— На самом деле я очень простой. Проще не бывает, — начал было я, немного отстраняясь от соблазнительницы.
Закончить мысль мне на дал наряд пограничников, неожиданно возникший из темноты. Вроде, ещё секунду назад никого не было видно, и вдруг оп-па. Откуда ни возьмись…
— Так, граждане. Все приготовим документы, — строго приказал капитан, возглавляющий воинов, охраняющих несокрушимые границы СССР.
— Товарищ офицер, не виноватые мы, — тут же выступила вперёд Светличная, пока остальные хлопали глазами, — Вы же пограничник? Всю жизнь мечтала выпить на брудершафт с теми, кто наш покой охраняет. Вы же не откажете даме в столь невинной просьбе?
Просьба может и невинная была, но вина мы им в бокалы налили от души.
А потом был долгий поцелуй, окончание которого мои гости отметили аплодисментами, что, впрочем, никак не поколебало солдатиков, прибывших вместе с капитаном. Воины, деликатно отвернувшись, бдительно осматривали дали моря, всем своим видом выражаю готовность в любую секунду отразить нападение вероятного противника.
— Мне на заставу нужно сообщить, что я с происшествием разобрался, — повинился перед Светланой офицер, стоило ему оторваться от актрисы.
— И возвращайтесь. Непременно возвращайтесь, — чуть томно отозвалась Светличная, с хрустом заламывая пальцы.
Может я чего-то не понимаю в этой жизни, но никакого театра я в словах актрисы не почувствовал. Слишком всё натурально у неё вышло. По правде.
* * *
С выездом из Дома Творчества мы задержались.
Нет, так-то мы должны были освободить номер до полудня, но мне хотелось выехать пораньше. Не вышло. Как известно, мы предполагаем, а судьба располагает. Оказывается, номер до завтрака сдать нельзя. Не положено. И после него, этого завтрака, сдача не вдруг происходит.
Тем, кто спешит, это рекомендуется делать загодя. Ещё с вечера. Тогда утром дежурная по этажу вас проверит и всё в порядке.
Как я понял, сотрудников пансионата в основном волнует один вопрос: — А не украли ли вы постельное бельё? Поскольку больше ничего особо ценного, пригодного к выносу, в номере нет и не наблюдается.
С этими тонкостями меня ознакомили по факту, и я оказался не готов их понять, но смирился.
Нет, но учил же меня отец! Сколько раз во время наших совместных выездов на рыбалку он говорил, что возвращаться надо тем же путём, по которому приехал. Так вот нет же. Мы своим умом живём. Так сказать, любим собственным лбом шишки набивать.
В итоге я попёрся по той дороге, которую мне расписал в красках Тодоровский. Через Анапу.
Про то, что я не доеду до Богурчан в этот день, мне стало понятно, когда солнышко начало закатываться.
Калач-на Дону, прочитал я очередной дорожный указатель, и начал искать своротку.
Дон. Сколько о нём писано — переписано. Я даже про редкую птицу готов процитировать, которая до его середины не долетит. Или не до его середины, может ещё до какой другой реки.
Но всё это не наш случай. Там, где мы остановились, птицы нормально летают. С того берега на этот, как с добрым утром. Что бы им метров двести пятьдесят — триста не пролететь? Вот завтра по мосту проеду, тогда точно скажу, сколько метров тут Дон по ширине, а пока навскидку вроде так выглядит. Короче, заночевать мы решили напротив этого самого Калача. На высоком берегу, где от пионерлагеря и небольшого Дома отдыха шёл спуск к воде, выложенный неким подобием асфальта, уложенного сплошными кочками. Не исключено, что для асфальтового катка спуск с верхотуры оказался крутоват, и дорогу к воде сделали вручную.
Галка мне отчего-то после фразы про перелетающую птицу уверенно Днепр назвала, а я задумался. Моё «поколение ЕГЭ» такими тонкостями не заморачивалось.
Дон, Днепр. Да какая разница! Один чёрт никто из моих сверстников в том мире не знает, где у них истоки, и куда эти реки впадают. У нас по программе ответ про Волгу предполагался. Так вот та в Каспийское море впадает, если что.
Котелок с водой на газовую туристическую горелку, а сам бегом к реке. Несколько забросов кастинговой сети и я с рыбой. На уху хватит, а больше мне ни к чему.
Хорошо мы посидели. И ещё лучше провели время после ужина.
В чём мы с Галкой разные, так это в наших биологических ритмах. Я по натуре сова, а она ближе к жаворонкам.
Вот и сейчас мне не спится. Осторожно выбрался из палатки, уселся на бревно, которое подтащил для ужина, и кося одним глазом на Галину, которая спит, бессовестно выставив из-под пледа грудь по самый сосок, обо всём подряд думаю.
Про СССР, про спутники, которые нет-нет да и мелькают на южном небе с его необычно яркими звёздами, про Высоцкого, и даже про магию.
Да, про её необычность и ещё что-то такое, во что я не сразу был готов поверить.
Что поделать, если меня выучили и воспитали, как материалиста. Помнится, я даже опыты первое время с этой магией проводил, чтобы понять, откуда что появляется. А то постоянно каким-то воришкой себя чувствовал.
Всё решила одна из бесед с Разумовым. Тем самым магом, который многое мне подсказал.
— Значит, хочешь узнать, откуда что берётся? — ухмыльнулся он, когда выслушал мои сбивчивые объяснения, — А скажи-ка мне вот что. К примеру, взять ту же сферу, которую мы ищем. Как ты думаешь, она в материальном мире существовала? Или задам вопрос иначе. Скажем, при желании ты можешь вытащить из книги ту же скатерть — самобранку. Или ещё что-нибудь на неё похожее, — прищурился он, что-то прочитав на моём лице, — Да ты уже наверняка что-нибудь такое вытащил, так?
— Мантию — невидимку, — признался я.
— Угу. Тоже неплохо. Вот и ответь сам себе на вопрос. Можно ли украсть то, чего в материальном мире не существует? Или ты думаешь, что та же скатерть-самобранка для тебя блюда из ресторанов воровать начнёт?
— Ну, это вряд ли, — замялся я, ещё ничего для себя не решив.
— Магия, мой юный коллега. Всё это просто магия. Кто-то ледяные горы из ниоткуда получает, чтобы на врагов их обрушить. Другой ковры-самолёты из воздуха создаёт. Третий зверей невиданных плодит на страх врагам, а у тебя, скажем так, своё направление. Ничего ты не воруешь и никто никаких убытков из-за тебя не несёт.
— Но в конце-то концов. Это же вещи, а то и сложные механизмы. Они твёрдые, — попытался я настаивать на своём, — И что, всё вот так запросто прямо из воздуха возникает?
— Мда-а. Образование бы тебе наше не помешало. С другой стороны, а зачем оно тебе? Чтобы уметь плавать, вовсе не обязательно знать закон Архимеда, не так ли?
* * *
— У тебя с компьютером всё нормально? — рассматривал меня с экрана монитора Борисыч, смешно при этом щурясь. Невольно создалось ощущение, что у него с прошлого нашего разговора внезапно село зрение. Странно, отец до самой смерти очки ни разу не одевал.
— А что с ним не так? — осмотрел я ноутбук со всех сторон и на всякий случай протёр салфеткой объектив камеры, — Я тебя хорошо вижу и слышу.
— А чего у тебя тогда лицо грязное? Мыться не пробовал? Или в Новчике горячую воду до сих пор не дали? Интересно, — взгляд отца скользнул в угол экрана, видимо рассматривал дату, — У вас уже сентябрь. Должны были дать.
— Да есть вода. Я только что из ванны вылез. До сих пор волосы сырые. Как только с Пицунды домой приехал, так первым делом и залез в неё, — потрогал я лицо, откровенно не понимая Борисыча.
— А, так это ты загорел так, — обрадовался отец, — Я сижу гадаю отчего ты такой чумазый, а ты оказывается на юг ездил. Молодец. Дикарём катался?
— Нет, в Доме Творчества Кинематографистов две недели по путёвке отдыхал.
Фу, чёрт усатый. Вернее, уже безусый. Напугал меня. Увидев моё загоревшее лицо за грязнулю принял.
Это он Галинку не видел — та вообще в мулатку превратилась, одни зубы белизной сияют.
А как контрастно смотрятся на белой простыне те участки её прекрасного тела, которые незаслуженно были спрятаны от лучей южного солнца. Я теперь понимаю, почему директриса пансионата так ратовала за то, чтобы отдыхающие загорали только в купальниках. Это она так о демографии страны заботится. В темноте незагоревшие попка и груди ох как хорошо видны. Руки к ним так и тянутся.
