по пути небольшие трудности приключились. Можно у вас переночевать, пожалуйста?
— Конечно-конечно, проходите. Да у вас всё лицо в крови, давайте я помогу. Что случилось то?
Бабушка провела Афоню в гостиную, усадила на диван и пошла рыться в аптечке.
Дом был бедный, это бросалось в глаза, почти пустой. Но несмотря на это очень уютный и опрятный. Гостиную составляли: диван, столик и книжный шкаф — всё самое простое и старенькое. В дверном косяке, меньше чем на минуту, появилось лицо ребёнка — маленького светловолосого мальчишки. Он с интересом и некоторым страхом смотрел на гостя. Но когда бродяга с ним поздоровался, засмущался и убежал. Вернулась бабушка, которая тоже плохо скрывала тревогу, принялась обрабатывать раны. Сначала тёплой водой смыла кровь, затем обмакнула ватную палочку в зелёнку и прошлась по всем отголоскам падения.
— Кто ж это тебя так?
— Да вот, повздорил с одним нехорошим человеком. Ограбили меня.
— Ужас какой, так это у нас в «Полевой» что ли?
— Нет-нет не у вас, до сюда я потом дошёл. Да ничего страшного, с кем не бывает. Я у вас переночую только.
Бабушка снова засуетилась — пошла готовить гостю кровать. Потом на кухню, ещё минут двадцать гремела посудой. Когда закончила — позвала Афоню ужинать.
Кухня была чуть больше наполнена вещами, но сохраняла на себе отпечаток бедности — шкафчики, тумбочки, стол со стульями, электроплитка с чайником, печка. Если приглядеться, можно было увидеть ещё небольшую полочку с иконами, детские рисунки, хаотично развешанные по стенам, старенькие часы с кукушкой.
На столе — почти ресторанный обед из двух блюд. На первое миска борща, на второе макароны с колбасой, к чаю карамельки. Афоня без вопросов налетел на еду, не думая, что бабушка, может, и за целый день меньше съедает. Всё-таки она сама предложила, а на одних консервах долго не просидишь. Хозяйка села напротив, глаза её теперь излучали жалость и любопытство, страха в них больше не было.
— Меня Зинаидой звать. А ты, Афоня, сам откуда? Куда едешь?
— Сам из глубинки, отсюда не близко. Если честно, погорелец я, бездомный, так что считай ниоткуда. А еду и сам не знаю, думал, на юга, к морю, да видишь, не получилось. Кто знает, куда меня теперь занесёт. А у вас что за жизнь? Это дом, или так, дача?
— Да если бы дача — это всё, что есть. А жизнь теперь у всех паршивая. Доченька вот у меня была, внука родила, с мужем они жили, ведь и не ссорились ни разу. Авария — погибли.
Бабушка задумалась, на какое-то время повисла тишина.
— Так я Серёженьку одна и воспитываю. А у меня, сам видишь, дом — голые стены. Сложно старухе одной то. Тебе если идти некуда — ты оставайся у меня. Я еду состряпаю, бельё обстираю, а ты со своей мужской силой на работу навалишься — огород, да дров наколоть, да по дому чего. На всех и хватит, а то силы меня оставляют, не могу одна хозяйство тащить.
Афоня слегка нахмурился.
— Ну, давай так. Но смотри, я зиму пересижу, а потом не знаю. Может и уеду.
— Хорошо, ты оставайся, а там жизнь покажет.
Хозяйка показала спальню, бродяга пожелал «спокойной ночи» и выключил свет. Бабушка Зина какое-то время ещё убиралась на кухне, мыла посуду, затем со скрипом разложила диван и легла спать.
Несчастная, отчаявшаяся. Первого же встречного бродягу позвать жить… Афоня лежал на кровати и размышлял. Кругом дух затхлого дома и старости, из форточки ночная прохладная свежесть. Эти запахи сливались воедино и оживляли в памяти кусочки забытого детства. Уставшее Афонино тело, ещё не отошедшее от падения, расслабилось, будто расплылось по кровати, бродяга уснул. В эту ночь он был удивительно спокоен. Всё было хорошо.
***
На следующий день Афоня проснулся позже всех. Когда он оделся и вышел на кухню, там завтракал Серёжа, бабушка что-то стряпала у плиты. Хотя просто плитой это сложно назвать, она была чем-то единым с печкой, была в неё встроена. Бабушка пожелала Афоне доброго утра и представила его внуку.
— Это, Серёженька, дядя Афанасий. Наш родственник. Теперь он будет с нами жить.
Тут же Афоне поступило задание: до завтрака принести воды и дров из поленницы. Для воды большие жестяные ведра и объяснение, как найти колодец.
На улице влажный и лёгкий воздух, ночью был небольшой дождь. Он вышел на главную дорогу и, пройдя немного, увидел колодец. Там набирал воду один из соседей. Широкий темноволосый мужик, слегка полноватый, с короткой аккуратной бородой. Заметив Афоню, он присмотрелся, но понял, что лицо незнакомое.
— Доброе утро, меня Юра звать.
— Доброе, я Афоня, новый сосед ваш.
Пожали руки.
— Сосед значит? Из какого дома?
— Да вон, у бабы Зины живу, родственник её дальний, приехал вот.
— Это хорошо, что приехал, а то ей тяжело одной. Ну, ещё увидимся. — Юра улыбнулся и пошёл домой.
«Люди здесь всё-таки есть», думал Афоня, опуская и поднимая вёдра в колодце. Принеся воды, он сходил за полешками и только тогда сел завтракать.
На столе Афоню ждали яичница и овощной салат, на десерт всё те же карамельки. Напротив сидел мальчуган — спокойный и серьёзный ребёнок. У него были светлые волосы, аккуратный небольшой нос и очень внимательный взгляд, всегда с небольшой прищурой. Одет был в серую футболочку, тёмные немаркие шорты и синие шлёпанцы. А говорил так редко, что иногда казалось, и вовсе не умеет разговаривать. Серёжа мечтательно возюкал ложкой по тарелке и, видимо, хотел покончить со своим салатом только к вечеру. Этим он очень раздражал бабушку.
— Ты хоть того дольше копошись, а пока не доешь — из-за стола не выйдешь.
— Ну, бабушка…
— Нужно хорошо кушать, чтоб вырасти большим и сильным, как дядя Афоня.
После завтрака Афоня попросил ещё работы, сидеть трезвым и без дела было очень скучно. Баба Зина отправила его колоть дрова. Делалось это там же, где они хранились — в небольшой пристройке, находившейся немного правее от основного входа. Это было помещение типа сарая. Там был низкий потолок, свет проникал из маленького мутного окошечка, а под ногами голая земля, от которой веяло прохладой.
На чурбан одно за другим ставились поленья и разрубались четкими сильными ударами. Резкие движения откликались лёгкой болью в местах ушибов. Афоня вошёл во вкус, работал всё быстрее и усерднее.
Алкогольная тяга на какое-то время притихла. Хотя, само собой, никуда не делась. На этот счёт Афоня не беспокоился, знал — находится в деревне, а тут не
