— Следствие начато. Но вряд ли кому-нибудь из нас не ясно, что весь этот сброд, который мы держим здесь, каждый из них — потенциальный враг Германии, и не только потенциальный. Устрашающая акция, которую мы предлагаем, попадет в цель, мы это гарантируем.
— Нас прежде всего интересует соблюдение данных вами вчера гарантий в отношении рабочей силы, способной закончить строительство в установленные сроки,— сердито сказал главный инженер Гросс.
Генерал Зигмаль пожал плечами, дряблое его лицо порозовело: А
— Если обратиться к цифрам, эти гарантии соблюдаются все время,— сказал он раздраженно.
— Далеко нет.— Пфирш вынул изо рта сигару и выпустил в воздух струю сизого дыма.— В существующем между нами соглашении названо не только количество рабочей силы, но и дана ее качественная характеристика. Нигде не сказано, что вы предоставляете нам полутрупы или саботажников.
— Однако сроки строительства в основном не нарушены,— осторожно вставил Карл Динг.— Притом доктор Гросс сам не раз высказывал мысль о необычности строительства.
Пфирш улыбнулся:
— Взрыв вы тоже относите к необычности стройки? Или вы имеете в виду рабочих, которые после трех часов работы валятся с ног? Или, может быть, вы имеете в виду бетон, который не застывает?
Генерал Зигмаль пожал плечами:
— Ничего не понимаю! Почему вы, господа, против акции? Надо же быть последовательными до конца.
Наступило долгое молчание. Эсэсовские деятели с открытой злобой смотрели на Пфирша и Гросса.
— Сейчас главное,— спокойно заговорил Пфирш,— и главное не только для нашей фирмы, но и для всех военных планов рейха и фюрера,— пустить завод. Я достаточно высокого мнения о ваших возможностях,— на лице Пфирша мелькнула улыбка,— и я уверен, что вы можете на данном этапе — я подчеркиваю: на данном этапе — обеспечить работоспособность людей, которых вы нам предоставили по соглашению.
Снова последовало молчание.
Вальтер Шеккер, обращаясь к генералу, сказал:
— Видите теперь, в каких условиях мы тут действуем?
— Замолчите! — не глядя на него, брезгливо обронил генерал.
— Время идет, строительство стоит,— сказал доктор Пфирш,— а через месяц завод должен начать выпуск продукции, которой ждет наша доблестная армия. Исходя из этого очень простого, но достаточно важного обстоятельства, нам и нужно сейчас договориться.
— Мы не можем оставить без последствий такое преступление,— решительно произнес Зигмаль.
— Зачем оставлять без последствий? — удивился Пфирш.— Найдите конкретных виновников и накажите их. Это будет незначительная для нашего дела потеря, а результат наилучший — вы устраните именно преступников.
— Чтобы их найти, потребуется время,— проворчал генерал Зигмаль.
Пфирш развел руками:
— Это уж ваша забота, генерал. Мы обязаны рапортовать фюреру, что завод пущен в установленный срок. У вас таких жестких сроков нет. Ну, а когда завод начнет работать, тогда вы можете поступать целиком по своему усмотрению. Наше с вами соглашение, касающееся строительства, будет исчерпано, и мы перестанем раздражать вас своим штатским вмешательством. В конце концов, у нас свое дело, а у вас — свое. Однако ответственность перед рейхом у нас общая...
Генералу Зигмалю было ясно, к чему клонят представители фирмы: завод должен быть пущен, а после этого хоть потоп.
— Я думаю, наш обмен мнениями был полезен,— скороговоркой произнес генерал Зигмаль.— Мы примем необходимое решение. Благодарю вас, господа.
Вальтер Шеккер, злой как черт, возвращался в свою квартиру. Когда представители фирмы ушли с совещания, ему и Карлу Дингу пришлось принять на себя всю ярость генерала Зигмаля. Их обвиняли в том, что они потеряли власть над лагерным сбродом и попали под тлетворное влияние штатских деятелей фирмы. Но разве не сам Зигмаль все время твердил про специфику лагеря, и разве не он говорил, что главная задача — построить завод? Не мог же генерал забыть об этом!
Утром Баранникова вызвали на уборку санитарного бункера. Демка увязался за ним, подмигнул капо — это, мол, надо «для дела». Однако в бункер его Баранников не пустил. До полудня Демка ждал его у входа. Он понимал, что сейчас там, в бункере, решается его заветное дело, и от волнения не находил себе места.
Когда Баранников наконец вышел из бункера и сурово глянул на Демку, у того душа похолодела.
— Иду, дядя Сергей! — шептал, он, идя рядом с Баранниковым и заглядывая ему в глаза.
В темной проходной штольне Баранников остановился, вынул из кармана обернутый бумагой маленький пузырек и протянул его Демке:
— Тут на десяток шеккеров хватит. Выльешь это куда-нибудь, чтоб Шеккер выпил, но только если будет для того верный случай. Понял? Если будет верный случай.
— Дядя Сергей, лучше ножом...— прошептал Демка.
— Ты слушай приказ и исполняй его! — строго сказал Баранников.— Выльешь это только в том случае, когда будешь точно знать, что никто не видит. Никто. Расчет у нас такой: они должны подумать, что это сделал денщик Больц. Понял?
Демка кивнул.
— Пустой пузырек оставишь там. Пока яд не выльешь, держи пузырек в обертке. Это чтобы на пузырьке не осталось следов от твоих пальцев. Когда выльешь, вытряхни из бумажки пузырек, а бумажку уничтожь. По этикетке на пузырьке они увидят, что он взят из аптеки для начальства. Понял? А теперь, Демка, самое трудное. Когда яд сделает свое дело, ты не убегай, сам подними панику, зови часовых, звони по телефону. Не убегай! Понял?
— Понял, дядя Сергей.
— Тебе нелегко будет, Дема,— вздохнул Баранников.— Очень нелегко. Они будут тебя допрашивать, бить. Выдержишь?
— Да что ты, дядя Сергей! — обиделся Демка.— Я за батю Степу все пройду, не согнусь.
— Когда будут допрашивать, вспомни, что говорил тебе Больц насчет того, что он посчитается с Шеккером.— Баранников обнял Демку: — На трудное дело, парень, идешь. Под горячую руку они могут тебя и...— Баранников не договорил и надолго умолк.
Демка стоял не шевелясь.
— Я, батя, ничего не боюсь,— тихо сказал он, впервые назвав Баранникова так, как звал Степана Степановича.
— Смотри,— хрипло произнес Баранников.— Мы все тебя любим. Помни об этом.
Вечером Демка ушел к Шеккеру и на ночь в пещеру не вернулся. Утром, когда заключенных выгоняли на земляные работы, Иржи Стеглик, проходя мимо Баранникова, обронил:
Операция выполнена.
«Что с Демкой?» — хотел крикнуть Баранников, но чех уже ушел...
10
Долгое время в лагере не знали, что случилось с Вальтером Шеккером. Просто появился новый начальник политического отдела Гельмут Рунге, а куда девался прежний, неизвестно. Гестаповцы ждали, что об отравлении их начальника заговорят в пещерах, и это подтвердило бы их подозрения, что Шеккер отравлен Демкой по заданию подпольщиков. Подпольщики заблаговременно подумали об этом и держали язык за зубами. Баранников заявил капо о пропаже Демки и каждый день спрашивал, не нашли ли парня. Капо сначала всполошился. Он думал, что Демка совершил побег, но вскоре говорить о побеге перестал...
Как раз в эти дни произошел отбор заключенных, которым предстояло работать на заводе. Это событие заслонило собой все остальные. Подпольщики сделали все, что могли, для спасения большего количества заключенных. Стеглик, рискуя, включил в список несколько сот человек, якобы имеющих технические специальности. Около ста человек удалось спрятать в пещерах в день отправки из лагеря обреченных.
Подземный завод открывали в солнечный весенний день., Была суббота. Начальство, видно, торопилось на отдых, поэтому никаких особых торжеств не устраивали. Приехавшие на автомашинах представители фирмы исчезли в подземелье, сопровождаемые главным инженером Гроссом, и спустя минут тридцать уехали. Завод начал работать...
Баранникова назначили бригадиром токарей. В его ведении было три токарных станка, три токаря и два подсобных рабочих.
Одним из них стал появившийся спустя две недели Демка. Парня было не узнать. Озорные огоньки в его глазax погасли, голова подергивалась и с левой стороны точно мукой была присыпана — Демка поседел. Его упорно подозревали в отравлении Шеккера и пытались вырвать у него признание. Но Демка все выдержал, мучителей своих перехитрил, и на виселицу пошел шеккеровский денщик.
Всю смену Демка молча ходил от станка к станку, подавал токарям заготовки, подметал стружку. Баранников понимал парень в таком взвинченном состоянии, что каждую минуту может совершить безрассудный поступок. Когда Демка видел гитлеровцев, у него глаза загорались такой яростью, что Баранникову становилось страшно за него.
Все три токаря из бригады Баранникова были поляки. Мрачно молчаливые парни лет по двадцати пяти. Держались они с Баранниковым настороженно.
