Марусин по-прежнему усмехался.
– Абсолютно точно, отец капитан. Небесные Врата – это сущий ад: ядовитая атмосфера, кислотные дожди, серные трясины. Планета так и не оправилась после нападения Бродяг. Однако Его Святейшество полагает, что такие миры следует передавать под опеку частным лицам. На Небесных Вратах, по счастью, сохранились залежи тяжелых металлов. Поэтому мы продали планету.
На этот раз де Сойя все-таки моргнул.
– Продали? Всю?
Марусин фыркнул.
– Мы продали ее «Опус Деи», отец капитан, – пояснила адмирал Ву.
Де Сойя ничего не сказал, но молчание не означало, что он все понял.
– «Опус Деи» – религиозное объединение, – добавила Ву. – Ему… а, ну да… ему почти двенадцать столетий. Основано в 1920 году от Рождества Христова. За последние несколько лет стало не только могущественным союзником Святого Престола, но и достойным соперником Гильдии торговцев.
– А, понятно. – Отец капитан де Сойя вполне мог представить себе, как религиозное объединение покупает целую планету, но чего он представить себе не мог – так это каким образом торговцы не придушили в зародыше столь серьезного соперника. Нет, так не бывает. Он повернулся к адмиралу Марусину: – Последний вопрос, сэр.
Адмирал бросил взгляд на комлог и коротко кивнул.
– Я не служил на Флоте четыре года, – тихо произнес де Сойя. – Все это время я не носил форму, не отслеживал новые технические достижения. Мир, где я совершал священническое служение, был так далек от всех текущих событий, что я с таким же успехом мог бы все эти четыре года провести в криогенной фуге. Разве можно доверить мне командование новым «архангелом», сэр?
Марусин нахмурился.
– Мы быстро введем вас в курс дела, отец капитан. Командование Флота знает, что делает. Вы отказываетесь от назначения?
Мгновение отец капитан де Сойя медлил.
– Никак нет, сэр, – наконец сказал он. – Я ценю доверие, оказанное мне вами и Священной Империей. И сделаю все, что в моих силах, адмирал. – Де Сойя прошел двойную школу послушания – как иезуит и как офицер флота Его Святейшества.
– Не сомневаюсь, Федерико. Мы рады вашему возвращению. Если не возражаете, нам хотелось бы, чтобы вы оставались в ректории Легионеров на Пасеме – пока мы не будем готовы отправить вас на ваш корабль.
«Проклятие! – подумал де Сойя. – Опять под арестом у проклятых Легионеров».
– Конечно, сэр, – сказал он вслух. – Там уютно.
Марусин снова посмотрел на комлог. Очевидно, аудиенция заканчивалась.
– Какие-нибудь просьбы, отец капитан?
Де Сойя снова помедлил. Он знал, что просить не следует – это не принято. И все равно сказал:
– Да, сэр… Есть одна. На старом «Рафаиле» со мной служили трое солдат. Швейцарские гвардейцы, я забрал их с Гипериона… Стрелок Реттиг – да, он погиб, сэр… но сержант Грегориус и капрал Ки были со мной до конца, и я хотел узнать…
Марусин кивнул:
– Вы хотите, чтобы они были с вами на новом «Рафаиле». Вполне обоснованно. У меня был кок, которого я таскал за собой с корабля на корабль… Беднягу убили во второй битве в Угольном Мешке… Я ничего не знаю об этих людях… – Адмирал посмотрел на Марджет Ву.
– По счастливой случайности, отец капитан, – проговорила та, – повторно изучая ваше дело, я посмотрела файлы. Сержант Грегориус проходит службу на Кольце Ламберта. Не сомневаюсь, что его перевод будет рассмотрен. Что касается капрала Ки… боюсь…
Де Сойя почувствовал дурноту. Ки был с ним на Роще Богов – Грегориуса тогда пришлось после неудачного воскрешения оставить в саркофаге, – и в последний раз он видел неунывающего коротышку капрала после возвращения на Пасем, когда полицейские увели его в другую камеру. Де Сойя долго тряс ему на прощание руку и уверял, что они непременно еще встретятся…
– Боюсь, что капрал Ки погиб два стандартных года назад, – договорила Ву. – Был убит во время нападения Бродяг на Клин Стрельца. Насколько я поняла, его наградили Серебряной звездой святого Михаила… посмертно, разумеется.
Де Сойя скорбно кивнул.
– Благодарю вас, – сказал он.
Адмирал Марусин одарил де Сойю отеческой улыбкой государственного деятеля и протянул через стол руку.
– Удачи, Федерико. Задайте Бродягам жару на своем «Рафаиле».
* * *
Штаб-квартира Гильдии торговцев располагалась не на самом Пасеме, а в точке Лагранжа, в шестидесяти орбитальных градусах над планетой. Между миром Ватикана и гигантским полым Тором – углеродным бубликом 270 метров толщиной, около километра в высоту и 26 километров в диаметре – дрейфовала половина имперских орбитальных баз. Как-то раз Кендзо Исодзаки вычислил, что ракета, запущенная с Тора торговцев, будет уничтожена ровно через 12,06 наносекунды.
Кабинет Исодзаки – светлая луковица на длинном угольно-черном стебле – возвышался на четыреста метров над внешним ободом Тора. Оболочку луковицы при желании можно было затемнить. Сегодня она была прозрачной, если не считать одну секцию, поляризованную, чтобы приглушить нестерпимый блеск желтого пасемского солнца. Из-за вращения Тора кабинет время от времени попадал в его тень, и тогда в бездонной черноте космоса зажигались звезды – словно кто-то отдергивал тяжелую штору, а за ней – тысячи ярких, немигающих свечей. «Или мириады костров во вражеском лагере», – подумал Исодзаки, когда в двадцатый раз за день наступила тьма.
Сегодня, когда стены были абсолютно прозрачны, его овальный кабинет казался островком, затерянным в черной безграничности космоса. Сверкали звезды, серебрился вдали Млечный Путь. Но отнюдь не это привычное зрелище занимало сейчас мысли главы Гильдии торговцев: среди звезд мазками исполинской кисти были прочерчены выхлопы трех грузовиков. Исодзаки настолько наловчился определять по ним скорость и расстояние, что с ходу мог сказать, что это за корабли и когда они пришвартуются. «Молдахар» дозаправился от газового гиганта в созвездии Эпсилон Эридана, и его след был краснее обычного. Капитан «Эммы Констант», как всегда, спешила доставить на Тор свой груз – стратегически важные металлы с Пегаса-51, – а потому тормозила с превышением всех допустимых норм. Самый короткий хвост принадлежал «Элемозинерии Апостолика», только что вышедшей из состояния С-плюс после квантового прыжка. Исодзаки знал наперечет все три сотни выходных апертур в этом секторе и мгновенно определил, что она прилетела из системы Возрождения.
Тем временем из пола возник прозрачный цилиндр лифта, и звезды осветили пассажира. Исодзаки знал, что цилиндр прозрачен только снаружи. Он набрал код, и дверца кабины отъехала в сторону.
Из лифта вышла Анна Пелли Коньяни. По команде Исодзаки ИскИн бесшумно закрыл за ней дверь. Даже не взглянув на звездное небо, ближайшая помощница и протеже главы Гильдии подошла к столу.
– Добрый день, Кендзо-сан.
– Добрый день, Анна. – Он жестом указал на самое удобное кресло.
Коньяни покачала головой и осталась стоять. Она никогда не садилась в кабинете Исодзаки. Исодзаки никогда не забывал предложить ей сесть.
– Месса Конклава скоро закончится, – сказала Коньяни.
Исодзаки кивнул. В то же мгновение ИскИн затемнил стены кабинета и включил трансляцию с Пасема.
Собор Святого Петра этим утром переливался алым, пурпурным, черным, белым – восемьдесят три кардинала, прибывших на Конклав, подходили к причастию, возвращались на свои места, преклоняли колени, молились, вставали, пели. А позади толпы кандидатов на папский престол стояли сотни епископов и архиепископов, дьяконов и сотрудников курии, военачальников и гражданских администраторов, делегаты от доминиканцев, иезуитов, бенедиктинцев, салезианцев и единственный представитель немногих оставшихся францисканцев. И наконец, в самых дальних рядах стояли почетные гости – делегаты от Гильдии торговцев, от «Опус Деи», от Ватиканского банка и представители Понтификальной академии наук. Повсюду виднелись пестрые мундиры швейцарских гвардейцев и палатинской стражи, командир тайной Дворянской гвардии – бледный темноволосый мужчина в красном мундире – стоял поодаль.
Исодзаки и Коньяни молча наблюдали пышное зрелище. Оба они были приглашены на мессу, но за последние несколько столетий у руководства Гильдии сложилась традиция почитать крупные церковные церемонии собственным отсутствием, посылая на них лишь своих официальных представителей. Оба они смотрели, как кардинал Куэзноль служит мессу, и оба видели в нем ту ничего не значащую марионетку, каковой он и являлся; все внимание Исодзаки и Анны Пелли Коньяни занимали кардинал Лурдзамийский, кардинал Мустафа и еще полдюжины сильных мира сего в первых рядах.
Прозвучало заключительное благословение, месса закончилась, и кардиналы торжественной процессией направились в Сикстинскую капеллу. В присутствии капитана швейцарских гвардейцев и префекта Ватикана двери капеллы были заперты и опечатаны. На этом прямая трансляция завершилась. Далее следовали комментарии и рассуждения на фоне закрытых дверей.
