Близки роману Вельтмана повести А. Марлинского, написанные в 1830-х годах. Героев обоих писателей отличает благородство душевных порывов, неприятие фальши и лицемерия окружающей среды, стремление понять смысл жизни. Много общего у Марлинского и Вельтмана в поисках новой прозаической формы.
"Странник" типологически связан с "Героем нашего времени". Герой вельтманского романа и Печорин схожи философским отношением к жизни, порывистостью в чувствах и поступках, склонностью к провиденциализму, отношением к общепринятым нормам поведения. Сближает романы и общность обстановки, в которой происходит действие. Ряд композиционных особенностей позволяет говорить о литературной связи "Странника" и "Героя нашего времени". Некоторые эпизоды, как, например, сцена поисков квартиры в "Тамани" и "Страннике", разительно похожи. Сходство определяется во многом одинаковым характером службы обоих писателей. Без труда напрашивается сравнение офицеров вельтманского романа с Грушницким и его приятелями.
Сопоставим "Странник" и с ранними произведениями Л. Н. Толстого. И внешнее сходство произведений, рассказывающих о первых шагах молодых офицеров, об их участии в боевых действиях, и внутреннее, психологическое родство героев, пристально наблюдающих жизнь в ее критических ситуациях, внимательных к жизни природы и людей незнакомого им края, напряженно старающихся разобраться в увиденном,- все позволяет считать "Странника" литературным предшественником "Казаков" и "Севастопольских рассказов".
3
Еще до появления романа в печати горячо отозвался о нем Н. А. Полевой, познакомившийся с его отрывками в рукописи. Он писал автору: "…мне хотелось сообщить Вам мои мысли о Вашей прелестной тетрадке, которую Вы у меня оставили. Она меня восхитила оригинальностью, свежестью мысли и отличным изложением. С утра я повторяю: дитя мое, мысль моя, кто тебя создал![179] Это очень, очень хорошо; говорю искренно" [180].
Появление первой части "Странника" вызвало большой интерес у читателей. А. С. Пушкин считал, что в романе чувствуется настоящий талант [181]. Он намеревался подготовить о нем статью и потом жалел, что не осуществил своего замысла[182]. П. В. Нащокин отвечал А. С. Пушкину: "2-ая часть "Странника" удивительно хороша. Высокое Воображение - поэт а ля Байрон - а не записки молодого офицера" [183].
Одобрили роман и офицеры, служившие с автором в Бессарабии. Сразу же отозвался Андрей Данненберг: "Благодарю вас за присылку милого Странника - даже очень походит на папиньку: резвится, мечтает и задумывается.- Он мне всегда будет напоминать своего родителя, которого душевно люблю и уважаю" [184]. И. Н. Липранди писал: "…премного благодарен за дружеское ваше расположение и за присылку Странника и Кощея, - я не охотник до подобных сочинений, но эти с большим удовольствием прочитал - и некоторые места по два раза, предоставляя себе прочитать опять от доски до доски,- я хвалить не умею,- и потому не говорю ни слова о том, что мне нравится,- Странник восхищает меня" [185].
Сохранилось воспоминание о том, как приняли роман современные читатели. "Помню только,- рассказывал один из них,- что более всех поразила меня личность Вельтмана. В числе других книг, пред моим отъездом с родины высланных отцу моему Селивановским[186], был и "Странник" Вельтмана. В этой книге били, так сказать, ключом веселость и остроумие. Вся семья моя читала с наслаждением игривые страницы этой книги, подхваливала и вместе со мной выражала полнейшее убеждение, что автор должен быть такой весельчак, какого свет не производил"[187].
Н. В. Берг, вспоминая впоследствии о первом знакомстве с творчеством Вельтмана, отмечал: "Воображение его было самое необузданное, упрямое, смело скакавшее через всякие пропасти, которые других устрашили бы, но не было такой пропасти, которая устрашила бы почтеннейшего Александра Фомича" [188].
A. А. Бестужев-Марлинский увлекся "Странником" еще при чтении журнального отрывка: "Скажите пожалуйте: кто такой Вельтман? Спрашиваю, разумеется, не о человеке, не об авторе, а просто об особе его… С первыми двумя качествами я уже знаком, могу сказать дружен, хочется знать быт его. По замашке угадываю в нем военного; дар его уже никому не загадка. Это развязное, легкое перо, эта шутливость истинно русская и вместе европейская, эта глубина мысли в вещах дельных, как две силы центральные, то влекут вас к думе, то выбрасывают из угрюмости: он мне очень нравится. Прошу включить "Странника" в число гостинцев" [189]. Он неоднократно упоминал в письмах о своеобразии художественного метода писателя[190], заметил близость к Стерну[191]. Брату, П. А. Бестужеву, он писал: "Еще раз советую: испытай удачи; напиши что-нибудь, хоть вроде Странника Вельтмана…" [192].
В. К. Кюхельбекер сделал запись в дневнике: "…"Странника" просто невозможно читать, как читают прозу, а должно перебирать, как собрание лирических пиес и эпиграмм"[193].
За полтора года публикации романа появилось много отзывов в журналах и газетах. "Даже ненавистники всего хорошего отозвались милостиво о путешественнике нового рода",- отмечал критик "Московского телеграфа", добавляя, что произведение Вельтмана "есть самый свежий и прекрасный цветок на тощей почве русской литературы" [194]. ""Странник" сей, часто остроумный, чрезвычайно причудлив и своенравен",- так оценивала его "Северная пчела" (1831, No 102). Затейливая фантазия, замечательный язык романа вызывали восхищение у рецензентов, а оригинальность и сложность композиции породили противоречивые высказывания, сопоставления с выдающимися произведениями мировой литературы, начиная с книг Рабле и Стерна [195].
С отрицательной оценкой романа неоднократно выступал "Телескоп" Н. И. Надеждина, утверждая, что в нем "нет ни порядка, ни связи, ни целости" [196]. Резкой критике подверглась форма произведения и в "Литературной газете"[197].
В сущности идейное содержание "Странника" так и не было проанализировано современными журналистами. Все заслонила его архитектоника. В связи с этим почти одновременно с выходом в свет книги Вельтмана появились две пародии.
С. Н. Глинка поместил в "Дамском журнале" юмореску "Повесть о Страннике, или Мысли при чтении второй части Вельтманова Странника"[198], где на полуторах печатных листах пародировалась художественная манера романа. "Статья вторая" юморески начинались так: "Что такое повесть странника о Страннике? Не новую ли мы затеяли издать Одиссею!.. - Не отвечаю на это ничего определительного. Да и как определить, что западет в голову и откуда и зачем? Это Сфинксова загадка. Я не Эдип: в отгадчики не пускаюсь. Но скажу мимоходом, что по примеру доброго Фенелона и я более люблю Одиссею, нежели Илиаду. Одиссея можно уподобить кроткой луне, разливающей сияние безмятежное, а Илиада шумит и клубится подобно наводненному ручью Скамендийскому" [199].
Далее идет послание к Вельтману:
Куда ты заводишьНас мыслью своей?И как ты приходишьСам обратно с ней?И Странник твой милый,Веселый, унылый,-Не жизнь ли души?..То дремлем в тиши;То бурею мчимся;То радостью льстимся;То в гробе ногой [200].[201]
О самом произведении пародист писал: "Породнясь со Странником Вельтмана, не захочешь расстаться с ним скоро. Сочинитель не изменяет имени своему, зоркою, быстрою мыслию облетев пределы умственного мира" [202] (намек на буквальный перевод с немецкого фамилии Weltmann - "человек мира").
Пародия в "Молве" [203] начиналась так:
Странник! название странное!..Наш век так богат странностями!..В наш век на дело не похоже:Из моды вышла простота,И без богатства ум все то же,Что без наряда красота.У нас народ такой затейный,Пренебрегает простотой,Всем мил цветок оранжерейный,И всем наскучил…
При всей противоречивости отзывов роман Вельтмана был признан выдающимся событием. Н. А. Полевой выразил общее мнение, напечатав в своем журнале: "Из 200 книг, исчисленных в библиографии Телеграфа сего 1831 года, чем можно утешиться? Борис Годунов Пушкина и Странник Вельтмана в изящной словесности…" [204]
В дальнейшем, анализируя каждое новое произведение Вельтмана, исследователи непременно возвращались к его первому роману. В. Г. Белинский писал в "Литературных мечтаниях": ""Странник", за исключением излишних претензий, отличается остроумием, которое составляет преобладающий элемент таланта г. Вельтмана. Впрочем, он возвышается у него и до высокого: "Искендер" [205] есть один из драгоценнейших алмазов нашей литературы"[206]. И впоследствии, не раз упомииая о романе, критик назвал его "калейдоскопическою и отрывочною смесью в стихах и прозе, не лишенною однако же оригинальности <…>"[207], отмечал, что в ""Страннике" выразился весь характер его таланта, причудливый, своенравный, который то взгрустнет, то рассмеется, у которого грусть похожа на смех, смех на грусть, который отличается удивительной способностью соединять между собой самые несоединимые идеи, сближать самые разнородные образы" [208].
