На остриях рогов сарматского строя мчались колесницы Саухурона — лёгкие, двухколёсные, каждая запряжена парой коней (две пары были лишь у царя). На каждой по два воина: лучник и возница. Колесниц было всего восемь, по четыре на каждом крыле. Царь в своём красном кафтане и золотой гривне был на левом фланге. Над его колесницей трепетал красный стяг со знаком Чёрного Солнца. Одеты мёртвые воины были подобно сарматам — кафтаны, штаны, башлыки. Но вместо волос до плеч у каждого из-под башлыка выглядывала лишь одна длинная прядь, развевавшаяся на скаку, и эти пряди у всех были светлого или золотистого цвета, что давно уже стало необычным в здешних местах.
Манжары лишь посмеивались, глядя на таких противников. Ни мечей, ни кольчуг, ни шлемов, ни даже костяных панцирей, как у ненцев. Только бронзовые копья, топоры да короткие кинжалы. Луки большие, но простые, без изгибов, без накладок. Только и страха, что воины мёртвые. Так ведь Ардагаст объяснил: бить их копьями с осиновыми древками в сердце, отсекать головы, а после боя для верности сжечь тела, и больше не встанут неупокоенные. Да они, верно, ни верхом как следует ездить, ни с коня стрелять не умеют, а только со своих телег. Правда, жутковато было смотреть, как скачут, не издавая ни звука, колесничие и кони, как горят в ночи золотистым светом их копья и топоры.
Не насторожило манжар даже то, что метко пущенные из тяжёлых луков стрелы никак не действовали на арьев, словно лучники попадали в тряпичные чучела. Мертвецы даже не стреляли в ответ. Ничего, мёртвые — не железные, сейчас их конники на копья насадят, мечами в капусту посекут! Расслабились, думая так же, и сами конники. А напрасно.
Недалеко от входов колесницы остановились. Придержали коней и сарматы. Загудели тетивы арьев, полетели стрелы, сиявшие всё тем же золотистым светом, и передние дружинники рухнули с коней, гремя бесполезными доспехами. Стрелы с кремнёвыми наконечниками, наделёнными силой смертоносного Чёрного Солнца, прожигали и панцири, и тела насквозь. Снова просвистели стрелы, и ещё один ряд защитников повалился с коней. Зорни-отыр хотел уже идти на вылазку, чтобы разбить опасных лучников в ближнем бою, но Ардагаст приказал отойти внутрь города, в пространство между валами. Он вспомнил грозовой меч Куджулы и догадался, что сияющие бронзовые топоры и копья неупокоенных могут быть столь же могучим оружием.
Несколько отчаянных молодцов, ослушавшись приказа, покинули городище и помчались вперёд, на арьев. Ни один не поразил врага и не остался в живых. Пылающие солнечным жаром топоры легко перерубили древки копий и мечей, оставив в руках манжар обгорелые или оплавленные обломки, пламенные копья разворотили панцири, оставив в телах страшные раны с обугленными краями.
Саухурон, однако, знал, что его воины не столь уж неуязвимы, и помнил, сколь хитро устроены укрепления священного города. Он не стал врываться в оставленные ворота, предоставив эту честь сарматам. Владыка арьев приберегал силы для схватки с главным своим врагом — Злым Царём.
Правое крыло росов ворвалось в город через северо-восточный вход — и оказалось в настоящей охотничьей ловушке. Небольшой двор между четырьмя валами, и со всех валов нещадно и метко били из луков опытные лесные охотники. А путь к узкому проходу между поперечным и внутренним валами преграждали конные воины Зорни-отыра. Вскоре двор заполнился трупами, большей частью сарматскими. Кони, оставшиеся без всадников, метались по двору, мешали своим, топтали упавших. Не выдержав ливня стрел, нападавшие бросились назад, ругая своих неупокоенных союзников. Те стояли снаружи и не стреляли даже по лучникам на валах. Древних кремнёвых стрел у них было не так уж и много, а железные в их руках были бы обычным оружием.
Через юго-восточный вход вёл росов сам Распараган — и привёл их в такую же ловушку, только раза в два больше, и ждал их тут сам Зорни-отыр с большей частью конной дружины. Ломались копья, под ударами мечей рвались доспехи. Не одному кичливому сармату пришлось убедиться, что «лесные медведи» не хуже его владеют мечом и имеют столь же прочную броню. А при виде Медного Гуся — птицы Солнца — над знаменем противника в души многих росов закралось сомнение: да на их ли стороне Михр в этой битве? И стоило ли связываться с живыми мертвецами, их Чёрным Солнцем и проклятым оружием, перед которым бессильна честная сталь?
Кушаны ждали на священной площади, напряжённо прислушиваясь к шуму битвы за валом и поглядывая на стоявшего на валу царевича. Вишвамитра покрикивал на самых нетерпеливых. Ардагасту самому больше всего хотелось бы броситься, не раздумывая, в вихрь праведной битвы. Но он учился спокойствию и рассудительности у Куджулы Кадфиза, на его глазах создавшего могучее царство кушан.
Нелегко приходилось и воинам Лунг-отыра. Гунны были закованы в железо и вооружены не хуже сарматов и лучников с тяжёлыми луками имели немало. Неупокоенный воин здесь был лишь один — беловолосый царь тохар но он стоил многих. Без возницы, обвязав вожжи вокруг пояса, правил он колесницей, стрелы же метал с невероятной быстротой. Стрелы эти ударяли в воинов с грохотом и ослепительными вспышками, и наземь валились обугленные трупы в оплавленных кольчугах. «Сам Хонт-Торум с нами воюет!» — в страхе думали многие.
Гунны атаковали сразу два западных входа. У юго-западного они попали на площадку перед воротами, где на них посыпались стрелы сразу с трёх валов. Манжарских конников, оборонявших вход, Злой Царь своими громовыми стрелами загнал внутрь городища, но сам туда соваться не стал. Когда же нападавшие во главе с самим Бейбарсом ринулись в проход, на них сбоку обрушился Лунг-отыр с отборной дружиной и быстро прижал к внутреннему валу. Уцелевшие гунны с трудом вырвались назад. Бейбарс чуть не погиб. Одно копьё прорвало его панцирь, другое разорвало роскошные штаны, расшитые фениксами и драконами, и расщепило луку седла. Вождь гуннов слетел с коня и, отбиваясь мечом, с трудом выбрался из прохода. Беловолосый только посмеивался. Сунься он туда первым, его просто прикололи бы к стене десятком копий, прежде чем он выпустил бы вторую или даже первую стрелу.
Ещё хуже пришлось гуннам в северо-западном проходе. Здесь за узким входом оказалась маленькая площадка, а за ней — столь уже узкий выход, из которого торчали копья манжарских всадников. Сверху, с валов, дождём сыпались стрелы. Сбоку вдруг осела земля (защитники города поставили плетёную перегородку и замаскировали дёрном), и из древнего потайного прохода выскочили пешие воины с копьями и мечами. Вскоре площадка была так завалена трупами гуннов и их коней, что пробраться тут верхом стало невозможно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
