Болезнь все больше приближала ее к смерти. За три дня до того, как жена впала в кому, она вдруг спросила, когда я уже собиралась уходить: «А ты не заберешь ананас домой?» Внешне она выглядела не намного хуже, чем обычно, и, разумеется, ей не говорили, что у нее рак, но это было вроде последнего желания. Я очень удивилась и сказала: «Он же не засыхает, и тебе хотелось, чтобы он стоял здесь?» Однако жена со слезами умоляла меня унести это солнцелюбивое южное растение, пока в него еще не проникли испарения смерти. У меня не было иного выхода, кроме как унести его.
Хотя я была мужчиной, но рыдала навзрыд и не могла, несмотря на жуткий холод, взять такси. Возможно, тогда я впервые подумала о том, что мне не хочется оставаться мужчиной. Немного успокоившись после того, как я дошла до вокзала и немного хлебнула в забегаловке, я решила поехать поездом. В квартире было пусто, только свистел холодный ветер. Я прижимала к груди горшок, в котором подрагивали листья ананаса, мне казалось, что в целом мире никто, кроме меня и этого ананаса, не понимает друг друга, а мы общаемся с ним от сердца к сердцу. Закрыв глаза, словно защищаясь от холодного ветра, я чувствовал, что мы делим с ним наше одиночество… Моя жена, понимавшая меня лучше кого бы то ни было, находилась сейчас ближе к смерти, чем ко мне или к ананасу.
Сразу после смерти жены ананас тоже засох, поскольку я не знала, как ухаживать за растениями и слишком сильно его поливала. Я посадила ананас в углу сада и хотя тогда не могла правильно выразить это в словах, но многое поняла. Если попытаться сформулировать это сейчас, то все окажется очень просто. Я поняла: мир существует не только для меня одной. Поэтому соотношение неприятного и приятного вокруг меня остается неизменным. Сама я определить это не могу. Следовательно, нужно принимать все вне себя в перемешанном виде: и темное, и ярко сияющее. Поэтому я стала женщиной, ею и остаюсь.
Тогда я поняла, что она хотела мне сказать, и помню, как подумала: «А не значит ли это, в самом деле, быть счастливым?» Но теперь это у меня прочно засело в желудке. Почему у людей нет выбора? Словно дождевые черви, мы всегда терпим поражение: готовим пищу, поедаем ее, спим; любимые люди всегда умирают. Но мы при этом вынуждены продолжать жить.
Сегодня ночью я почувствовала, как нарастает мрак, и его дыхание становится все более удушающим. Той ночью в гнетущих, тяжелых снах я поочередно сражалась сразу со всем.
На следующий день небо прояснилось. Я готовилась к поездке, что-то стирала, и тут зазвонил телефон.
Полдвенадцатого? Странное время для звонка…
Когда я с удивлением сняла трубку, раздался высокий, тонкий голос:
— А, Микагэ-тян? Как дела?
— Тика-тян? — удивилась я.
Она, видимо, звонила из будки, потому что доносился шум машин, но я сразу узнала ее голос и отчетливо мысленно ее представила.
Тика была звездой в заведении Эрико, точнее педиком. Бывало, она оставалась ночевать в доме у Эрико, а после ее смерти стала хозяйкой заведения.
В отличие от Эрико, она выглядела как мужчина, но при этом не казалась грубой. Если же она накладывала макияж, узкоплечая, высокая, в шикарных платьях, которые были ей к лицу, то казалась необычайно мягкой и красивой. Как-то в метро школьники ради забавы приподняли ей юбку, и она разрыдалась. Она была очень чувствительной. Хотя мне это не очень по нраву, но рядом с ней я ощущала себя почти мужчиной.
— Я сейчас на вокзале. Ты не могла бы выйти и встретиться со мной? Мне нужно с тобой поговорить. Ты уже пообедала?
— Еще нет.
— Тогда сразу пойдем в «Сарасина»!
С этими словами Тика-тян, вечно торопящаяся, повесила трубку. Мне ничего не оставалось, кроме как прервать стирку и выйти из дома.
Я торопливо шла по зимним полуденным улицам, залитым лучами яркого солнца. Когда в торговых рядах перед вокзалом я зашла в упомянутый ею ресторанчик, специализирующийся на лапше, там меня уже ждала Тика и ела «барсучью соба». Она была в юбке с пиджаком, что может считаться чем-то вроде национальной одежды.
— Тика-тян! — воскликнула я и направилась к ней.
— Эй! — крикнула она. — Как дела? Ты стала очаровательной женщиной. На тебя даже смотреть вблизи опасно! — громко воскликнула она.
От ее слов я испытала не смущение, а тепло. Такой улыбки я больше ни у кого не встречала: она была настолько беспечной, словно говорящей: «А чего мне стыдиться?» Тика демонстрировала мне свое лицо с широкой улыбкой. Воспрянув в ее присутствии, я громко заказала:
— Толстую лапшу с цыпленком!
Суетливая хозяйка заведения поставила передо мной стакан с водой.
— О чем ты хотела со мной поговорить? — с ходу начала я, глотая лапшу.
Поскольку обычно Тика любила заводить долгие беседы ни о чем, я подумала, что и в этот раз будет то же самое, но она сурово выпалила:
— О Юити!
Мое сердце забилось сильнее.
— Вчера ночью этот мальчик приходит к нам в бар и объявляет, что он не может спать. Он был в подавленном состоянии и попросил пойти куда-нибудь поразвлечься. Не пойми меня неправильно! Я знаю этого мальчика с тех пор, когда он был еще совсем крохой. Между нами нет никаких иных отношений, кроме чисто родительских.
— Знаю, — с улыбкой сказала я.
Тика продолжила:
— Я удивилась. Поскольку я сама глуповата, то не всегда понимаю чувства других… Но этот мальчик никогда не показывал другим своих слабостей! Казалось, он вот-вот расплачется, чего с ним раньше никогда не бывало. Он продолжал настаивать: «Пойдем куда-нибудь!» Во всяком случае, Юити было плохо, и он не мог себя сдержать. Мне на самом деле хотелось ему помочь, но сейчас мы переоборудуем наш клуб, и еще не все закончено, поэтому я не могла оставить это без контроля. Я объяснила ему, в чем дело, и тогда он сказал: «В таком случае я пойду куда-нибудь один!» И я дала ему адрес знакомого мне пансионата.
— Да… да, — промычала я.
— В шутку я сказала ему: «Отправляйся туда с Микагэ!» И тогда Юити с серьезным лицом ответил: «Она уезжает по делам в Идзу. Кроме того, я не хочу впутывать ее в мои семейные дела. Сейчас, когда у нее все идет так хорошо, это было бы несправедливо». И тогда я сразу все поняла: вы с ним любите друг друга, верно? Вы несомненно влюблены! Я знаю адрес и номер телефона пансионата, где остановился Юити, почему бы тебе не составить ему компанию?
— Тика-тян! — воскликнула я. — Завтра я уезжаю, еду по делам! — Я испытала шок.
Я поняла чувства Юити, словно бы держала их обеими руками. Я все понимала, ощущала. Юити, который в сто раз сильнее меня, отправился куда-то далеко. Он решил уехать туда, где можно быть одному и ни о чем не думать. Убежать от всего, включая меня. Возможно, он решил какое-то время оттуда не возвращаться. Несомненно! Я была в этом уверена.
— А что это за работа? — спросила Тика, наклонившись ко мне. — В твоем возрасте для женщины есть только одно важное дело. Кстати, ты еще девственница? Значит, вы с ним еще не спали?
— Тика! — воскликнула я, но при этом меня пронзила мысль, что мир был бы намного лучше, если бы все были такими, как Тика. В ее глазах мы с Юити отражались в более радужном свете, чем это было на самом деле.
— Я подумаю над этим, — сказала я. — Я только что узнала про Эрико, и в голове у меня полная сумятица. Но думаю, что Юити еще хуже. Сейчас я не могу его еще более травмировать.
И вдруг Тика оторвалась от лапши с очень серьезным лицом.
— Дело в том, что в ту ночь я не работала и не была свидетельницей убийства Эрико. Я до сих пор не могу в это поверить… Но я знала того человека. Он регулярно приходил в клуб. Если бы Эрико открылась мне, то наверняка это удалось бы предотвратить. Как жаль, что Юити такой же мягкий! Как-то мы с Эрико смотрели программу новостей, и она с испуганным видом сказала: «Те, кто убивают людей, сами заслуживают смерти!» Юити такой же, и теперь он остался один на этом свете. Эрико-тян умела всегда сама решать жизненные проблемы, и он унаследовал это качество от нее. Но оно у него слишком сильно!
Глаза Тики наполнились слезами. Когда Тика начала рыдать навзрыд, посетители заведения с удивлением уставились на нас — что случилось? Плечи Тики содрогались, и слезы катились градом в бульон с лапшой.
— Микагэ-тян, я так несчастна. Почему такое случилось? Возможно, загробной жизни нет, и трудно представить, что мы уже никогда больше не увидим Эрико.
Я вывела все еще плачущую Тику из ресторанчика и, обнимая ее за высокие плечи, проводила до станции.
— Извини меня, — сказала Тика, вытирая глаза кружевным носовым платком, когда у турникета передавала мне записку с планом местонахождения и телефоном пансионата Юити.
«Возможно, она обычная проститутка, но она умеет безупречно нажимать на нужные точки», — подумала я, провожая взглядом ее широкую удаляющуюся спину.
