Теперь вампирское существование стало иным. Изуродованный болезнью изгой мог уже не таиться от людей, а жить среди них, создавая у них какую угодно иллюзию. При желании он мог казаться изысканным юным красавцем, благовоспитанной хорошенькой девушкой, добродушным пожилым господином, чудаковатой старой девой – кем угодно, лишь бы по-безобиднее. Никто не видел ни отталкивающего уродства, ни выпирающих костей, ни тем более клыков. Способы питания тоже приобрели разнообразие. Вампир мог выбирать себе жертв среди окрестных жителей и делать так, чтобы они ничего не помнили – либо, напротив, найти себе постоянную жертву-партнера (кровного раба) или, скорее, нескольких жертв одновременно и безбедно существовать за их счет годами и десятилетиями.
Видимо, именно в тот период вампиры начали богатеть. Заставить кровного раба завещать все состояние себе для вампира трудностей не составляло и не составляет. Более того, получить наследство при известной ловкости и хорошем владении месмой вампир может именно в тот момент, когда ему это нужно – не вызвав ни малейших подозрений. В результате уже в первой трети XVIII века возникла совершенно новая генерация вампиров, обладавших опытом, знаниями и деньгами. Тогда же начали образовываться первые вампирские сообщества. Пищевая конкуренция отступила, и вампиры уже могли чаще создавать себе подобных, принимать их в сообщества, обучать месме и т. д.
Скорее всего, примерно в тот период в сообществах было принято решение изменить положение дел в свою пользу и выйти из подполья. Трудно сказать, почему вампиров не устраивало тогдашнее положение дел; единственная причина, пожалуй, состояла в том, что, удовлетворив насущную потребность в пище, они начали интересоваться окружающим миром. Тем не менее жажда крови остается основным инстинктом вампира по сей день – в сущности, все, что они делают, делается ради одной цели: привлечь к себе жертв и сделать процесс питания еще более удобным и безопасным (естественно, для себя, а не для жертвы).
Вампирская истерия 1720–30 годов привлекла к вампирам внимание западной общественности. Пока неясно, спровоцировали ли они эту панику сами или воспользовались удачным моментом, но, так или иначе, отношение к вампирам начало меняться – что прекрасно видно по трансформации образа вампира в художественной литературе.
XIX век – век тихого торжества кровососов. О страшном упыре и вурдалаке уже почти все забыли, зато у всех на виду и на слуху байронические красавцы в черных плащах. Начинается победное шествие вампиров по планете – и их не остановили до сих пор.
Останавливать, собственно, было почти некому. Могущество совокупной вампирской месмы таково, что не поддаться ей могут лишь самые негипнабельные люди. Между тем мы знаем, что негипнабельность – это врожденное свойство, никак не связанное с другими чертами личности, ее нельзя выработать. В результате даже самые уродливые образы вампиров вроде Носферату все равно чем-то притягательны для человечества.
Об истинном положении дел не подозревает почти никто. Правда, всегда существовали стихийные «вампирологи» и «охотники на вампиров». Основная их масса – несчастные жертвы месмы, которых вампиры толкают на неверный путь и потом забавляются, слушая их благоглупости. Но есть среди них и отдельные люди, обладающие не только негипнабельностью (в православной культуре для такого рода невосприимчивости есть прекрасное название «духовидение»), но и умом, отвагой, физической и моральной стойкостью и соответствующим образованием. Их очень мало, но именно от них зависит будущее человечества. От них – и от наших тайных, но могущественных союзников: Клуба сознательных вампиров.
Тайные друзья человечества
«Клуб сознательных вампиров» основан в марте 1840 года принцем Альбертом Кобург-Готским по настоянию его юной супруги королевы Виктории. Документов, связанных с этим событием, практически не сохранилось – а возможно, и не существовало. Основателем Клуба считают сэра Уильяма Стерна, эсквайра, не примечательного на взгляд поверхностного историка ничем, кроме выдающегося долголетия: он родился в 1799 году, а скончался 22 января 1901 года, в один день с Викторией. На самом же деле биография сэра Уильяма была довольно драматичной. Его отец сэр Николас был в составе английской делегации на Троппауском конгрессе в Силезии и взял с собой сына, едва достигшего совершеннолетия. Видимо, отец с сыном подверглись нападению вампира; в день окончания конгресса оба заболели каким-то загадочным недугом – врачи констатировали сильнейшее малокровие без каких бы то ни было внешних повреждений, – и сэр Николас скончался через два дня, а Уильям был без сознания несколько дней. Когда юноша пришел в себя, то некоторое время не узнавал окружающих, не помнил свое имя и не мог принимать твердую пищу.
Казалось, он безнадежно помешался, однако примерно неделю спустя сознание полностью к нему вернулось. Уильям отказался рассказывать, что произошло с ним и сэром Николасом, спешно собрался и в одиночестве вернулся в Англию, где поселился в родовом поместье и в течение двадцати лет вел затворническую жизнь и общался с родными, многочисленными друзьями и соседями только в письмах (вполне, впрочем, безмятежных). Поговаривали, что он даже не держал домашней прислуги и кухарки, однако стал увлекаться птицеводством и устроил у себя в поместье ферму по разведению уток. За птицами ухаживали наемные работники, которых сэр Уильям набирал, как ни странно, не из числа местных жителей (что было бы логично и дешево), а выписывал с противоположных концов страны. Одна из птичниц, которую он рассчитал, рассказывала потом родным, что хозяин-де очень любит утятину собственного производства, однако предпочитает кушать ее сырой, а по ночам иногда превращается в жуткое клыкастое чудище, но людей не обижает, – однако, поскольку девушка была работящей и аккуратной, но слегка умственно отсталой (сэр Уильям умело подбирал кадры), никто ей не поверил.
В конце 1840 года сэр Уильям нарушил обет затворничества и предпринял путешествие в Лондон, где добился встречи с принцем Альбертом. О чем они беседовали, можно только догадываться – однако догадки эти вполне обоснованны.
Сэр Уильям Стерн познакомил будущего принца-консорта с проблемой вампиризма, объяснил ему, что мода на вампиров в литературе – лишь вершина айсберга и очень грозный симптом, а затем поведал, что некоторые вампиры, подвергшиеся трансформации против своей воли, не желают покоряться судьбе и лишать жизни людей, против которых ничего не имеют, а напротив, готовы не только воздерживаться от употребления человеческой крови, но и приносить по мере сил пользу людям, – кто, подобно ему самому, в мелочах, скажем, продавая дешевую и качественную утятину, а кто и в науке, политике, литературе. Было бы прекрасно, если бы правительство оказывало покровительство таким вампирам, ведь их таланты во многом превосходят способности среднего человека. Сэр Уильям рассказал и о себе – о том, как, узнав, что представляет потенциальную угрозу для ближних, решил удалиться от общества и практически полностью отказался от контактов с людьми, довольствуясь кровью домашней птицы, – и принц Альберт был очень тронут его историей. Надо сказать, что опыт сэра Уильяма Стерна помог другим сознательным вампирам: стало ясно, что вампир вполне способен существовать десятилетиями без человеческой крови.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
