Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новая страница — и ничего на ней. Больше снимков не было. Я лихорадочно отстраничила назад. Семейная группа. Если эта девочка — я, стало быть, младенец — это Джайлс, а женщина без лица — его мать, моя мачеха, женщина, которая утонула. Но если так, почему все они сфотографированы с моим дядей? Все это казалось нелепым и бессмысленным.
Какое-то время я рассматривала мужчину на снимке. По позе, по тому, как непринужденно они с женщиной стояли рядом, было несомненно: это супруги, он — муж женщины и отец семейства. Но как такое возможно? Разве может дядя быть одновременно и моим отцом? Я внимательнее вгляделась в снимок. В конце концов, возможно, на портрете, висящем на парадной лестнице, изображен не он. Похож, очень похож, но, может быть, все-таки не он. И тут я все-все поняла. Ну, конечно же! Это совсем и не дядюшка, а его брат, похожий на него, как бывают похожи братья, почти как близнецы. Едва эта новость улеглась в голове, пришла новая мысль, и я лихорадочно стала листать альбом назад. Мужчина тот же, что и на других снимках, определенно. Но если так, значит, первая женщина, та красавица, такая счастливая и гордая, это моя мать, моя мама, которая умерла, так и не успев познакомиться со своей дочуркой.
Я смотрела, смотрела, и чем больше вглядывалась, тем больше расплывались черты ее лица, потому что слезы заволокли мне глаза, и пришлось даже захлопнуть альбом, чтобы не капнуть на снимок. Зажмурившись, я несколько раз глубоко вздохнула. Потом открыла ящик, положила альбом на место и снова задвинула. Я взяла свечу, спички и направилась к выходу. Уже на полпути я вдруг решилась: развернулась, подскочила к конторке и снова выдернула ящик. Вынув альбом, я раскрыла его на первой странице и вырвала фотографию мамы. Потом водворила альбом на место, закрыла ящик, вышла из комнаты и торопливо поднялась наверх, освещая дорогу свечой. Кража фотографии была опрометчивым шагом: если бы меня поймали с ней, я не смогла бы притвориться, что хожу во сне. Чему быть, тому не миновать, решила я, потому и шла обратно, не таясь, со свечой. Однако до своей комнаты я добралась незамеченной и сидела сама не знаю сколько, рассматривая фотографию своей матушки, пока не уснула.
9На другой день я перенесла драгоценную фотографию к себе в башню. Здесь я могла любоваться ею и даже разговаривать с ней, не боясь быть застигнутой. Именно этим я и занималась дня через два, когда совершенно случайно подняла голову и вдруг увидела знакомую нескладную фигуру, преодолевающую снежные заносы на аллее. Я была просто счастлива, ведь мы не виделись целых две недели, а мне не терпелось поведать Тео свои поразительные новости.
Но, выбежав навстречу ему к парадной двери, я была огорошена новостями. Тео пришел совсем ненадолго, у него даже не было времени покататься на коньках. На самом деле он пришел только забрать свои коньки, потому что они понадобятся ему в Нью-Йорке.
— Меня отправляют домой, — объявил он. — Доктор сказал, что мне теперь лучше, и меня посылают в школу, чтобы я поучился хотя бы неделю перед каникулами.
Я схватила свою шубку и его коньки, и мы вместе выковыляли на скользкую заснеженную аллею. Я слепила унылый снежок и швырнула в Тео, попала ему в лицо, отчего он вскрикнул, а я обрадовалась, что сделала ему больно.
— Мне так одиноко, — пожаловалась я. — Ты и представить себе не можешь, что это такое. Вот и ты уезжаешь, радуешься, спешишь, и тебе некогда даже поинтересоваться моими новостями, взглянуть, что я хотела тебе показать.
— Я вернусь на будущий год, мы обязательно приедем сюда на лето. Время пролетит быстро. А уже скоро и Джайлс приедет на каникулы.
Тео пошарил в кармане и, вытащив бумажный листок, сунул его мне в руку. А потом, не сказав больше ни слова, повернулся и потащился по снегу прочь. Я смотрела ему вслед, пока он не вышел на большую дорогу и не исчез за поворотом. Когда он скрылся, я развернула листок и прочитала:
Ни есть не могу я, ни спать,В Нью-Йорк мне пора уезжать.Но еду не весь я, поверь,Ведь с Флоренс мое сердце теперь.Любой я использую шанс,Чтоб снова увидеть Флоренс.
Стихи были такие кошмарные, что я аккуратно сложила листок и, не удержавшись, горько всхлипнула.
Тео был прав, по крайней мере, в одном: Джайлсу вскоре предстояло вернуться, так что я одиночествовала, считая дни до его приезда, и от нетерпения даже почти не могла читать. Но наконец настал день, когда Джон запряг Дрозда в двуколку и мы отправились на вокзал — он сам, миссис Граус и я — встречать моего чудесного, горячо любимого братца. Мы стояли на перроне, когда гигантский дракон, извиваясь и хрипло визжа, повернул к нам железный бок и остановился, выпустив облако пара, окутавшее и его, и нас. А потом дым начал рассеиваться, и перед нами на платформе оказался Джайлс, который стоял, вглядываясь в туман. Мы окружили его, заключили в объятия, осыпали поцелуями. Братец не мог устоять на месте, он подпрыгивал, приплясывал, переступал с ноги на ногу и все бормотал что-то, какую-то непонятицу и бестолковицу. Только когда мы уже уселись в двуколку и выехали за город, где было тихо и только Дрозд мерно цокал копытами, я наконец поняла причину радостного возбуждения Джайлса.
— Я не еду назад, Фло, я не еду назад!
Миссис Граус обернулась и с сомнением посмотрела на нас:
— Ну, конечно, мастер Джайлс. Вам не сразу надо возвращаться в школу. Только после Рождества.
Джайлс бурно запротестовал:
— Да нет же, миссис Граус. Вы ничего не понимаете! Совсем не надо!
Это оказалось правдой. Когда мы добрались до Блайта-хауса, Джайлс открыл свой чемодан и извлек письмо. Разумеется, я читать «не умела», поэтому миссис Граус не стала показывать его мне, да и читать вслух тоже не стала, только бормотала отдельные слова: «натура слишком застенчивая и слабая для шумной компании бойких мальчиков», «не вполне развит, академическая неуспеваемость», «одно-два происшествия, хотя и совершенно незначительных, дали повод для беспокойства», «учитывая его уязвимость и хрупкость, в настоящее время рекомендуем перевести на домашнее обучение, предпочтительно с гувернанткой или наставницей». Мне и не требовалось читать все письмо, чтобы понять главное. Ясно, что Джайлса, нежного и слабого, в школе травили. Администрации же проще было удалить из школы жертву, чем приструнить обидчиков, так что именно это и было сделано.
Хмуря брови, миссис Граус с озабоченным видом сложила письмо и убрала конверт в карман передника. Я взяла Джайлса за руку и незаметно ее пожала. Я готова была кричать от радости. Мой братец теперь в безопасности, цел и невредим, а я больше не одинока. Теперь все будет так же, как раньше.
Миссис Граус прикусила губу.
— Я должна буду написать обо всем этом вашему дяде. А уж он кого-нибудь наймет для вас, гувернантку, наверное. — Подняв голову, она увидела наши улыбающиеся лица и сама просияла. — Но не теперь. Пока что писать не буду. Непростое это дело, письмо вашему дядюшке, надо хорошенько все обдумать. Мне ведь строго наказано не беспокоить его лишний раз, а тут еще и Рождество на носу, и времени у меня совсем нет. Вот что, напишу-ка я ему после праздников.
Что ж, можете себе представить, как славно и весело мы зажили — совсем как прежде. Я упросила миссис Граус купить Джайлсу в подарок коньки, так что в Рождество мы вышли на лед с самого утра и от души нападались, навалялись в снегу, хохоча и помогая друг другу вставать, — словом, вернулись в те времена, когда были совсем маленькими. Глядя, как веселится Джайлс, как беззаботно и радостно носится он по озеру — такой милый, что смеялся, даже ударившись, — я подумала: никогда больше не отпущу его от себя и не отдам этому злонамеренному миру, где его снова станут мучить и обижать. Необходимо как можно дольше удерживать его рядом с собой в Блайт-хаусе, потому что только я могу защитить от всего скверного и дурного.
Я хотела было показать ему карточку мамы, но тут же поняла, что делать этого не стоит, как бы мне этого ни хотелось, ведь тогда пришлось бы объяснять все о его матери. Джайлсу не нужно ничего знать о чудовищном насилии, которому подверглись ее изображения. Да и к чему вообще показывать ему фотографии матери без лица? Что мог бы почувствовать мой брат, глядя на них, не воспринял бы он этот вандализм как зверское нападение на него самого? Я прикусила язык и приняла твердое решение: я не позволю ничему омрачить наше новое счастье.
Но счастье длилось недолго — разумеется, нашлось чему его омрачить. Точнее, кому. Через месяц прибыла мисс Уитекер.
Что ж, пожалуй, чем меньше будет сказано о мисс Уитекер, тем лучше. По крайней мере, о ее первом воплощении. Это была глупая молодая женщина, которая замирала и кокетничала перед портретом дяди и болтала о том, как он хорош собой, просто душка, и как во время собеседования ей показалось, что она понравилась ему, ведь он предложил ей место гувернантки Джайлса, хотя она не успела даже рта раскрыть. Я-то понимала все правильно: наш дядюшка, у которого даже для нас не находится времени, просто не пожелал тратить его на разговоры с какой-то дурочкой. Ему просто хотелось поскорее отделаться. Скорее всего, он согласился на первое предложение, нанял первую же претендентку, явившуюся по объявлению, хотя, признаюсь, любая другая, наверное, оказалась бы лучше.
- Женщина в черном и другие мистические истории - Артур Уолтермайр - Готические новеллы
- Загадочный золотой прииск - Гай Бусби - Готические новеллы
- Мадемуазель де Марсан - Шарль Нодье - Готические новеллы