Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Бегут и бегут по кругу, закинув на спину тяжелые рога, хоры, закручивают в спираль стадо. За ними важенки и в самом центре оленята лишь топчутся, переступают с ноги на ногу. Оула крадется, напряженно вглядывается: «Где же опасность!? Кто потревожил стадо!? Волки или медведь? Нет, скорее волки. Но где они? Тундра чистая. Ни одного зверя. Хотя нет, вот песец пробежал серенький, с всклокоченной, некрасивой шерстью и тут же пискнул лемминг. Но где же волки?!» А стадо все кружит и кружит по спирали. Олени бегут, выбросив длинные языки, словно толстые, красные тряпки, болтающиеся на ветру. Странно, но Оула не слышит ни упругого топота, ни всхрапывания оленей. Вдруг что-то шевельнулось в кустах. Что это?.. Нет, не волк. Это потерялся маленький, поздний авка. Это молодая, неопытная мать бросила своего первенца, испугалась чего-то и унеслась в стадо. Оула разглядывал плосковатое тельце на длинных, тонких, с утолщениями в суставах ножках, все еще подламывающихся, головку с черным, влажным носом и выпуклыми, печальными лиловыми глазами. Авка запутался в жестких, корявых ветках, как в сетях. Он раздувал ноздри и утробно хрюкал, звал мать. Нет, Оула не слышал, он знал этот хрипловатый звук. Он даже знал, как пахнут авки. Их взгляды встретились. Олененок еще шире начал раздувать ноздри, с мольбой смотря на человека. Но тот ничего не мог сделать. Оула осматривал себя, но ничего не видел. Он не видел своего тела, ни рук, ни ног «Как же ему помочь?!» — думал Оула, поворачиваясь к олененку. Но там, в кустах был уже не олененок, а …. он сам, то есть его тело. Но странно, что вместо глаз — пустые глазницы…. «Как же я мог оставить свое тело, как мне в него вернуться!?..».
Оула вздрогнул, открыл глаза и огляделся. Все по-прежнему, все на своих местах. В коридоре тихо. Хотя нет, кто-то стонет. Слабо, тихо, с длительными перepывами. Да, точно, это стон. И стонет… «девятый».
«Надо готовиться к худшему… — Оула вскочил и заходил по камере, разворачиваясь после каждых пяти шагов. — Но как, как себя подготовить, как это сделать!?».
Откуда мог знать Оула, что в девятой камере, через стену стонет Микко, единственный человек в этом чужом и враждебном мире. Это он своим мужеством вызвал гнев главного тюремщика, а страх и отчаяние — у Оула. Страх, который крепко встряхнул Оула, а затем отрезвил, вытряс из него сомнения и надежды на понимание, снисхождение и справедливость, изгнал из него всевозможные заблуждения по поводу подвальной тюрьмы и ожидаемой участи.
Однако сознание Оула ни в какую не хотело мириться с его будущей участью. Именно от такой безысходности, когда ты еще молод и полон сил и восстает все внутри, не желая подчиниться неизбежному.
«Что-то надо делать!» — настойчиво застучало в висках Оула, эта мысль зажгла его, разливаясь по телу, заполняя его взрывной энергией. Руки чесались, тяжелели, начинали томиться от бездействия. Хотелось броситься на дверь и пинать, колотить, бить ее кулаками, табуретом, чем угодно, лишь бы крушить, ломать, рвать все на пути…
Оула соскочил с топчана и заходил вдоль камеры, кидая гневные взгляды на ненавистную дверь. В тоже же время он, безусловно, понимал всю наивность проявления хоть какой-то силы со своей стороны, но молодость со свойственной ей горячностью и нетерпимостью продолжала отчаянно бороться с разумом, который усмирял безрассудные порывы, охлаждал их, выискивал более весомые и здравые аргументы в пользу самосохранения.
В огромную очередь выстроились в голове всевозможные предположения и варианты, реальные и фантастические, отчаянные, сумасбродные, умные и хитрые, как ему казалось. Они лезли, толкались, наводили хаос, не соблюдая очередности, навязывая только свой вариант, только свое решение, распаляли, подогревали сознание. Не выдержав такого напряжения, Оула сунул голову под умывальник. Намочив ее и заодно напившись прямо из ладони, поостыл. Но продолжал ходить. Вода затекла за воротник и теперь неприятно холодила спину.
Остановился у двери, прислушался. В «девятой» стало тихо: видимо отпустило. Захотелось есть. Вспомнилась медсанчасть и показалась чуть ли не раем с трехразовым питанием и чистыми простынями.
Плохо было еще и то, что в подвале совершенно не чувствовалось время. Коридор был пуст и тих. Он лишь мерно светился через отверстия в решетке над дверью. Ни одного окна. «Который час?! День или вечер, а может уже ночь!? — Оула взобрался на топчан и вытянулся во всю длину, положив руки под голову. — Но что же делать на самом деле!?» — уже спокойнее и рассудительнее спрашивал он себя. Невыносимо хотелось есть. И словно подслушав и разгадав его желание, на ступенях послышалась возня с гулом и бряканьем. Как и в первый раз, коридор заполнился знакомыми звуками. «Что же дадут на этот раз? — не столько из любопытства, сколько из-за голода размышлял Оула. — И что это? Обед или ужин? До завтрака далеко. Но и не обед. Скорее всего, наступил вечер».
Почти в точности повторился ритуал кормления. Тот же военный в ремнях произвел осмотр камеры, те же люди внесли еду — легкую похлебку из рыбы и картошки, кусок хлеба и чай. Отгремев посудой и бачками, отлязгав двенадцатью дверьми, процессия удалилась, оставив после себя опять полную тишину.
«Девятую» открыли, но молча и быстро закрыли. Жив ли сосед? Как бы там ни было, а Оула искренне ему сочувствовал.
Опять снилось стадо, но не сбившееся в кучу, как во время опасности, а мирно и безмятежно пасшееся на длинном, затяжном склоне сопки. А он, Оула, все ходил, перебегал от места к месту и все что-то искал. Заглядывал в кусты, спускался к речушке и долго шел вдоль берега, осматривая валуны, даже сквозь воду вглядывался в расплывчатое дно. Он не знал, что ищет, но и никак не мог оторваться от этого занятия. Ему казалось, что это так важно, что вот-вот он найдет то, что ищет, и тогда будет ясно, что же он искал.
Оула часто просыпался от холода. Покрутившись на топчане и вновь закутав себя в кокон из обоих одеял, засыпал. И опять стадо, и поиск чего-то важного, важного….
Поднимаясь по очередному склону, Оула вдруг увидел на самой вершине, на фоне большого круглого солнца ЭТО. Он рванул вверх, задыхаясь от восторга, но камни под ногами не выдержали и, сорвавшись, покатились вниз. Оула, теряя равновесие, не обращая внимания на грохот камней, несущихся к реке, из последних сил пытался рассмотреть ЭТО. Но солнце поглотило, вобрало ЕГО в себя, а почва под ногами все уходила и уходила куда-то, грохот становился грозным…. Солнце вдруг сорвалось с места и стало стремительно убегать, удаляться от Оула, пока не превратилось в маленькую холодную лампочку у самого потолка. В коридоре вовсю гремело железом и каблуками. Разносили, видимо, завтрак.
Оула удивился, что так много проспал. Зато самочувствие было неплохим. Быстро поднялся и, сложив одеяла как было до него, умылся из рукомойника. Полотенца не было, и он промокнул лицо рукавом гимнастерки.
После завтрака пришли за «седьмым». Оула и не догадывался, что сосед справа от него, окажется таким буйным и шумным. Когда открыли дверь и начали его выводить, то на весь подвал разнеслись его вопли, вероятно, он упирался и совсем не хотел идти. Тихая, до этого словно пустая камера вдруг загрохотала, задвигалась всеми предметами, которые в ней находились. И в коридоре, «седьмой» продолжал что-то кричать, отбиваться, пока Оула не услышал короткий, тупой звук, словно сапожник вогнал гвоздь в каблук, и все стихло. Лишь топот шагов и шуршание с гулким постукиванием. «Потащили волоком «седьмого», — уже без вчерашнего ужаса, но и не без равнодушия определил Оула.
Все последующее время он с нетерпением ждал возвращения соседа. В голову ничего не шло. Превратясь в слух, Оула то ходил нервно, взволнованно, сбиваясь с ноги, делая резкие развороты и на секунду застывая у дверей, то садился в свою излюбленную позу, подолгу задерживал дыхание, боясь пропустить какой-либо звук из коридора. Но время шло, а о «седьмом» ничего не было слышно. Словно его и не было вовсе.
Меняя позы, вышагивая по камере, Оула незаметно дождался ужина. «Седьмой» так и не вернулся. «Видно не зря он так упирался, предчувствовал беду! — Оула немного растерялся. — Значит и такой исход может быть? Что же они за люди!? Так безжалостно! Неужели здесь сидят настолько отпетые преступники, что по-другому с ними нельзя!?».
И опять мысли Оула вернулись к себе: «А со мной как поступят!? Наверно вообще начнут кожу сдирать ещё с живого!..» Но что было странным, он начинал воспринимать свое будущее несколько спокойнее, ходя не без содрогания при мысли о неминуемых допросах и обязательных пытках. Где-то в глубине души он верил, что есть какой-то выход из этой ситуации. Нет, не спастись, не избежать неотвратимого, а так подготовиться, так себя вести, что не вызовет в нем всей полноты ужаса, отчаяния и бесконтрольного страха. Он и так два раза возвращался с «того света». Точнее три. Оула совсем упустил тот случай, вернее тогда он не придал ему значения, когда после первых взрывов, началась паника, и его из маленькой землянки вывел часовой под винтовку и повел в ближайший лесок. Эти подробности он вспомнил только в медсанчасти и догадался, что его повели расстреливать, да вот шальной снаряд поразил конвоира, а усатый санитар Степан в буквальном смысле спас его, посадив в машину. Перед глазами опять всплыла картина, увиденная им из кузова, перед тем, как опустили тент: чернеющий на белом снегу труп солдата с отброшенной винтовкой. «Да-а, три раза смерть обходила меня, что-то будет на этот раз!?..» — Оула глубоко вздохнул, который раз мысленно проклиная судьбу. Проклиная за то, что она за короткое время послала на его голову столько испытаний! Но где-то на самом дне сознания как маленькая искорка жило радостное и теплое чувство: «Но ведь жив, пока жив!..» Пусть в этом зловонном подвале, без окон, в ожидании чего-то ужасного, но сейчас, сегодня он — живой, может думать, вспоминать, ощущать свое тело, есть, спать…
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Другое тело - Милорад Павич - Современная проза
- Очищение - Софи Оксанен - Современная проза
- Лист Мёбиуса - Энн Ветемаа - Современная проза
- Вид с больничной койки - Николай Плахотный - Современная проза
- Где-то под Гроссето (сборник) - Марина Степнова - Современная проза
- Добрый доктор - Дэймон Гэлгут - Современная проза
- Отличное тело - Ив Энцлер - Современная проза
- Голограмма для короля - Дейв Эггерс - Современная проза
- Кувырок через голову - Зоя Журавлева - Современная проза