Комиссар умолк. Тягостная тишина повисла в кубрике. Через час-полтора нам предстоял вылет на бомбоудар, каждый это известие переживал по-своему. Лица у всех напряженные, суровые…
- А как катер? - тихо спросил Пастушенко.
- Корму оторвало, затонул, - ответил комиссар. - Зато все остальные - невредимы. Своей жизнью заслонил их Голубец. Совсем юноша был - двадцать лет, только жить начинал… Сознательно пошел на смерть - не дрогнул. Герой!
Вечером, когда мы пришли на аэродром, на бомбах под плоскостями увидели начертанные мелом слова: «За Ваню Голубца!» А на следующий день о подвиге старшего матроса Ивана Голубца знал уже весь Черноморский флот.
И все же чаще всего встречи с комиссаром были светлыми, радостными. Уже после первой боевой ночи во взаимодействии с «Малюткой» мы более-менее точно знали результаты своей работы. Через несколько дней в кубрике появился Михайлов. Он весь сиял, хотя и старался скрыть свою радость. [53]
- Собрать всех летчиков, - приказал он дежурному.
Выполнить этот приказ проще простого: сбегать в соседний погреб, где размещалась 1-я эскадрилья. Через несколько минут все были в сборе. Разместились кто где мог: на обоих ярусах коек, на скамейках, на табуретках в проходе. Михайлов стоял у стола, пружинисто опираясь о него тонкими длинными пальцами.
- Я пригласил вас на несколько минут, - начал говорить он, - чтобы сообщить важную новость. Наземная разведка донесла, что после последнего удара нашей авиации на аэродроме Саки сожжено и повреждено около пятнадцати немецких самолетов. Поздравляю вас, молодцы! Но и это еще не все. Одна из крупных бомб, видимо, двухсотпятидесятка, попала в дом на границе аэродрома. По данным разведчиков, в нем размещались летчики недавно прибывшей части, Дом от прямого попадания рухнул, похоронив всех под обломками. Немцы до сих пор разбирают развалины, извлекают оттуда трупы, торжественно хоронят. Точное, отличное попадание! Командование авиабригады поручило передать вам благодарность за отличную работу. Поздравляю! Спасибо!
Он улыбнулся, мелкие морщинки стрелками разлетелись от уголков глаз.
- Завидую, что не был с вами в этом полете, - сказал он. - Постараюсь наверстать в ближайшем будущем.
Такая возможность скоро ему представилась.
Активность вражеской авиации возрастала с каждым днем. «Мессеры» то и дело ходили «по большому кругу», высматривая одиночные самолеты, рассчитывая на легкую добычу. Особенно трудно приходилось нашим МБР-2, вылетавшим днем на воздушную разведку морских коммуникаций и на поиск вражеских подлодок: «мессеры» атаковали их прямо на взлете или перехватывали при возвращении с задания. Один был сбит, экипаж погиб, несколько машин получили серьезные повреждения.
Женя Акимов ходил хмурый. Его самолет был вооружен «эрэсами», и дневные полеты ему приходилось совершать чуть ли не ежедневно. После того как они с Тарасенко сбили двух «мессеров», он убедился, что и «коломбина» может «насыпать соли на хвост» хваленым немецким асам, и все же, как ни храбрись, МБР-2 и «Мессершмитт-109» - противники неравные. Последний раз он «напоролся» на «мессеров» при возвращении из разведки: успел нырнуть поближе к батарее «Не тронь меня», та [54] прикрыла огнем, отогнала истребителей, все закончилось благополучно. Но сколько можно так испытывать судьбу?… Был послеобеденный час, мы перед ночными полетами отдыхали. Акимов и Пастушенко тоже лежали - Алеша Пастушенко на верхней, Акимов на нижней койке, но обоим не спалось: утром на взлете их снова подкараулили «худые», хорошо, что подоспели наши «ястребки». А если бы нет? МБР-2 на фоне воды - отличная цель. Короткая атака пары «мессеров» - и прощай молодость! Но такой уж человек Дон-Евген - распространяться не любит, больше молчит, про себя переживает. Тут-то и появился Михайлов, словно прочитав его думы. Вошел незаметно, спросил у дежурного:
- Отдыхают перед полетами?
- Отдыхают, товарищ комиссар.
- А лейтенант Акимов?
- Тоже отдыхает, но не спит.
- Позовите его. И штурмана Пастушенко.
Но Акимов уже поднялся без приглашения. За ним - все остальные. Какой, в самом деле, может быть отдых, если комиссар бригады в кубрике!
Полковой комиссар присел на скамейку, пригласил сесть рядом Акимова, Пастушенко.
- Рассказывайте, как было утром.
Акимов рассказал: спустили самолет на воду, оттащили в конец бухты. Только запустили мотор, попросили взлет, стрелок кричит: «Худые» на нас пикируют!» - и застрочил из пулемета. Акимов - полный газ и в сторону, всплески от очередей - сбоку. «Мессеры» свечей вверх, а им наперерез «ястребки». Ну, «мессеры» - ходу, а Акимов - на взлет. Так и ушел в море под прикрытием истребителей.
- Да, - протянул Михайлов. - Наглеют немцы. Чувствуют, что у нас силенок маловато. А что поделаешь - выполнять задания надо?
- Конечно, надо, - ответил Акимов.
Комиссар обвел всех нас взглядом, в его глазах вспыхнула задорная искорка:
- Я тут поразмышлял на досуге… В общем, возникли некоторые соображения, приехал с вами посоветоваться. Так вот, немцы сверху видят все наши приготовления: как спускаем самолет на воду, как запускаем мотор. И ждут удобного случая, чтобы атаковать, когда все внимание летчика - на взлете, когда самолет, по существу, беспомощен. [55] А что если самолет еще в темноте оттащить катером подальше к Херсонесскому маяку, а с рассветом, пока немцы будут чухаться, запустить мотор - и взлет прямо в сторону моря. Пока они поднимут истребители, пока наберут высоту - мы уже далеко в море.
- А возвращаться как? - спросил Пастушенко.
- И это я продумал. Во-первых, подходить со стороны моря надо не к мысу Фиолент, где самолет виден аж с балаклавского берега, а прямо к Херсонесу, на бреющем полете, чтобы при необходимости скорее проскочить под прикрытие зениток; а во-вторых, нужно договориться с нашими истребителями, чтобы к приходу разведчика они были уже в воздухе. Конечно, для точного выхода на Херсонес в строго определенное время потребуются точные расчеты штурманов, но это, я думаю, не проблема.
Мы слушали внимательно. Предложение комиссара заинтересовало всех.
- Можно попробовать, - сказал Акимов, - авось получится.
- Э, нет! - неожиданно засмеялся Михайлов. - Я придумал - мне и проверять. Первым полечу сам.
- Прошу взять ведомым, - сдержанно, как всегда, улыбнулся Акимов.
- За тем и прибыл, товарищ Акимов. По рукам?
- По рукам, - смутился Дон-Евген.
…Под утро, когда наш последний самолет возвратился с бомбоудара, катера зацепили два МБР-2 и потянули их к выходу в открытое море. На пилотском сидении ведущего сидел полковой комиссар Михайлов, лейтенант Акимов был ведомым.
Мы не видели, как они взлетали, не слышали гула их моторов. Но часов в девять утра, когда мы уже позавтракали, в «кубрик» ввалились Акимов и Пастушенко.
- Полный порядок, - весело заявил Акимов. - Система Михайлова сработала безотказно!
Обстановка в Севастополе осложнялась с каждым днем. Теперь после того, как гитлеровское командование перебросило в Крым авиагруппу Рихтгофена, в которой были сосредоточены отборные части фашистских асов, на каждый наш самолет приходилось десять немецких, причем наиболее современных, новейших типов. Площадки, где размещались МБР-2, подвергались непрерывным артобстрелам и бомбоударам. Еще труднее было на Херсонесском аэродроме, где базировались главные наши силы - истребители, штурмовики, пикирующие бомбардировщики. [56]
Враг держал этот пятачок под непрерывным обстрелом. Ежедневно на аэродром падали сотни бомб и снарядов. И все же, несмотря ни на что, наши летчики ни на минуту не прекращали боевую работу, поднимались в воздух по 5-6 раз в день.
Каждый самолет был на строжайшем учете. Пополнение поступало скудно, да и разместить машины было негде. Правда, оставалось еще две небольших взлетно-посадочных площадки, на которых размещались легкие самолеты По-2, УТ-1 и УТ-2, - в Юхарной балке и на Куликовом поле. До войны на них учились летать курсанты-аэроклубовцы, и никакого вооружения на этих самолетах, разумеется, не было. Для боевой работы, тем более в условиях блокады, они были непригодны, стояли без дела.
Тем большей неожиданностью для всех явилось указание комиссара Михайлова оборудовать полосы на этих площадках для ночных полетов, а на легкокрылых самолетах смонтировать цилиндрические подвесные кассеты, которые можно было бы наполнять мелкими осколочными бомбами. Вскоре в один из дней, как только стемнело, комиссар поднялся на таком самолете в воздух, прошел над вражескими окопами и высыпал «гостинцы» на головы гитлеровцев.
С этого времени фашисты окрестили легкокрылые «кукурузники» и «утята» «ночными дьяволами». Они не оставляли в покое врага ни на одну минуту, держали в непрерывном напряжении. И каждую ночь на одном из самолетов вылетал комиссар Михайлов.
