— Что, за отпускными пришел? Мал чемоданчик-то — не уместится за два года.
— Как-нибудь. Крупными купюрами, — отшутился он. — Я б хотел узнать, если можно, где сейчас Январев?
— Далеко. В Салехарде. А зачем тебе?
— Так. Поблагодарить за один подарочек.
— А ты открытку пошли. Не в Салехард же из-за этого лететь.
— Нет. Надо лично. Полечу.
— Что же он такое вам подарил? — спросила женщина-бухгалтер.
— Пустяк, в общем-то… Жизнь, — ответил с улыбкой Коля.
— Ну и шутки у вас.
На промежуточном аэродроме он застрял. Метель. Сидел в диспетчерской избушке вместе с экипажем, коротал время, дремал, сидя у стены на полу, и слушал переговоры по радио о погоде. Ничего хорошего не обещали.
— Циклон. Понижение давления. Метель. На ближайшие трое суток, — сказал диспетчер.
Летчики роптали:
— В праздники сидеть тут, а? Вот работка. И под самым Салехардом. Пешедралом можно было бы.
— Говорят, от строителей вдоль трассы вездеход пойдет.
Коля уши навострил, шапку сдвинул с глаз и спросил:
— Когда?
— Через час. А ты что, пойдешь? — спросил его командир экипажа.
— Пойду. — Коля встал.
— Слушай, друг, тогда возьми пакет. — сказал командир. — Авиапочта Январю. Обещал доставить к празднику, да вот…
— Давай. Доставлю в лучшем виде.
Зарываясь в сугробы, вездеход шел вдоль трассы нефтепровода. На просеке, у траншеи, лежали трубы. Их заметало снегом. Однако у реки, где стояли срубы и вагончики передвижной механизированной колонны, вездеход остановился. Подошел рабочий и сказал водителю:
— Глуши свою тарахтелку. Лед тебя не выдержит.
— А если все же попробовать? — вмешался в разговор Николай.
— Один попробовал… Откуда ты шустрый такой? Романтик. С сибирской рекой не шутят. Видишь, люди ждут, — показал он на стоявшие вдоль берега машины.
Зашли в контору погреться. Там накурено — дым коромыслом и полно людей, ждущих переправы.
Пищала рация.
Бурлаков сказал человеку, сидевшему за столом:
— У меня пакет для Январева. Срочный. К празднику должны ему доставить.
— К празднику. Тут у нас сплошной праздник, видишь, из-за переправы. Где пакет?
— У меня. Должен лично.
— Ну, тогда обожди… у моря погоды. — Он обернулся к радисту: — Вызови Января.
— Есть! — Радист склонился к микрофону: — Алло! Салехард? Пэ-эм-ка один вызывает Январева. Есть!
И снова Коля услышал знакомый голос:
— Январев слушает.
— Владимир Петрович, тут для вас пакет, срочный. А у нас река, будь она… — сказал в микрофон человек, сидевший за столом.
— Откуда пакет? — спросил Январев.
— Дай сюда, — протянул человек руку.
Поколебавшись, Коля достал пакет и передал ему:
— Вот. Из Москвы.
— Вскрой пакет.
— Есть. — Человек разорвал веревку, развернул два слоя бумаги и достал целлулоидный диск. — Тут пластинка, что ли…
— Какая пластинка?
— Патефонная.
— Что за черт. А у вас там проигрыватель есть?
— Что? Проигрыватель? Нет.
Тут еще чей-то голос вмешался в разговор:
— Есть! Есть у них проигрыватели, Владимир Петрович.
— Кто это? — строго спросил Январев.
— Я. Пэ-эм-ка шестой. У них там наша машина застряла, а в ней подарки к празднику.
Один из людей, находившихся в конторе, подошел к столу:
— Есть, есть! У меня. Это я — Скворцов.
— Ну, давай быстрей!
— Я сейчас. — Он выскочил из конторы.
Все ждали.
Скворцов прибежал с ящиком быстро.
Его распаковали, вынули проигрыватель, включили в сеть.
— Ну что там? — нетерпеливо спросил Январев.
— Ставим. Сейчас. — Радист опустил на пластинку адаптер.
Раздалось шипение, и вдруг веселый детский голос сказал:
— «Здравствуй, папа! Папочка, поздравляем тебя с праздником Великого Октября! Папочка! Мы с бабушкой гуляли и зашли в студию звуко… звуко…
— Звукозаписи, — подсказала бабушка.
— Да! Правильно! Я тебя крепко-крепко целую. И маму тоже».
Коля обернулся, увидел лица людей, собравшихся здесь, в конторе. Они стояли, тесно окружив рацию и проигрыватель. Коля стал осторожно, плечом вперед пробираться к выходу.
Он вышел из школы. Было уже светло. Навстречу шли ребята. Девчонки и мальчишки с портфельчиками. Некоторые вежливо здоровались.
Коля по тропинке вышел к замерзшей реке, перешел через мост и поднялся в слободку.
У дома Леши Горбатова его окликнули:
— Николай! — Из калитки выбежал Лешин отец. — Николай! — обнял его. — Ты когда же приехал?
— Вчера.
— А чего ж не зашел?
— Так поздно было.
— А когда зайдешь?
— Вот иду.
— Заходи, заходи. — Старик несколько суетливо раскрыл перед ним калитку, пропустил вперед.
В доме было свободно, светло и тепло. Посреди горницы на коврике сидел толстый двухлетний малыш и, высунув язык от усердия, чиркал карандашом листы оберточной бумаги.
Катерина шуровала ухватом в печи. Встревоженно глянула на вошедших.
— Здравствуйте, — сказал Николай, раздеваясь.
— Здравствуй.
— Вот, — сказал Лешин отец, кивнув на малыша, — видишь?
— Вижу. — Коля присел около мальчика и спросил: — Как тебя зовут?
— Леха.
— А что ты рисуешь?
— Папу.
Коля подхватил малыша на руки, прижал к себе и затих. Малыш доверчиво обнял его за шею.
