или садится, впрочем, это бывает редко. Как сфокусироваться в таких обстоятельствах, едва лишь остановился на перекрестке? Ну понятно, что имелось в виду. Почему-то у всех легко получается отключиться от этого, что же странно. То-то и оно.
Программирование (это еще влияет Сучилин и его макетка) тут может помочь. Например, существует «Десятое правило Гринспена» (Greenspun’s Tenth Rule): «Любая достаточно сложная программа на си или фортране содержит заново написанную, неспецифицированную, глючную и медленную реализацию половины языка Common Lisp» (Any sufficiently complicated C or Fortran program contains an ad hoc, informally-specified, bug-ridden, slow implementation of half of Common Lisp). Правило было сформулировано примерно в 1993-м Филипом Гринспеном. Оно десятое, но предшествующих правил нет. Гринспен пояснил: I was just trying to give the rule a memorable name. Захотел назвать так, чтобы запомнилось. И у него получилось.
Смысл правила в том, что программисты, ограниченные низкоуровневыми языками вроде си, преодолевают ограничения языка через введение в текст программ аналогов свойств, присущих более выразительным языкам типа лиспа. Позже хакер Моррис уточнит: «…в том числе и сам Common Lisp» (…including Common Lisp). Другие стали тоже добавлять, в итоге сделано обобщение: «Любая достаточно сложная платформа содержит заново написанную, неспецифицированную, глючную и медленную реализацию половины функционального языка» (Any sufficiently complicated platform contains an ad hoc, informally-specified, bug-ridden, slow implementation of half of a functional programming language).
Иными словами, внутри языка – самого тупого и обиходного (ну именно таким тут и общаются) – должны быть имитации языка куда более сложного. Вот так и основные работающие штуки должны быть изложены криво. Например, если речь о письме, то внутри низкоуровневого (для данного текста) языка данного автора должен сидеть язык функциональный, но автор вынужден его предъявлять через принятый тут низкоуровневый язык. Ровно это я тут и делаю: это именно пленка, упаковка, тут стена слов, сало слов, слизь слов неизбежны, и, конечно, все это влияет на результат. Тем самым здесь (вот именно тут) сообщается, что в данный момент достигнут некий предел возможности описания. Это не потому, что автор (в данном случае я) такой уж избыточный, и не потому, что выбран слишком тупой язык (ну это же не так), а потому, что история такая, что к иссяканию ресурса приходишь быстро: сколько всего знаков-то уже было? 27 924 (с пробелами, но без заголовка) – до этого предложения (его знаки не считая).
Программирование здесь упомянуто корректно, я же и пишу коды, какая разница, в каком они виде. Только это не каноны, а наоборот. Каноны указывают, как прилепиться к коллективному телу и стать им. Они фактически всасывают. Алые обложки, алюминиевые значки, шарики мороженого, «Детский мир» и Лубянка. И на этом фоне отчетливее другая фича. Она тут как раз отчетливее, в этой Москве, с учетом десятого правила Гринспена. Внутри коллективного московского тела должно сидеть что-то, что вот и надо бы расписать, оно ж почти на границе ужаса: подходит лифт, мягко открываются двери, из него не выходит никто, там внутри черные-пречерные зеркала, дна нет никакого, откуда-то поют «Джулай морнинг», капает вода на бетонный пол, а тебе уже вон скоко лет. Конечно, макетка – замечательная штука: можно, например, здесь вставить хоть «О, какие же здесь сети / Рок нам стелет в темноте: / Рифмы, деньги, дамы эти, / Те, те, те и те, те, те», что не будет монтажом, потому что просто так захотелось, безо всякого намерения. Тем макетка и хороша: что есть, то и есть, тут рядом лежало, вот пусть и будет, безо всяких там натягиваний слов путем бла-бла-бла. В этой связи, пользуясь данным моментом, автор выражает благодарность А. Сучилину и Тупаку Шакуру (2pac), который здесь тоже пока был бы кстати.
Вообще, чтобы перестать соотносить себя с телом, не нужны специальные практики. Все обиходно. Тело вообще ни при чем – это легко заметить в столовой. По крайней мере, вот в этой, где дел больше, чем еды. А еще есть же ногти и волосы: они тело, то есть это ты? Но они же отчуждаются, состригаемые. Ладно, там сглаживает привычка, хотя это интересный компромисс. Но вот зубы, они вообще внутри головы, а ты в ней как бы там внутри по умолчанию? Нет, почему-то тоже не наводит на очевидную мысль. Ок, тогда уместно вывихнуть плечо. Его вправят, потом станешь аккуратно восстанавливать подвижность, будет больно и всякое такое – за это время можно осознать, что повредилось, как в машинке, а ты не очень-то причастен, и это будет конкретное осознание. Идешь (при вывихе, естественно, отправляешься в травмпункт), прижимая предплечье к груди, весьма осознав, как именно часть машинки встала не так, – сейчас она уж точно не вы. То, что многие вывихивают, ломают, но не осознают, – просто тайна какая-то, все же просто и наглядно. Ну не поймете сейчас, так осознаете, в чем была фишка, когда станете умирать. Никакой религии и т. п., чисто по факту. Или (если кто-то предпочитает теорию) можно почитать учебник по биологии, химические основы жизни, углеводы и липиды: вы из всего этого конкретно сделаны, да? И это все конкретно хочет мороженого и вспомнить детство?
Еще раз десятое правило Гринспена. Что в этом тексте является предложением функционального языка, позволяющего, в частности, держать себя вдали от коллективного тела? Вот оно, на обиходный язык переводится текстом песенки Tom’s Diner (Suzanne Vega): I am sitting In the morning At the diner On the corner I am waiting At the counter For the man To pour the coffee And he fills it Only halfway And before I even argue He is looking Out the window At somebody Coming in «It is always Nice to see you» Says the man Behind the counter To the woman Who has come in She is shaking Her umbrella And I look The other way As they are kissing Their hellos I’m pretending Not to see them Instead I pour the milk I open Up the paper There’s a story Of an actor Who had died While he was drinking It was no one I had heard of And I’m turning To the horoscope And looking For the funnies When I’m feeling Someone watching me And so I raise my head There’s a woman On the outside Looking inside Does she see me? No she does not Really see me Cause she sees Her own reflection And I’m trying
