— Вы и в других случаях плохо себя чувствовали во время сирокко? — спросил прокурор у Ламетра.
— Да. Корабельный врач может это подтвердить.
— Продолжайте.
— Как вдруг произошло несчастье. Мы услышали крик и успели еще увидеть тонущего Рольфа, нашего радиста, вокруг которого вода буквально кишела крокодилами.
— Где вы находились, когда это произошло?
— Перед своей каютой.
— Видел ли кто-нибудь вас непосредственно перед гибелью Рольфа?
— Нет… Только когда из воды раздался крик Рольфа, я бросился к тому месту на палубе, откуда он упал, и там встретился со штурманом Мате, первым помощником и двумя матросами.
— Продолжайте.
— Ночью сирокко задул еще сильней. Испарения береговых джунглей окутали корабль, свет прожекторов едва пробивался сквозь туман. У меня голова раскалывалась от боли. Лежа у себя в каюте, я выпил коньяку, но у него был какой-то неприятный вкус и мне только стало еще хуже…
— Много вы выпили?
— Я не был пьян.
Легкий шум в зале. Защитник капитана раздраженно хлопнул рукой по своим заметкам. Обвиняемый сам уничтожает возможность найти смягчающие обстоятельства.
— Я не был пьян, — твердо повторил Ламетр. — Я устал и словно был одурманен, но я ясно все помню.
— Продолжайте свои показания.
— В полночь ко мне постучал первый помощник. Он доложил о том, что все в порядке, а потом…
— Повторите этот разговор, если помните, слово в слово, — сказал председатель.
— Пожалуйста. Хиггинс отрапортовал: «Господин капитан! Докладываю, что обход судна закончил в ноль часов двадцать минут. Все в порядке…» — «Хорошо, Хиггинс… С которого часа вы на вахте?» — «С двенадцати часов, господин капитан.» — «Идите отдохнуть.» — «Дежурство вместо Рольфа на радиостанции господин капитан возьмет на себя?» — «Естественно.» Я встал, но у меня немного кружилась голова. «Разрешите, я помогу вам», — сказал Хиггинс. Палуба была затянута удушливым, густым туманом. Дождей не было уже много дней, и все же отовсюду капала вода. Я шел, спотыкаясь… Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки… Без Хиггинса, вероятно, я не добрался бы до радиорубки. Помощник открыл дверь, и я вошел.
«Спокойной ночи, Хиггинс.» — «Спокойной ночи, господин капитан… Может быть, принести вам хинина?» — «Спасибо…» Оставшись один, я задремал. Не знаю, который был час, когда я проснулся. Страшно болела голова. Из приемника, непрерывно настроенного на связь с экспедицией, доносились слова: «Негрие… Негрие… Негрие…» Это были наши позывные. «Негрие слушает…» — ответил я. «Говорит капитан Мандер… Экспедиция уже в фонги. Высланная вперед разведывательная группа нашла рудник… Все в порядке… Пусть ваше судно возвращается в Оран. Присутствие канонерки вызывает беспокойство у туземцев. Ясно?» — «Понял вас… Завтра снимемся с якоря… С вами говорит командир корабля, капитан Ламетр.» — «Почему не радист?» — «Он умер.» Мандер продиктовал мне короткий список вещей, которые необходимо было им оставить.
— Вот этот? — спросил судья. Ламетр взглянул на бумажку.
— Да, это мой почерк.
— Продолжайте.
— Больше мне нечего сказать. На следующий день я приказал сняться с якоря, провел корабль по реке к морю и дальше на базу.
— У вас есть вопросы, господин прокурор?
— Вы знали капитана Мандера? — спросил прокурор.
— Он не был с нами на борту «Генерала дю Негрие». Вместе с лордом Пивброком он ожидал экспедицию в Фонги.
— Знали вы его или нет? Короткая пауза.
— Да… знал.
— Почему вы назвали его подлецом, узнав, что он не дал показаний в вашу пользу?
— Отказываюсь отвечать на этот вопрос.
— У вас есть основания быть уверенным, что с вами говорил именно Мандер?
— Да, но говорить о них я не буду.
— Узнали бы вы голос капитана Мандера, услышав его теперь?
— Не знаю.
— Короче говоря, вы узнали его не по голосу, а потому, что он сказал что-то, о чем знали только он и вы?
— Да. Но показаний об этом я давать не буду!
— Можете сесть. — Обвиняемый сел на свое место. — Для дачи свидетельских показаний вызывается капитан Мандер.
В зал вошел «капитан». Любопытная личность. Немного полноват и почти непрерывно моргает глазами.
— Капитан Мандер?
— Так точно… полагаю, что так.
— Вы были ранены в голову?
— Так точно.
— Вы помните обстоятельства, при которых это произошло?
— Нет, не помню…
— Но вам известно, что вы — капитан Мандер?
— Полностью даже в этом не уверен… Понимаете… — он прикоснулся рукой к голове.
— Вы знаете обвиняемого? Он посмотрел на Ламетра.
— Не помню.
— Вы ничего не помните?… Он потер лоб…
— Вижу только какую-то прогалину… Кто-то берет меня за плечо, держит за руку… угрожает… Но и это смутно…
Ламетр удивленно приподнимается с места.
— Обвиняемый, сядьте!
Шум в зале. Все чувствуют, что сейчас последует что-то необычайно важное.
— Напрягите память… С кем вы были на этой прогалине? Вы представляете себе его лицо?
— Совсем туманно.
— Передайте свое субъективное впечатление.
— Вы хотите… чтобы я… суб… Как вы сказали?
— Попробуйте передать свое субъективное впечатление. Свидетель сглатывает слюну.
— Прошу прощения… я был ранен в голову…
С места неожиданно поднимается прокурор, последние две минуты негромко разговаривавший с кем-то.
— Мне только что сообщили, что сегодня ночью произошло совершенно неожиданное событие. Полиция, основываясь на полученной информации, арестовала человека, которого я прошу вызвать для допроса. Это Федор Квастич, бывший судовой врач. Несколько лет назад решением суда по одному из уголовных дел ему пожизненно запрещено заниматься врачебной практикой.
— Не возражаю, — говорит председатель. — Капитана Мандера прошу занять свое место.
Входит доктор Квастич. Высокий седой мужчина с заспанными глазами, личность, хорошо известная «дну» Орана. Рядом с ним полицейский.
— Ваше имя?
— Федор Квастич.
— Год и место рождения?
— 1886 — ой, Рига.
Установив эти данные, председатель обращается к полицейскому:
— Почему вы задержали этого человека, инспектор?
— Перед рассветом кто-то позвонил по телефону в центральное управление и сообщил, что настоящим виновником в деле Ламетра является хорошо известный полиции Федор Квастич. Говоривший не назвал себя, а упомянул лишь, что хочет отомстить обманувшему его когда-то Квастичу.
Мы, как правило, не оставляем без внимания подобные сообщения, потому что не раз уже такое сведение счетов отдавало в руки полиции людей, совершивших не раскрытые ею преступления. Квастич играет на пианино в разных кабаках, а в наших картотеках числится как закоренелый контрабандист и торговец наркотиками. Мы немедленно доставили его в управление. Тем временем удалось установить, что в то время, как в Сенегале было совершено это преступление, русского в Оране не было.
— Где вы находились в те дни, когда было совершено преступление?
— В Гамбии…
— Откуда вы знаете, когда оно было совершено? — резко перебивает его председатель. — Эта деталь не сообщалась журналистам и не упоминалась ни в каких отчетах.
— Я… — запинаясь, отвечает свидетель, — я слыхал…
— От кого?
— Я… уже… не помню…
— Говорите правду! Ведь уже завтра нам сообщат из Гамбии, были ли вы там в действительности.
— Был… только проездом.
— Откуда и куда? Молчание.
— Вы знакомы со страной фонги?
— Ну… я бывал там… Знаком.
В это время «капитан» медленно поднялся со свидетельской скамьи и, растерянно наморщив лоб, уставился на отвечавшего.
Увидев его, Квастич испуганно отступил на шаг назад.
— Вы знаете капитана? — быстро задал вопрос председатель, заметивший смущение свидетеля.
Газеты писали об этом так:
«…Квастич в ужасе отшатнулся, а капитан Мандер с выражением удивления на лице подходил все ближе к нему… В зале наступила мертвая тишина, нервы у всех были напряжены, лишь обвиняемый, Ламетр, вел себя несколько загадочно. Он то и дело привставал, словно желая что-то сказать, хватался за голову и нервно поглядывал по сторонам. Каждый чувствовал, что наступает решающий момент всего дела…»
— Свидетель, кажется, вспомнил о чем-то? — спросил председатель у «капитана».
— Да… но… не знаю… Словно бы мы где-то вдвоем…
— Вы были этим летом в Сенегале? — обратился к Ква-стичу председатель. — Гамбия лежит недалеко оттуда…
— Не помню… Впрочем, возможно… Однако…
— Фолтер! — резко вскрикнул вдруг «капитан». — Фолтер… — пробормотал он через несколько секунд уже снова неуверенным тоном.
Председатель начал быстро перелистывать страницы протоколов.
