Через минут пятнадцать мы выбежали на прямую тропинку. Впереди виднелось какое-то строение. Вой прекратился, и виски тут же отпустило от противной сверлящей боли.
— Успели, — выдохнул Ирдан и обернулся ко мне.
Мне, конечно, эта пробежка нипочем, но для почтенной бабули еще как. Я тут же захромала, заохала, схватилась за бок, потом за другой. Покосилась на траву на предмет присесть, но передумала — кто знает, что у них тут еще водится. Закрыла лицо руками и завыла не хуже мавки, только на крестьянский манер.
— Что это делается, а? Куда вы меня-а-а засунули-и-и? Чуть до сердечного приступа не довели стару-у-ушку-у-у!
Ирдан послушал меня секунд пять. Больше, наверное, не смог. Вздохнул и сказал:
— Тут трактир. Идемте, передохнем немного.
И пошел к тому самому строению, которое в рассветной дымке виднелось чуть поодаль. Я поплелась следом, всхлипывая и причитая.
Трактир, ага. Если бы я работала в санэпидстанции, я бы его сожгла. А пепелище залила антисептиком и поставила ограждение. Это же ужас. Темно, неуютно, пахнет въевшейся гарью и капустой, а еще мокрыми тряпками. Нет бы аромат свежезаваренного кофе и хруст французских булок, белые скатерти и розу в вазочке, а не вот эту вот антисанитарию… Я всхлипнула в последний раз и категорично заявила:
— Не пойду!
Ирдан вздохнул и уступил мне кривоватую лавочку перед трактиром, а сам уселся на землю напротив меня и вытащил из кармана куртки маленькую фляжку. Налил несколько капель резко пахнущего пойла в крышку и протянул мне.
— Выпейте. Это восстановит силы.
Ага, щас. А потом отек Квинке, крапивница, столбняк и диарея. Ну его… Я отказалась, заявив, что мне некошерно и не стала пояснять, что я имею ввиду. Пусть сам додумывает. Но не спросить не могла.
— Что это-таки выло на болотах?
Ирдан, выливая содержимое крышки обратно во фляжку, буднично ответил:
— Мавка. Насекомое. Похожа на кусок мокрой серой тряпки. Слышит громкий звук и реагирует на него, воем обездвиживает человека или животное и высасывает мозг. Если бы она сейчас подобралась поближе, то нас бы ничего не спасло. Хорошо, что она очень медлительная, да живет только на этих болотах. И выбраться отсюда не может.
Ну …! Вот счастье-то у местного населения!
Мне стало как-то неуютно. Я не раз за свою жизнь встречала опасных животных. Меня кусала ядовитая змея, дикая обезьяна, пару раз пауки. Но такую бяку я не встречала еще ни разу за всю свою жизнь. И тут не джунгли никакие — вполне обычный пейзаж для средней полосы России. Вон, кажется, даже рябинка стоит, качается… И солнышко разгорается на горизонте, все, как у нас. Все, как у нас, только чужое.
Мне кажется, именно в этот момент до меня начала доходить вся серьезность ситуации. Реальный человек, реальная боль от ушибленной каким-то корешком ноги, реальный старый шрам на моем безымянном пальце… Запашок из открытой двери трактира, надоедливый комар, пищащий над ухом. Жутко чешущаяся голова под жарким париком. Реальность, наконец, догнала меня окончательно, и я скукожилась на неудобной лавчонке. Зажмурилась, беря себя под контроль. Холодная голова в этой ситуации — мое спасение.
Я отрыла глаза. Мой спутник наблюдал за мной. Внимательно, но без интереса, холодно и равнодушно: так смотрят ящерицы или змеи. Рассматривал меня и делал какие-то свои выводы, которые бы мне явно не понравились. Встретился со мной взглядом и отвел глаза, в одну секунду снова превращаясь в очень заботливого и уважительного человека. Отличный актер!
Больше я возмущаться не рискнула, и меня уже ждал дивный новый мир. На встречу к самой королеве, как сказал в начале знакомства Ирдан… Мда…
Мы будем идти какое-то время пешком. Можно будет что-то вызнать, пообщаться по душам, так сказать. Как там у Мольера? «Кто выиграл время — выиграл все в итоге»?
И не стоит доверять этому человеку с холодными глазами. Делить на два, а то и на пять все, что он скажет. В нем нет ни интереса ко мне, несмотря на то, что я из другого мира, ни сопереживания. Странно, не правда ли?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я отряхнула цветастый халат и незаметно поправила норовящую ускакать в неведомые дали грудь. Согнулась еще ниже и бодренько затрюхала по тропинке вслед за Ирданом Верденом. И думала. И чем больше, тем сильнее мне казалось, что я попала в очень неприятный переплет.
***
Ирдан Верден хотел удивиться, но не смог, хотя пожилого человека к ним занесло впервые. Дети были, да… А вот стариков — нет.
Диалог с молодыми иномирянами строился по вполне накатанному сценарию. Узнать дар, талант пришлых получалось почти сразу, всего лишь спрятавшись неподалеку и науськав нижину подойти поближе и порычать.
Сложнее всего было с молодым, безусым еще парнишкой, который отпугнул нижину, каким-то образом ударив воздухом. Нижина полетела в кусты, Ирдан — в болото, но успокоить мальчика удалось. А алчная до даров Мавен своего не упустила, отобрав его архей.
А тут… Когда Ирдан хорошенько разглядел, что копошилось в центре поляны, ему поплохело. Страшная, черные волосы всклокочены и спутаны, лежат неаккуратной шапкой. Здоровенный нос, грузная фигура, неровно загорелая кожа, совершенно невозможное платье. У них в королевстве таких оттенков и не бывало никогда. Шея каким-то куском ткани перевязана, тапки из тряпки, жуткая беззубая улыбка. Кошмар. Да и вообще… Старуха. Это уже гарантировало проблемы. Натравишь на нее когтистую и зубастую зверушку, а она Акатошу архей отдаст. Сердечко захолонет и все, а Мавен такого не простит.
Старуха нервировала Ирдана. То голосила и рыдала, то вполне умно припустила следом, заслышав мавку. Еще и сифилис этот. Ирдан вспомнил, как сместился вбок нос этой Сирануш и передернулся. Хоть бы не подцепить, а то мало ли…
Чем дольше Ирдан на нее смотрел, тем сильнее в нем просыпалась подозрительность.
Звонкий голос, ясные, совсем не старушечьи, очень внимательные глаза, к тому же крайне редкого в их королевствах цвета — прозрачно-голубого. Безобразная фигура, морщины, дурацкая одежда и тапки из тряпки, жуткая прическа и золотая цепочка очень тонкой работы на запястье. Руки, явно не знающие тяжелой работы, ухоженные, подходящие больше изнеженной молодой аристократке… Да и характер…
Людей в возрасте сложнее зацепить, сложнее обмануть, а она еще нянюшка какой-то там княжны, значит, при какой-никакой, но власти. Надо думать…
И послать весточку королеве, пусть готовится к сюрпризу. Неприметная птичка подлетела к Ирдану, принимая клочок бумаги, на котором он незаметно нацарапал несколько закорючек. Вот так. А теперь — работаем.
Ирдан покосился на старуху, которая вполне бодро топала в паре шагов от него. И поежился. Такое мрачное лицо он видел только у людей перед казнью. Бабка что-то подозревает? Не к добру. Старуха и мужчина шли, погруженные в свои далеко не радужные мысли.
И совершенно не замечали тень, которая неотрывно следовала за ними. Оборотень не хотел упустить ни слова, ни взгляда. Ему было очень любопытно.
ОТРЕЧЕНИЕ
Море волновалось. Плакало, стонало, как живое. Да оно и было живым.
Немолодая женщина сидела на песчаном берегу изумрудного острова и ласкала нервные волны руками, словно гладила любимую кошку. Волны ластились, успокаивались, нежились от ее рук. Да и само море понемногу успокаивалось.
— Надо ехать в горы. Девочка умерла там.
Очередная волна взвилась, рассыпалась колючими водными осколками. Море не хотело отпускать. И ответило женщине мягким шепотом самой Хен:
— Не-ет, не-е-ет. Нельзя-а-а-а… Здесь до-о-о-ом, здесь хорошшшшо, там смерть, там короли-и-и…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Женщина в сердцах бросила в набежавшую волну мокрый песок, сжав его в кулаке. Вскочила, заметалась по берегу. Белые волосы, словно пена, стелились следом. Ее сердце рвалось от боли за дочь, которая слилась с морем, так и не успев пожить. И отчаяние, наполнившее ее, искало выхода.
— Почему? Почему?!
— Мне то-о-оже бо-о-ольно, я то-о-оже плачу, — отвечало море, бросая в лицо женщины соленые капли, так похожие на ее собственные слезы.
