будто он улыбается, даже когда втыкает нож в грудь своей жертвы.
Датч задумчив, мрачен и угрюм, в то время как Зейн излучает флюиды «жизни вечеринки». Он не просто знает, как хорошо провести время. Он и есть хорошее время. В отличие от своего близнеца, который высасывает жизнь из любой комнаты, в которую попадает.
Финна сложнее раскусить. Он не тащит за собой мрачную тучу обреченности, как Датч, но и не такой дикий и шумный, как его брат.
В том, как Финн наблюдает за мной, есть что-то холодное и расчетливое. Пьянящая смесь сдержанности и безжалостности проступает прямо под поверхностью, как будто он мог бы стать хуже своих братьев, если бы захотел, но он решил не идти по этому пути.
Зейн поднимает руку и проводит ею по своим идеальным, готовым к рекламе шампуня волосам. Кольца на его пальцах сверкают в солнечном свете.
— Нам нужен четвертый участник.
— В вашей группе? — Я таращусь.
Датч хмурится.
— Какого черта мы просим тебя присоединиться к нашей группе?
Я сужаю глаза. Он не должен был показаться таким чертовски обиженным.
Он оскаливается в ответ. Поменяйте его модную форму на шляпу и пистолет, и Датч отлично впишется в роль западного стрелка. А может, даже гладиатора.
Его присутствие напряженное, почти подавляющее. Он примерно такого же роста, как и его братья, но из-за его энергии кажется, что он больше. Как бык, который вот-вот набросится на невинного прохожего.
Взгляд Датча незаметно опускается к моим губам, и он пристально смотрит на них, словно хочет узнать каждый их сантиметр настолько хорошо, чтобы проследить его в своих снах.
На улице тысяча градусов, но мои руки покрываются мурашками.
Мы все еще смотрим друг на друга.
Я отказываюсь переводить взгляд на него, чтобы доказать свою точку зрения.
Он тоже не отводит взгляд.
Зейн хихикает.
— Вы двое уже насмотрелись? Новенькая девочка, мы так и не получили ответа.
Я отвожу взгляд от Датча, чтобы сосредоточиться на двух других членах Королей. Я не понимаю, зачем им понадобился дополнительный участник для этого задания.
Во-первых, Маллиз сказал, будто это сольная работа. Во-вторых, их трое. И они ясно дали понять, что им больше никто не нужен.
Мои мысли начинают кружиться в голове. Почему они выделяют меня? Они узнали меня на витрине? Это ловушка?
Более рациональная часть моего мозга вступает в игру. Может, я слишком много думаю. Они отсутствовали в течение первого месяца занятий, так что вполне логично, что они отстают в групповой работе. И я понятия не имею, как все устроено в Redwood Prep. Абсолютно правдоподобно, что им нужна доплата за задание.
Неправдоподобно то, что они хотят работать со мной.
— Я не знаю.
На лице Зейна появляется улыбка. Полагаю, эти парни не привыкли к девушкам, которые отказывают им во всем.
Братья обмениваются напряженными взглядами. Происходит какое-то родственное общение разума, и это чертовски странно.
— Что ж, — говорю я в неловкой тишине, — спасибо за предложение, но я...
Зейн толкает Датча вперед, и тот натыкается на меня. От него пахнет древесными опилками и солнечным светом. Ощущение его кожи на моей вызывает дрожь во всем теле.
— Пойдем, Каденс. — Глубокий голос Датча околдовывает меня.
Его тембр уникален.
Гладкий, но с шероховатыми краями. Как неограненный драгоценный камень, спрятанный в темной пещере.
Все мое сопротивление сразу же угасает, когда Датч приближается ко мне. Его тело под форменной одеждой выглядит твердым, стройным и рельефным.
Мое предательское сердце бьется о ребра. Я сжимаю руки в кулаки, прежде чем совершить какую-нибудь глупость — провести ладонями по его груди, чтобы ощутить каждую зазубринку на прессе.
Его подбородок покрыт щетиной, и это только подчеркивает его суровый вид, когда он наклоняет голову и смотрит на меня сквозь капюшон.
— Просто скажи «да». Ты же знаешь, что хочешь этого.
В нем есть что-то темно-магическое, хотя он выглядит наименее дружелюбно из всей группы.
И вдруг я действительно хочу сказать «да».
Я очень, очень хочу сказать «да».
Это всего лишь задание, Каденс.
Я планировала сделать для Маллиза самую лучшую работу. А что может быть лучше, чем поработать с настоящей группой, которая участвовала в настоящем турне?
Мои губы кривятся в маленькой, нерешительной улыбке.
— Хорошо.
— Давайте поработаем в репетиционной комнате. — Говорит Финн.
Его голос тише и мягче, чем у его братьев, но он самый глубокий. Как будто в его груди целый океан, нет, целая вселенная.
Я делаю глубокий вдох и стараюсь, чтобы мой голос не дрожал, когда говорю: — Конечно. Давайте так и сделаем.
Зейн улыбается мне. Его ухмылка плавит трусики, и я не удивлена, что из всех трех великолепных рок-звезд он имеет репутацию плейбоя.
Зейн опускает руку мне на плечо. — Скажи мне, новенькая, у тебя есть настоящее имя?
В глазах Датча мелькает что-то темное, но через мгновение оно исчезает.
— Каденс. — Я делаю шаг в сторону Зейна, чтобы вырваться из его хватки. — Каденс Купер.
— Каденс? Как каденция в песне? — Спрашивает Финн.
— Да. Мой папа был музыкантом. Мама позволила ему выбрать нам имена. Он назвал меня Каденс, а мою сестру — Виола.
Я перевожу взгляд на Датча. Он ничего не говорит, но его челюсть то сжимается, то разжимается.
На меня накатывает тревожное чувство, но я отгоняю его. Я ничего не сделала этим парням. И вообще никому. Целый месяц я была невидимкой в этой школе, никому не мешала и не лезла не в свое дело. У них нет причин искать меня и причинять мне боль.
— Похоже, музыка у нас в семье? — Говорит Финн.
— Э-э... да. Можно сказать, она у меня в крови.
— Твоя мама тоже музыкант? — Спрашивает Финн.
— Нет, не совсем.
Отец передал мне все хорошие черты. Мама передала мне свои пороки, как наследственную болезнь.
Мы уже в коридоре, и, хотя он переполнен студентами, кажется, будто кто-то нажал на паузу в кино. Никто не двигается и не моргает. Все смотрят на нас с Королями, как на дикие галлюцинации.
У меня в груди полыхает жар, и я стараюсь не подавать виду. Я видела, как вчера класс отреагировал на Датча и его братьев. И я снова увидела это в коридоре.
Их не смущает такое внимание, так что мне следует притвориться, что и я не смущаюсь. Даже
