что пришла пора складывать их в годы. И конечно, Номбеко стала подумывать, как бы ей выбраться на волю. Ведь это же целое дело – ограждения, минное поле, сторожевые собаки и сигнализация.
Прокопать подземный ход?
Нет, этот дурацкий вариант Номбеко отбросила сразу.
Пробраться в машину, покидающую территорию центра?
Нет, как раз на такой случай у охраны есть овчарки, и хорошо, если они сразу вцепятся в горло и избавят тебя от дальнейших неприятностей.
Дать взятку?
Допустим…
Но это значило бы поставить на карту все, а тот, с кем она договорится, наверняка по южноафриканской традиции алмазы заберет, а ее сдаст.
Выйти по чужим документам?
Пожалуй. Украсть документы не штука, ты поди укради цвет кожи.
И Номбеко решила какое-то время не думать о побеге. Пока что единственным реальным шансом было отрастить крылья и стать невидимкой. Потому что одними только крыльями не обойдешься: тебя тотчас пристрелят восемь человек охраны с четырех вышек.
Номбеко было пятнадцать, когда она угодила за двойной контур, и уже почти семнадцать, когда инженер торжественно сообщил, что выправил для нее действующий южноафриканский паспорт, даром что она черная. Поскольку без него не попасть в те коридоры, куда, на взгляд ленивого инженера, доступ ей был необходим. Так постановила южноафриканская служба безопасности, а инженер Вестхёйзен знал, с какой службой можно ссориться, а с какой не стоит.
Паспорт он положил в ящик письменного стола и в силу неизбывной потребности демонстрировать, кто в доме хозяин, разъяснил, почему вынужден его запирать.
– Это для того, чтобы ты-как-тебя-там не вздумала сбежать, – сообщил инженер и гадко ухмыльнулся. – За границу ты без паспорта не попадешь, а тут мы тебя рано или поздно отыщем.
Если инженеру интересно, как ее звать, ответила Номбеко, то это указано в паспорте, а она по распоряжению инженера уже давно отвечает за его шкафчик с ключами. В котором висит в том числе и ключ от ящика письменного стола.
Инженер свирепо зыркнул на свою уборщицу. Опять она себе позволяет. Это же рехнуться можно. В особенности оттого, что она всегда права.
Дрянь такая.
Над самым секретным из всех наисекретнейших проектов на всех уровнях работало в общей сложности двести пятьдесят человек. Номбеко довольно быстро поняла, что его главный руководитель лишен каких бы то ни было талантов, кроме умения поживиться за счет проекта. Тут ему везло (до того самого дня, когда перестало).
На определенном этапе работы одной из главных проблем стала постоянная утечка при экспериментах со фторидом урана. На стене в кабинете инженера Вестхёйзена висела доска, на которой он наобум рисовал линии, стрелки, формулы и тому подобное, чтобы казалось, будто он думает. Инженер сидел в своем кресле и бормотал «водородосодержащий газ», «фторид урана», «утечка» вперемешку с обсценной лексикой на английском и африкаанс. Возможно, Номбеко следовало позволить ему бормотать и дальше – ее-то дело уборка. Но под конец она не утерпела:
– Я, конечно, мало что знаю о водородосодержащем газе и практически ничего не слыхала про фторид урана. Но насколько я могу судить по сложным для моего понимания выкладкам, представленным на доске, господин инженер столкнулся с автокаталитической реакцией.
Инженер ничего не ответил, но посмотрел мимо этой-как-ее-там на дверь в коридор, чтобы удостовериться, что там нет никаких свидетелей того, как это странное создание уже в который раз ставит его в тупик.
– Могу я понимать молчание господина инженера как разрешение продолжить? Обычно он желает, чтобы я говорила, только когда меня спрашивают.
– Так и быть, говори! – разрешил инженер.
На ее взгляд, с вежливой улыбкой объяснила Номбеко, не так важно, как именно называются различные части проблемы: в любом случае их можно представить как части математического уравнения.
– Обозначим водородосодержащий газ как А, фторид урана как В, – сказала Номбеко.
Затем подошла к доске, стерла с нее инженерову абракадабру и написала уравнение скорости автокаталитической реакции первого порядка.
Когда инженер недоуменно вытаращился на доску, девушка для большей наглядности построила сигмоидальную кривую.
А закончив, поняла: инженер ван дер Вестхёйзен понимает написанное ею не больше, чем любой золотарь, окажись он на инженерском месте. Или чем даже секретарь Йоханнесбургского муниципального департамента санитарии в аналогичной ситуации.
– Ну пожалуйста, инженер, – взмолилась Номбеко. – Постарайтесь понять, а то мне же еще полы драить. Газ плохо ладит со фторидом, причем их нелады стремительно усиливаются!
– И что с этим делать? – спросил инженер.
– Не знаю, – ответила Номбеко. – Об этом я еще не успела подумать. Я всего лишь уборщица.
В этот момент в кабинет заглянул один из самых квалифицированных сотрудников инженера ван дер Вестхёйзена. Его послал руководитель рабочей группы с благой вестью: проблема, как выяснилось, заключается в автокаталитический реакции – это она приводит к химическому загрязнению фильтров, и решение скоро будет найдено.
Но ничего из этого сотруднику говорить не пришлось, поскольку он прочел на доске позади кафры со шваброй то, что там было написано.
– Вот как! Шеф уже сам пришел к выводам, которые я собирался сообщить! В таком случае не смею вас беспокоить, – сказал сотрудник и развернулся в дверях.
Инженер ван дер Вестхёйзен, молча сидевший за столом, налил себе очередной бокал «Клипдрифта».
Номбеко заметила, что получилось, пожалуй, даже удачно. Теперь у нее осталось всего два вопроса, и она оставит инженера в покое. Первый – не возражает ли инженер, если она напишет математическое обоснование того, как рабочей группе повысить мощность с двенадцати тысяч ЕРР до двадцати тысяч с отвалами до 0,46 %.
Инженер не возражал.
И второй вопрос – не мог бы инженер заказать новую половую щетку, поскольку прежнюю сгрызла его собака.
Инженер ответил, что обещать не обещает, но посмотрит, что можно сделать.
Раз уж Номбеко предстояло сидеть взаперти, она решила, что надо найти хоть какие-то светлые стороны и в этом. Забавно будет, например, узнать, долго ли продержится этот шарлатан Вестхёйзен.
Все, в общем, складывалось неплохо. Девушка читала книги, особенно когда никто не видел, мыла коридоры и опорожняла пепельницы, читала отчеты рабочей группы и в максимально упрощенной форме пересказывала их инженеру.
А свободное время проводила с остальной прислугой. Относившейся к сложно определимому в системе апартеида нацменьшинству: согласно букве закона, это были «прочие азиаты». Говоря точнее, китаянки.
Китайцы появились в Южной Африке еще сто лет назад, когда страна нуждалась в дешевой (и не слишком привередливой) рабочей силе на золотых рудниках близ Йоханнесбурга. Золото ушло в историю, зато китайские поселения сохранились, а с ними и китайский язык.
На ночь трех сестер-китаянок (младшую, среднюю и старшую) запирали вместе
