Возникает вопрос: чего было больше в действиях Федора Алексеевича — личного или кланового? Сам ли государь принимал решение удалить Матвеева, или же его рукой, подписывавшей соответствующий указ, руководила воля родни — Милославских? И в конечном итоге кто действительно правил страной, пока царь оставался в отроческом возрасте, — он сам или же придворная партия Милославских — Долгоруких?
Это один из важнейших вопросов, касающихся не только восшествия на престол, но и всего царствования третьего монарха из рода Романовых.
Ответить на него очень непросто. В сущности, прямого, однозначного ответа сейчас наука не дает, да и вряд ли он когда-нибудь появится. Жизнь двора, а особенно царской семьи, отличалась крайней закрытостью. Любопытствующие взоры подданных и еще того более — иноземцев — редко вырывали какие-либо примечательные детали из семейного быта ранних Романовых. Вглядываясь в их судьбы, многое приходится угадывать, додумывать, оставлять на уровне предположений.
Итак, формально колоссальной страной правил юный царь. От его имени выходили указы, направлялись инструкции воеводам в городах и полках, назначались и снимались должностные лица. Но Россия того времени обладала мощным слоем «служилой аристократии» — превосходной военно-политической элиты. А та отлично умела распоряжаться государственными делами в отсутствие всякого царя или даже навязывала царю свою волю — как происходило, например, в малолетство Ивана Грозного. Правда, ее самовольство и корыстолюбие могли нанести вред, а еще того более вред происходил бы от постоянных свар в ее среде. Но урон подобного рода нарастал бы постепенно, он сделался бы очевидным в течение нескольких лет, а не сразу. И только тогда стало бы ясно, что дела вершит узкий круг знати, а истинного правителя нет.
В отношении короткого царствования Федора Алексеевича трудно сделать определенные выводы.
Большинство исследователей уверены: в 1679—1682 годах Федор Алексеевич ведет себя как полноправный самодержец. Действительно, на протяжении двух-трех последних лет своего царствования Федор Алексеевич постоянно и активно вмешивается в важнейшие государственные дела, на реформах того времени лежит явственный отпечаток его личности. Он правит деятельно, затевает всё новые и новые проекты, борется за их осуществление, маневрирует, когда прямой приступ не удается. Сомнений нет: бразды правления принадлежат государю.
Но как обстояли дела до того?
Федор Алексеевич был юн, хвор, неопытен в державной работе. Отсюда просится вывод: рядом с ним, его руками правила та же самая «служилая аристократия»: Долгорукие, Одоевские, Милославские, близкий к ним по значимости клан Хитрово и т. п. И современный историк Н.Ф. Демидова с полной четкостью выразила эту мысль: «Существует ошибочная оценка царствования Федора как продолжения предшествующего правления, дальнейшего развития преобразовательной деятельности Алексея Михайловича. Это не совсем верно, так как правление Федора распадалось на две примерно равные половины, различные по своей направленности (с 1676 г. по середину 1679 г. и с середины 1679 г. по начало 1682 г.)». И далее: «В первые годы фактически к власти пришла партия Милославских, которую возглавлял ближайший родственник царя, двоюродный дядя И.М. Милославский… Второй силой в правлении страной были примкнувшие к Милославскому деятели предыдущего периода — Ю.А. Долгорукий, Б.И. Хитрово и Я.Н. Одоевский… Деятели обеих групп захватили в свои руки управление большей частью центральных учреждений (приказов), в том числе наиболее доходных, то есть связанных с денежными сборами. Милославский, Хитрово и Одоевский возглавляли одновременно по 6—7 приказов каждый. Под управлением Долгорукова находилось несколько меньшее количество учреждений… Наблюдалась тенденция к "оттиранию" Милославским остальных своих соправителей от решения государственных вопросов, к единоличному управлению болезненным и слабым племянником»[31]. Другой современный историк, П.В. Седов, также прослеживает «…возрастание личного участия царя Федора Алексеевича в государственных делах… с 1679 г., хотя у него недоставало еще опыта и силы воли, чтобы настоять на своем решении». По наблюдениям автора этих строк, активность Федора Алексеевича как правителя начинает увеличиваться уже в 1678 году, но никак не раньше.
О том, сколь значительной силой обладали между 1676 и 1679 годами Милославские, а с ними и другие аристократические семейства, разговор пойдет ниже, в главе «Реформатор». Но для начала следует избавиться от нескольких стереотипов относительно Федора Алексеевича, кочующих из книги в книгу.
Во-первых, взросление мужчины в условиях допетровской Руси происходило очень рано. Сверстники юного царя садились в седло, брали в руки оружие и отправлялись сражаться против турок, татар, поляков, шведов — словом, куда пошлют. Пятнадцать лет — возраст, с которого все дворяне, от нищих «городовых» помещиков до выходцев из высшей знати, начинали служить «на великого государя». К тому времени они порой успевали жениться.
Выходит, пусть новый царь и юн, но в глазах страны он вовсе не выглядит мальчишкой. Да, его опекают родственники. Однако их опеке есть своя граница. Если государь пожелает одного, а они — другого, то он имеет полное право поступить по-своему. И никто из подданных не удивится и не осудит его за это.
Во-вторых, не стоит думать, что Федор Алексеевич проболел всё свое царствование. Это, мягко говоря, преувеличение. Да, время от времени ему становилось плохо. Расхворался он в первые месяцы правления, болел с декабря 1677 года по февраль 1678-го, страдал от тяжелого заболевания в начале 1678 года, мучился зимой 1678/79-го, и новый приступ нездоровья унес его в могилу на рассвете 1682 года. Но в промежутках между ухудшениями здоровья царь, видимо, чувствовал себя нормально. Любил музыку, поэзию, верховую езду и высоко ценил хороших лошадей. Ездил на длительные богомолья. Наконец, принимал иноземных послов, и когда читаешь их отзывы, то вовсе не возникает впечатления, что они общались с какой-то бледной немочью.
Показательны воспоминания иезуита Бернгарда Таннера, оказавшегося в свите князя Михаила Чарторыйского — польского посла ко двору Федора Алексеевича в 1678 году. Он пишет: «На… троне высоко восседал великий князь московский. Величие его, к удивлению присутствовавших, превосходило его возраст (ему было 18 лет); голову князя украшала блиставшая шапка, поверх коей была золотая, богато украшенная дорогими каменьями и другими драгоценностями корона; в руках был княжеский скипетр. Кафтан (tunica), на который от чрезмерного блеска (я стоял близко) нельзя было пристально смотреть, был столь роскошен, что и после, при возвращении на посольское подворье, только и было разговору что о нем. Верхнее одеяние (paludameutum), накинутое как мантия, так блистало алмазами и жемчужинами, что московского царя, красовавшегося в этом убранстве, назвали убранным звездами солнцем (!) По сторонам трона стояли четыре служителя с оружием… и великий маршалок, по имени Долгорукий, через которого князь говорил с послами. Остальную часть палаты наполняли сановники и прочая знать числом свыше пятидесяти. Наряды их, казалось, затмевали один другой… Сам князь обратился к стоявшим у самых ступеней престола послам с такими словами: "Как се брат наш Ян, круль польски, мают, то есть как здоров брат наш Ян, король польский?"»[32].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
