— Джунгли? — ухмыльнулся Игорь.
— Джунгли, например. А сюда мне не хочется. Разное говорят про эти места…
— Кто говорит? Ты не один такой? — осторожно поинтересовался Князев.
— Я — один. Да другие есть, — отрезало существо.
— Как ты?
— Слушай, человек, — вдруг зашипело оно. — Зачем тебе это знать?
Глаза под маской загорелись дьявольским желтым пламенем. Князев, оказавшийся непривычно близко к Охотнику, перехватил его взгляд и обмер. Зрачки в прорезях резиновой кукольной маски были узкие, вертикальные!
Игорь замолк.
— Жрать будешь? — запустил спутник в свой мешок лапу, и громыхнул там чем-то жестяным.
— Твое — нет, — буркнул Игорь, отворачиваясь.
Ему с детских лет вдолбили в голову простую истину: есть что-либо, принесенное с поверхности — нельзя. Табу своего рода. Как бы аппетитно оно ни выглядело и как бы ни хотелось есть. Все, что не было упаковано в жесть, стекло, плотный пластик — смертельно опасно. Более того — смерть, которая там таилась, могла быть долгой и мучительной. И без нее ежегодно умирали от разных форм рака десятки первомайцев, а примерно треть детей рождалась уродами или калеками…
«А интересно, — вдруг спросил себя Игорь. — Куда они деваются?»
Действительно, что рождаются дети-мутанты, он знал отлично. Причем, далеко не только у тех, кто, по долгу службы, обязан был регулярно выходить на поверхность. Не миновала чаша сия и отъявленных домоседов, никогда не видевших иного неба над головой кроме глухих бетонных сводов. Ему довелось видеть как-то и двух крошечных мальчиков, сросшихся головками, и похожую на русалку девочку, у которой вместо ножек было нечто, напоминающее рыбий хвостик. Шептались и о других, более жутких уродствах. Но то были младенцы, не выжившие при рождении — и зачастую забравшие на тот свет своих матерей.
Но что случалось с теми уродцами, которые цеплялись за жизнь до последнего? Куда девали человеческих мутантов, которым удавалось выкарабкаться? На станции таких не было. А тема эта оказалась ограждена глухой стеной молчания. Почище, чем тема обитаемости остального метро.
«Неужели их убивают? Нет, не может быть…»
— Козленочком станешь, — вдруг отколол Охотник и довольно затренькал, заперхал. — Иванушка. Не пей.
Игорь не сразу понял, что тот имел в виду. А потом вдруг дошло: да это существо ему из детской сказки… Шутит?.. До сих пор Князеву казалось, что это странное создание под кукольной маской говорит не как человек, а как автомат. Бездушно, механически. И вдруг оказалось: нет, оно догадывается, о чем Игорь напряженно размышляет, да еще и издевается над ним, подтрунивает…
Есть в нем все-таки душа.
И как-то сразу потеплело. Отлегло.
— Дурак ты, — Игорь непроизвольно коснулся макушки, покрытой вместо положенного по уставу ежика изрядно отросшими волосами. Не избежать бы выговора за неряшливый вид, появись он в таком виде на Первомайской. Да еще с бородой. — И шутки у тебя дурацкие. Рога не рога, а отрастет что-нибудь лишнее в организме и — каюк.
— У жизни один конец, — философски заметил спутник, раскладывая на тряпице извлеченные из мешка яства: шмат вяленого мяса, пригоршню каких-то сушеных фруктов и еще что-то неузнаваемое — коричневое, скрюченное и морщинистое, будто кусок старой коры или прошлогодний лист. — Будешь жрать?
— Отстань.
Игорь отвернулся, злясь на предательское обоняние, которое вычленяло из тяжкого запаха подземелья ароматы съестного: сейчас он с удовольствием бы отдал год жизни за кусок черствого хлеба. Да что там хлеба! Он рад был бы твердому, как кремень, сухарю из выпеченного четверть века назад хлеба: пару лет назад удалось наткнуться на армейский склад с такими вот «сокровищами». Бойцы частенько ворчали, обнаруживая в сухом пайке такие вот «подарки из прошлого» и немудрено: разгрызть хлеб, спаянный десятилетиями в кирпичной твердости монолит, зачастую пронизанный насквозь плесенью, не было никакой возможности. Только размачивать в кипятке. Оттого, особенно те, кто помоложе, втихомолку выбрасывали черные, словно комья земли сухари — снабжали армию по первому разряду и всегда было, что пожевать втихомолку, не ломая при этом зубы. Не был исключением и Игорь…
Создание отвернулось, приподняло маску над своим изуродованным лицом, воровато сунуло в пасть кусок и зачавкало.
— Зря, — говорил с набитым ртом Охотник. — Так вы, люди, вымрете. Были такие огромные ящерицы: динозавры. Вымерли. И вы вымрете, как они.
— Знаю я про динозавров, — огрызнулся Игорь. — А вот ты про них откуда…
— Найдут через много лет ваши кости, — невозмутимо продолжал Охотник, — и как сложить, никто не будет знать. Приставят череп к заднице, решат, что так все и было. И будут правы… — снова лопнула пружинка.
— Слушай, ты! — взорвался Игорь, доведенный до точки кипения издевательским тоном «знатока». — А ты, можно подумать, не человек! Пожалели тебя, выкидыша, а ты отполз, спрятался, и давай умничать!
— Глупец, — глухо ответил проводник. — Я не из ваших. У нас с тобой нет общего…
Откуда же ты взялся?!
Охотник молчал, пристально глядя Князеву в глаза сквозь прорези в своей тошнотворно-умильной детской маске. Голова у Игоря стала тяжелой, будто была забита свинцовой дробью под завязку, и каждая новая секунда, которую это создание удерживало свой бурлящий, неистовый взгляд на лице человека, врезалась в сознание Игоря новой порцией свинца, и шея уже не могла выдержать такой тяжести. Время от времени в висках начинала пульсировать боль. Казалось, что кто-то осторожно втыкает то в одну часть головы, то в другую острые длинные иглы и медленно ввинчивает их в плоть, нащупывая что-то одному ему известное. А потом разочарованно вынимает и вонзает снова. Конца и края этой пытке не было…
Что эта тварь с ним делает?! Тяжело, сквозь боль и сопротивление пытался думать Игорь.
И вдруг понял: это не ненависть во взгляде странного создания. Это боль! Ему тоже больно… Так же, как и самому Игорю.
Охотник вдруг приблизился к краю настила, собираясь шагнуть вниз, в клубящуюся черноту, поднявшуюся уже почти вровень с решеткой и вздымающую грифель-но-муаровые волны. Казалось, что под ними дышит чернильное озеро, готовое поглотить обоих и заполнить колодец до краев.
Боль стала нестерпимой — невидимый палач вонзил в голову все иглы сразу, причем не только в мозг, но и в глазные яблоки, под ногти, в кожу по всему телу. Теряя сознание от боли, Игорь схватил Охотника за шкирку и втащил обратно его неожиданно легкое тело, почти уже свесившееся за край настила. В руку ему вонзились острые когти. Охотник, окончательно потеряв дар речи, шипел совсем по-кошачьи и рвался туда, где из черной туманной мглы всплывало нечто еще более темное, объемное и массивное…
Понимая, что долго не удержит отчаянно рвущегося к смерти спутника и сам рискуя свалиться вместе с ним с хлипкого насеста, Игорь сорвал с пояса гранату вместе с матерчатым подсумком, дернул зубами кольцо и, молясь про себя неизвестно кому, чтобы ткань не помешала отщелкнуться рычагу, а внизу не оказалось воды, метнул рубчатое стальное яйцо прямо в центр угольного вихря.
Внизу глухо бухнуло, вжикнули по стенам осколки, лишь чудом не зацепив зависшую на краю настила парочку, и разрывающие тело иглы разом пропали, а Охотник повис в руках человека безвольной тряпкой.
Отшвырнув его к стене, Игорь сам повалился на дребезжащую решетку без сил.
— Как ты смеешь? — обиженно прошипел, потирая ушибленный бок, проводник.
— Заткнись, — оборвал его Князев, осторожно перегибаясь через край настила и светя вниз.
Клубящаяся тьма исчезла без следа, и дно колодца оказалось неожиданно близко, метрах в десяти. Его покрывал какой-то рыхлый белесый слой.
— Мамочки!.. — ахнул Игорь.
То, что он принял за какой-то иней, оказалось тысячами костей. Вряд ли они все были человеческими — иные ребра, массивные берцовые и тазовые кости могли принадлежать лишь великанам, а большинство косточек и грудным младенцам не подходило по размеру, но в этом огромном оссуа-рии среди тысяч скелетов неизвестного происхождения можно было увидеть не менее двух десятков человеческих черепов.
— Это что такое? — выдохнул Охотник, вцепившись когтями в решетку рядом с Игорем.
— А я только что тебя хотел об этом спросить.
— Не было тут никогда такого! — отрезал проводник.
— А это? — Старшина ткнул исцарапанной рукой вниз. — Ветром надуло?
— Не знаю, — озабоченно заявил Охотник. — Но убираться надо отсюда поскорее. Пока то, что там было, не вернулось.
На сей раз спорить со своим странным спутником Игорь не собирался.
* * *
Они снова были в туннеле метро — нешироком, одноколейном, удивительно пустынным. Привычных Игорю труб, кабелей и прочих коммуникаций, тянущихся по стенам всех знакомых ему перегонов, тут почти не было. Так, несколько проводов, утопленных в штукатурку стен. Зато по бетонному потолку тянулся ряд матовых плафонов — видимо, когда-то эта странная ветка была хорошо освещена.
