— Про весну? Весной снег тает, дни удлиняются, из земли показывается зелень, первые цветы…
— Ты заговорил, как девчонка. И опять начались уроки. С меня хватит. — И Питя снова полез к самой метелке.
Командир с этого момента то и дело косился на проказника. Но от своего не отступился.
— Первое, что мы должны узнать, — уровень вашей цивилизации, — сказал он. — Вы летаете на другие планеты?
Славик открыл рот, чтобы ответить, но Питя сверху крикнул:
— Да, да — уровень цивилизации! За уши ваших мальчишек дерут?
— Еще нет, — сказал Славик, отвечая не Пите, а Грипе, на его вопрос о полетах на другие планеты.
Бр-р-ряк! Питя съехал вниз.
— Командир! Это планета с обратным ходом развития! Они только собираются драть мальчишек за уши! А что будет дальше?
— Перестань, Питя, — поморщился командир. — Если мы не привезем домой этих данных, мы никогда больше не увидим космоса. Мы же договорились: сделаем все не хуже взрослых. А ты опять…
— Ну ладно, — согласился Питя, — потерплю немного. Но ты учти: то, о чем спрашиваю я, тоже важно. И когда ты кончишь, начну я. И посмотрим, у кого это лучше получится.
— Хорошо, хорошо… Теперь второй вопрос — какие у вас источники энергии?
— Источники? — не понял Славик.
— Мы видели на дорогах и в атмосфере Земли движение разных механизмов. Им нужно горючее. Какое оно у вас?
— У нас бензин.
— Что это такое?
— Это… жидкость. А ее получают из нефти.
— А нефть откуда?
— Ее добывают из земли… — Славик, по понятным причинам, отвечал не очень уверенно, запинался.
— Ага… А что вы будете делать, когда она кончится?
— Тогда мы перейдем на атомную энергию. — Нашему землянину показалось, что на этом все его знания кончились.
— Что такое атомная энергия?
Славик остановился.
— Не знаю, — сознался он. И все-таки подумал еще немного. И совсем уж неуверенно — и для себя неожиданно — произнес: — Кажется, это… — дальше шли слова, которые неизвестно как попали в его голову, — кажется, это… энергия атомного ядра…
— А что тебе известно про атом? — допытывался Грипа.
— Атом? — повторил землянин. — Атом? Это… самая маленькая… часть… любого вещества… Но оказывается… и в нем есть какие-то частички… Электроны… — Славик почувствовал, что устал.
— Ага. Значит, вы уже добрались до атома. Мне все ясно, — сказал командир. И похвалил Славика: — Ты не так уж мало знаешь.
Землянин вздохнул.
— А теперь моя очередь, — немедленно отозвался сверху Питя. — Я чуть не умер со скуки, пока ты его допрашивал. Славик, скажи лучше — у вас войны бывают?
Славик поднял голову: Питя раскачивался и смотрел на них сверху.
— Да, — ответил он. — И сейчас идут.
— Мне тоже все ясно, — повторил слова командира Питя, — значит, энергия атомного ядра станет у них оружием.
— Уже стала, — подтвердил Славик. — Это атомная бомба.
— Вот так уровень! — воскликнул Питя. — Ну и уровень! С одной стороны еще бомба, с другой — уже атом. Я его в минуту установил, а ты, Грипа, ломал бы себе голову целую неделю! Вспомни, что говорил наш учитель о таких цивилизациях!
Грипа не успел ответить, его опередил Молек:
— Он говорил, что такие цивилизации похожи на обезьяну с гранатой в лапе.
Землянину стало обидно и захотелось возразить. Он отчетливо представил себе обезьяну с гранатой.
— А у вас разве никто не воюет? — Ничего другого ему в голову в эту минуту не пришло.
— Уже тысячу лет, — сказал Грипа. — Иначе мы не смогли бы летать во Вселенной. А наше оружие ты знаешь — оно только усыпляет, — да и на нашей планете оно не используется…
— Не только, не только! — перебил Питя. — Можно я расскажу Славику ту историю?
— Рассказывай, — разрешил командир. — Но спустись сначала пониже, а то тебя плохо слышно.
Питя съехал вниз, закрепился на двух листах и начал:
— Однажды наши предки прилетели на планету, где вот-вот должна была разразиться война. Обе армии сидели в окопах и ждали сигнала, чтобы пойти в атаку. А генералы враждующих армий приготовились отдать команду «вперед!» И тогда наши предки достали свое оружие. Солдаты обеих армий поднялись в атаку…
Наш луч косил всех, и бойцы падали как убитые. Скоро на поле боя было страшно глянуть: оно было усыпано телами солдат…
Спали они полдня, но к обеду стали просыпаться. От прежней их злости, с какой они шли в атаку, не осталось и следа! Они встали такими же мирными людьми, какими были раньше. До войны они были крестьянами, рабочими, лавочниками, музыкантами, колбасниками. И обе страны тогда дружили и торговали друг с дружкой.
Солдаты просыпались и узнавали довоенных соседей.
— А, это ты, Колка!
— Здорово, Пу! С чего это ты так вырядился? Ну и вид у тебя!
Они все дурное начисто забыли — вот еще в чем сила нашего оружия!
Так и кончилась та война, не начавшись.
— Ты забыл сказать про генералов.
Славик узнал голос Щипана.
— Я не забыл, я оставил это на закуску. Так вот, генералы помирились не сразу, долго еще хмурились… Они хотели что-то важное-преважное вспомнить, да никак не могли. В конце концов генералы сели и сыграли в шабашки…
— Что это такое? — спросил Славик.
— Это такая межпланетная игра. В ней оранжевые сражаются с зелеными на доске из шестидесяти четырех клеток. С той и с другой стороны по двенадцать бойцов…
— У нас тоже есть такая игра! — обрадовался Славик. — Она называется шашки!
— Значит, наши шабашисты смогут сразиться с вашими шашистами. Вот будет здорово!
— Этот рассказ, — добавил немногословный Пигорь, — есть у нас в букваре, и его знает каждый малыш. И мальчишки играют у нас не в войну, а в невойну. Солдаты идут сначала в атаку, и вдруг все падают и засыпают. И даже храпят. Проснутся, увидят знакомых, бросают ружья и давай обниматься. Ведь дружить всегда приятнее, чем воевать…
ВПЕРЕД, ЯСНОГЛАЗЫЕ!
Перед вечером все — Кубик, Славик и Нинка — сидели на крылечке художника и смотрели на закат за речкой. Точно так же, должно быть, сидели на этом крылечке, любуясь вечерней зарей, Нинкины предки, которые построили дом сто лет назад. Даже коза, привязанная к забору, переставала жевать и поднимала голову. Глянув на полыхающее за речкой небо, Манька тревожилась и нюхала воздух. Коза думала, что это пожар, и проверяла, не приближается ли он, не пахнет ли гарью. Но от речки все сильнее пахло травами и сыростью, на луг уже наползало белое покрывало тумана.
Небо над речкой пылало, словно за горизонтом, встречая солнце, устроили фейерверк. Нечего и говорить, что трое людей, сидящих на крылечке, как на стадионе или в театре, глаз не отрывали от этого зрелища.
— Боже мой, какое все-таки это чудо — закат! Все краски, кроме черной! — восхищенно говорил Кубик. — Вот как надо писать!
— Прямо цветомузыка, — поддержал его Славик.
— Ох, сколько я в своей жизни их повидала! — не отстала от других Нинка.
Коза обернулась к людям и вопросительно заблеяла: закат солнца по-прежнему ее тревожил.
— Угадай, Манька, загадку. Какой пожар водой не потушишь? — веселым голосом спросил у козы художник. — Ну-ка? Что молчишь? Неуж и этого не знаешь? Не хватает козьего твоего ума? Отвечай, рогатая!
— Атомный, — неожиданно для себя сказал Славик.
Кубик посмотрел на него, закряхтел, крыльцо под ним заскрипело.
— Ну и младенцы пошли, — заворчал он, — чуть что — окатывают холодной водой! Чуть мы распустим по привычке слюни, как тут же какой-нибудь малолеток приводит нас в чувство. Что за время!
Кубик покосился на аудиторию и, увидев, что его слушают, продолжил ворчание, только уже погромче — как актер на сцене:
— Чуть мы воспылаем, мы, верные традициям наших далеких романтичных предков, как является кто-то из нынешних молокососов и отрезвляет нас!
Славик, услышав Кубиково брюзжание, рассиялся: наконец-то художник похвалил и его, наконец-то и он, Славик, попал в точку.
— Ты прав, Славик, — продолжал Кубик, — старая загадка насчет пожара приобрела в наши дни новый смысл, и ты первый открыл нам это. Поклон тебе! — Кубик наклонил голову и проверил взглядом слушателей: те все так же внимали ему.
— Мы обрастаем страшными волосами, — выступал он, — которые делают нас похожими на первобытных людей, — ради чего? Только для того, признаюсь вам, как на духу, чтобы скрыть за усами и бородой слюнтяя, кисляя, размазню и, главное, оголтелого романтика. И что получается? А ничего! Потому что стоит нам, заросшим, как разбойники, начать сочинять очередную, так любимую нами романтическую сказку, как появляется этакий ясноглазный младенец — вроде тебя или Нинон — и, не испугавшись бороды, одним словом разрушает идиллию. Говорит правду, от которой нас корчит. В этом — в окатывании нас вами холодной водой — примета времени. Что ж — вперед, ясноглазые! Бородатые слюнтяи — прочь! Ваши романтические пейзажи — всего лишь дань прошлому, из которого вы не можете вытащить ноги. Мир стал жестким, как чертеж, а вы все еще ищете оттенки…
