с Алексеем Балабаном, и вы повторите только что сказанное.
Женщина дернулась, наверно, испугалась, но сразу овладела собой. В конце концов, у нее не было выхода - ведь следователь мог подумать, что деньги и правда принадлежат ей, а это уже была серьезная угроза для нее.
- Конечно, скажу, - кивнула угодливо. - Это правда. Я и подписку дам...
Следователь приказал увести ее в соседнюю комнату. Конвоир привел Балабана. Козюренко сел на стул напротив подследственного, совсем близко, мог дотронуться рукой. Он угостил Балабана сигаретой, спросил его о чем-то, лишь бы спросить, и незаметно сделал знак Шульге. Тот выставил на стол коробку из-под леденцов.
- Вам знакомо это? - неожиданно спросил Балабана.
Тот отшатнулся, выронив сигарету. Глаза его наполнились ужасом.
- Где вы?.. - начал, но, судорожно глотнув воздух, замолчал. Нагнулся за сигаретой, взял, неудобно держа ее двумя пальцами, вид у него был беспомощный.
- Вы выдали себя, Балабан, - сказал Козюренко, - нет смысла выкручиваться. - И, не давая Балабану опомниться, продолжал: - Советую вам рассказать всю правду. Мы и сами знаем многое. Сейчас вы убедитесь в этом. Но у вас еще есть шансы смягчить свою вину...
Такие слова Балабан, наверно, слышал уже не раз, но теперь они прозвучали особенно весомо. Ведь перед Балабаном на столе лежало неопровержимое вещественное доказательство - коробка из-под леденцов. Он уже собирался было рассказать этому проницательному следователю все, что знал, но в последнее мгновение снова заколебался и упрямо покачал головой.
- Ладно, - сказал как-то уж слишком мягко Козюренко, - оставим эту коробку. Не в коробке дело, в конце концов. Назовите фамилию человека, которому вы передали пистолет.
- Не видел я никакого пистолета! Вы не пришьете мне этого дела, начальник! Я же говорил, что был болен!
- Ну что ж, Балабан, тогда мы будем вынуждены провести очную ставку, - предупредил Козюренко. - Пригласите понятых, - приказал Шульге, - и Кириллову.
Понятые сели на стулья около стены. Кириллову следователь посадил напротив Балабана.
Объяснив понятым, в чем заключается их задача, Козюренко обратился к Кирилловой:
- Итак, вы утверждаете, что Балабан десятого мая был у вас? И еще накануне - девятого - пьянствовал в вашем доме?
- Утверждаю, - ответила твердо.
У Балабана от обиды задрожала нижняя губа. Еще немного, и он, казалось, заплачет.
- Врет она... - начал неуверенно.
- Я вру? - взвизгнула Кириллова. - Это ты , падло, обдурил меня! А как пьянствовал девятого, видели даже соседи, они докажут! И утром десятого видели.
Балабан совсем раскис. И чтобы хоть немножко досадить Анне, пробормотал:
- Но ведь она не рассказала вам, начальник, что сбывала краденое. Я крал, а она продавала. И знала, что краденое.
- Врет! - даже задохнулась от злости Кириллова. - И такое возводить на меня за мою доброту!
Козюренко приказал увести Кириллову и отпустил понятых. Балабан засунул руки под мышки - они у него снова начали дрожать - и тупо смотрел в пол.
- Кому передали пистолет? - спросил Козюренко.
- Он сам забрал его, - бросил в свое оправдание Балабан. - Подсек меня самбой и положил на пол!.. Он ограбил меня.
- Кто?
- Семен.
- Кто такой Семен? Фамилия?
- Фамилии я не знаю.
- Где он живет?
- А он меня в гости не приглашал...
- Не паясничайте, Балабан. Не советую...
- Да нет, начальник, я и правда не знаю. Оно так получилось...
И Балабан рассказал историю знакомства с человеком, назвавшимся Семеном, знакомства, кончившегося кражей в квартире Недбайло.
Когда Балабана увели, Козюренко пересел на диван, вопросительно посмотрел на Шульгу.
- Ну и ну, - покачал он головой, - кажется, и много, а подумаешь только ниточки...
Майор придвинул к себе клочок бумаги, на которой делал заметки во время допроса Балабана. Разговор записывали на пленку, но Шульга по привычке не расставался с карандашом. Обвел толстой линией какое-то слово и сказал, подытоживая:
- Теперь мы знаем точно, что Балабан совершил покушение на сержанта Омельченко. Это первое. После этого у него отбирает пистолет некий Семен. Возможно, самбист. Это второе. Потом Семен вместе с Балабаном обкрадывает квартиру Недбайло. Балабан получает свою долю, причем немалую - пять тысяч. Это третье. Через месяц этот же Семен убивает профессора Стаха и забирает часть его коллекции. Четвертое. Мне только непонятно, почему Недбайло не заявил об украденных деньгах. Очевидно, потому, что сам приобрел их нечестным путем.
- Этим Недбайло пусть занимаются обэхаэсовцы. А нам надо все силы бросить на поиски Семена. Завтра следует поинтересоваться в спортобществах всеми Семенами, занимающимися самбо. Это сделает лейтенант Пугач. А вас я попрошу пойти в сберкассу. Тринадцатого мая Семен получил в сберкассе, что на Главпочтамте, четыреста рублей и шел в дом на центральной площади.
- В этом что-то есть, - пробормотал Шульга.
- Возьмите у прокурора разрешение и поинтересуйтесь вкладчиком, получившим тринадцатого мая четыреста рублей. Вот вам и Семен.
Омельян Иваницкий стоял в очереди на такси на остановке возле Смоленской площади.
Приезжая в Москву, он всегда испытывал сложное чувство духовной подавленности и в то же время какой-то раскованности. Город давил его своими масштабами. Раздражали людские потоки, рев автомобильных моторов на проспектах.
Но, с другой стороны, именно эта безграничность человеческого моря придавала ему и уверенности, приглушала острое чувство опасности, иногда мучившее в родном городе. Там все время казалось, что уже напали на его след, что вот-вот позвонят ночью или же, вежливо остановив на улице, предложат сесть в машину...
А тут никому нет дела до Омельяна Иваницкого, тут можно позволить себе кой-какие вольности. Правда, в этот свой приезд в Москву Иваницкий пока что ничего не позволил себе, хотя ему и хотелось позвонить нескольким знакомым девушкам. На сей раз у него было очень серьезное дело...
Иваницкий немного нервничал. Получил командировку на семь дней, прошло уже шесть, а он все еще нащупывал связи с нужными людьми, боясь даже намекнуть на подлинные масштабы операции. Только сегодня утром один знакомый дал ему телефон и адрес какой-то Марины Алексеевны Яковлевой, которая должна была свести его с нужным человеком.
Иваницкий сразу позвонил Марине Алексеевне. Сказал, что обращается к ней по рекомендации Юзефа Тадеевича, и та ответила, что в шесть будет ждать его.
Наконец подошла машина, и Иваницкий назвал адрес. В район Кунцева, когда-то там был чуть не край света, а теперь это в черте города.
Такси мчалось по широким московским улицам, а Иваницкий - с тревогой думал о встрече, которая должна была состояться. Его предупредили, что разговаривать придется с молодой женщиной, что она красива и эксцентрична. И это особенно беспокоило. Разговоры с женщинами всегда немножко пугали его. Он знал, что не вызывает у них симпатий, и поэтому волновался.
Лифт поднял его на шестой этаж комфортабельного кооперативного дома. Иваницкий позвонил, но ему долго никто не открывал. Было, правда, такое ощущение, будто кто-то пристально разглядывает его в глазок.
