И тут Игорь видит брата, стоящего у края платформы, к которой приближается поезд. Тот самый — волшебный поезд-галерея, только живой, настоящий, мало похожий на тот темный призрак, что навеки застыл у перрона Партизанской.
— Антошка! — радостно кричит Игорь, не слыша своего крика. — Антон!
Двери поезда открываются, выпуская одних пассажиров и впуская новых, и вместе с людским потоком делает шаг Антон.
— Анто-о-о-он!
Игорь срывается с места и бежит, бежит вперед сквозь вязкую толпу. Бежит, оставаясь на месте, как таракан, влипший в каплю сиропа. Бежит, как бегают во сне — не чувствуя ног.
— Анто-о-о-ошка-а-а!
Поздно.
«Осторожно, двери закрываются, — доносится из динамиков равнодушный женский голос. — Следующая станция — Измайловская».
Синие двери с шипением начинают сдвигаться и парень в отчаянье делает рывок вперед.
Он почти успел — до двери остаются какие-то сантиметры…
Но пол рывком уходит из-под ног, гаснет свет, со всех сторон раздается оглушительный грохот, вопли и истерический женский визг…
— Чего кричишь?
Голос совсем не походил на Антошкин: высокий, почти писклявый и, одновременно, хриплый. Таким говорила бы злая кукла, оживленная колдовством.
Игорь открыл глаза и увидел в тусклом свете «фонарика» — он не помнил, чтобы «включал» его — небольшую фигурку — как раз размером с большую куклу — в бесформенном балахоне. Существо сидело у него в ногах. В руках гость вертел пустой федотовский «Бизон».
«А шпага?»
Рука лишь цапнула воздух у бедра — он был безоружен.
— Оружие не заряжено, — скрипучий голос звучал из-под низко опущенного на лицо капюшона. — Глупо.
— А все равно… — пересохшее горло подвело Князева, и он закашлялся. — Все равно тут никого нет. Пусто тут.
— А я? — равнодушно спросила кукла.
— Ты мне только кажешься, — Игорь утомленно опустил веки. — Нет тут никого и взяться неоткуда. Ты сейчас сгинешь. Проснусь вот, и сгинешь.
Что-то холодное коснулось его горла и больно царапнуло кожу. Князев снова поднял опухшие веки: перед лицом покачивалось острие шпаги. Его шпаги.
— А если я тебя на этот вертел надену? Проснешься тогда? Или не проснешься уже? — заскрипел голос, и Игорю послышалась в нем натужная, механическая насмешка.
Боль отрезвила Князева, вернула его в реальность.
Неужели этот карлик не продолжение кошмара? Откуда он взялся здесь, в закупоренном как подводная лодка помещении? Все-таки сон… Мир опять поплыл вбок.
— Не спи, — острие снова кольнуло, на этот раз в щеку. — Я тебе не разрешаю.
Но Игорю все было безразлично. Какая разница, как умереть? Медленно — от голода и жажды, или быстро — от собственного оружия? Гость даже любезно помог бы ему — все-таки не самому на себя руки накладывать. Вот сейчас — короткая боль обожжет, подергаешься полминутки, и все… Спать.
Но вместо смертельного укола, в потрескавшиеся губы, больно прищемив нижнюю, ткнулось что-то твердое, прохладное и влажное.
Влажное?
А в рот уже лилось что-то упоительное, отдающее нездешней свежестью и сладостью, чем-то неуловимым…
— Хватит, — гость отнял от жаждущих губ флягу, хотя парень тянулся за ней, как младенец за соской. — Хватит, чтобы жить.
— Ты кто такой? — прохрипел Игорь.
— Я? — кукла вдруг засмеялась — и тоже нехорошо, будто пружинка лопнула. — Я — хозяин.
— Тебя так зовут?
Вода дала парню сил, отрезвила, и он принялся судорожно соображать. Что за карлик? Откуда взялся в этой душной могиле? Почему обезоружил, но не убил? Зачем отпаивает его водой? Зачем спасает? Может быть, просто воображение, распухшее от жажды, подсовывает ему этот странный образ?
— Как звать? — карлик на мгновение задумался. — Зови Охотником.
— Охотником? — осторожно переспросил Князев. — На кого же ты охотишься? На мышей? Вряд ли здесь есть что-нибудь крупнее.
— На мышей, — повторил за ним хозяин. — И на крупную дичь. Вроде тебя.
Игорь примолк.
Как поступить в таком положении? Чего от него хочет его спаситель — или пленитель?
— Зачем же спасаешь, раз я твоя добыча? — сглотнув, спросил Князев.
— Добычу не обязательно убивать. Можно приручить. Оставить про запас. Если тебе не дать воды, умрешь. Протухнешь. Вонять будешь. Такую тушу вытащить — только по частям. Оставить нельзя. Неудобно. Пока жив — и мясо хранится, и убрать тебя отсюда проще, — голос у куклы снова насмешливо тренькнул.
Князева замутило от такого отношения. Как к животному. Хотя, может быть, просто закружилась голова.
— Не по-людски это… — пробормотал он.
— А кто тебе сказал, что я человек? — заперхал Охотник.
* * *
Охотник выглянул из лаза, уставился на Князева.
Капюшон задрался, и стало видно жутковатое лицо этого странного существа. Нет, не лицо. Маска. Резиновая розовая маска, будто и вправду «лицо», содранное с большой куклы. Под маской беспокойно, хищно бродили два глаза, и вправду не шибко человеческих. Сорвать фальшивое накладное лицо улыбающегося пупса Игорь так и не решился. Кто знает, что там. Может, чудовищные, уродливые ожоги. Может, шрамы. Может, оспины… Не спроста же это создание не выросло больше ребенка. Нет, не хотел Игорь срывать с него розовую маску.
— Я тут не пролезу, — Игорь прекратил попытки протиснуться в узкую — кошка не пролезет — щель и сел на пол.
— Не хочешь постараться, — равнодушно сказало существо. — Оставайся тут. Меня это устраивает. Назад ты тоже не вернешься. Мой дом не загадишь.
Охотник был прав — взобраться без альпинистского снаряжения на отвесную кручу в пять метров не смог бы и самый сноровистый боец первомайского спецназа. Показанный хозяином путь был дорогой в один конец. Или — к одному концу. Похоже — печальному.
— Не лезь напролом, — сказал Охотник. — Оставь одежду и снаряжение внизу. Я принесу.
Раздеваться не хотелось: новому «товарищу» Игорь не доверял — отвращение к мутантам за годы въелось в плоть и кровь. Пусть он и бывший человек… А вдруг и не человек вовсе?
— Заснул? — лопнула пружинка.
— Отстань!
На преодоление этого препятствия ушло не менее получаса.
— И много еще такого впереди?
Исцарапанный в кровь, выжатый досуха Игорь без сил свалился на решетчатый пол небольшого круглого зала, похожего на бетонную трубу, поставленную на попа. Потолок терялся в глубокой тени, которую не мог пробить слабый свет «фонарика». На самом деле это был не совсем даже пол и совсем не зал — узкий ажурный настил с хлипкими перильцами кольцом обегал шахту, уходящую глубоко вниз, во тьму, из которой несло затхлой сыростью.
— Хватает, — обрадовал его спутник, выныривая из только что преодоленного лаза с узелком игоревой амуниции.
Стуча зубами от холода и ежесекундно рискуя провалиться сквозь проржавевший настил, Игорь кое-как натянул на себя одежду. По его прикидкам, они находились в пути уже больше суток, иногда останавливаясь на короткие привалы и снова двигаясь вперед.
Пользуясь минутами отдыха, Охотник… сворачивался клубком — черт, не способен человеческий позвоночник на такую гибкость! — и мгновенно засыпал. И нервы у него тоже были нечеловеческие — крепкие, словно канаты. И чуткость прятавшихся в капюшоне ушей тоже была звериной — подойди Игорь к этому созданию ближе, чем на три шага, — оно немедленно пробуждалось и спросонья вдруг вместо слов шипело нехорошо.
В первый привал Игорь так и не смог сомкнуть глаз, не доверяя странному спутнику, но уже во второй усталость взяла свое и утащила измотанного чрезвычайно сложной «полосой препятствий» парня в глубокий омут сна, похожего на обморок. И разбудил его опять насмешливый голосок странного товарища.
— Можешь попробовать выбраться наверх прямо здесь, — заявил Охотник. — Вон скобы в стене. Шахта. До верха — тридцать метров. Наверху люк. Закрытый, надо отпереть.
— Сложно открыть?
Игорь изучил цепочку ржавых осклизлых скоб, вделанных в бетонную стену. Вделанных плохо, халтурно. Некоторые выпали совсем или держались на честном слове. Подниматься по такой вот «лестнице» без страховки было бы настоящим самоубийством.
— Сложно? Я открыть не смог, — дернулся под своим балахоном Охотник. — Может, у тебя получится? Сделаешь хорошо.
— Кому сделаю хорошо?
— Тем, кто сверху. Откроешь им путь.
— А кто там сверху?
— Никто не знает. Раньше там парк. А теперь… Я, знаешь ли, туда не ходок. Мне дорога моя шкура, — Охотник тренькнул. — Я люблю спокойные места.
— Джунгли? — ухмыльнулся Игорь.
— Джунгли, например. А сюда мне не хочется. Разное говорят про эти места…
— Кто говорит? Ты не один такой? — осторожно поинтересовался Князев.
— Я — один. Да другие есть, — отрезало существо.
