Начался первый тайм, с трибун доносились вопли почитателей киевского «Динамо», а Вилька, опустив голову, обшаривал глазами каждый сантиметр уже пустынной площади, но тщетно… А потом и колодка где-то затерялась…
Люди, киевляне и гости столицы Украины, побывавшие в тот день на футболе! Если кто-то из вас нашел эту медаль…
* * *
Зимой в школе было холодно и неуютно. Классы обогревались «буржуйками», трубы которых выходили через форточку на улицу. В топку бросали все, что попадалось под руку. Как-то попались Бенины галоши. До начала второго урока оставалось всего ничего, буквально несколько минут. Класс наполнился дымом и вонью. Сперло дыхание, глаза слезились, из носа потекли сопли. Наш физик Капитоша (Капитон Федорович), скрипя протезом, подошел к двери класса, открыл дверь и, рассмотрев в кромешном дыму учительский стол, вытащил его в коридор, затем вернулся за стулом и, прикрыв плотно дверь, сел за стол в коридоре. Он раскрыл классный журнал, поднялся, прошкандыбал к двери, чуть-чуть приоткрыл ее и в образовавшуюся щель выпалил на одном дыхании первую фамилию по алфавиту:
— Антипенко, ко мне! С дневником, соответственно.
Тяжело дыша, сморкаясь и кашляя, в коридоре появился Антип.
— Ну что, Антипенко, вот вам жирненькая двоечка в журнал и в дневник. Возвращайтесь, дорогой мой, стервец вы этакий, на свое место, а ко мне пришлите Богданенко…
После Богданенко прошли еще два десятка «стервецов», и каждый, получив свою «жирненькую двоечку», возвращался в класс, в этот ад. Когда прозвучал звонок и открылись двери класса, Капитоши за столом уже не было. Коридоры школы наполнились дымом, гарью и запахом паленой резины. Захлопали двери, повыскакивали учителя, началась паника…
Вскоре каким-то образом выяснилось, что Бенины галоши в топку бросил Пружанский, и в его дневнике появилась запись: «У одного отца было три сына: до первых двух нам нет дела, а младший был дурак… Аверченко.»
* * *
Копали Черную гору, ее располовинили и прокладывали дорогу к Днепру. Потом ее назовут Бульвар Дружбы народов… Однажды, идя к Выдубецкому озеру, мы задержались у Черной горы. Мощный бульдозер своим ковшом выбрал грунт и перенес его в сторону. Из ковша посыпалась земля и какие-то бумажные пакеты. Юрка поднял один из них, отряхнул, очистил от налипшей земли. На пакете было что-то написано, но по-немецки. Пакет пошел по рукам. Для чего оно? Что с ним делать?
Подошел какой-то дядька, наверное, бывший вояка, взял пакет и, улыбнувшись сказал:
— Хорошая штука, особенно для вас, хлопцы.
— А чего с ней делать? — спросил Вовка Тюя.
— А вот тут надорвать и налить водички. И будет у вас карманная печка, свой Ташкент. Грелка это. Наверное, здесь был какой-то немецкий склад, а мы его потревожили…
— А можно взять себе? Хоть по одной штучке? — осторожно спросил Вилька и добавил: — а то у нас в школе холод собачий.
— Да берите уж, — сказал дядька и направился к грузовой машине.
Не сговариваясь, как по команде, сняли рубашки, расстелили на траве, набросали в них кто сколько смог этих пакетов, завязали рукавами, взвалили узлы на плечи — и ходу. Приперли домой. Каждый побежал к себе. Нетерплячка. Из Юркиной квартиры послышался голос Большой Катьки: «Ты шо, очумел! На тебя шо, срачка напала?»
Юрка выбежал во двор совершенно обалдевший и завопил, как тот грек: «Она горячая!!!»
Одна грелка — под рубашку на пузо, вторая — под хвост, под корму. Сидишь на уроках — Ташкент во всем организме… Молодец, дядька! Спасибо тебе, солдат! Подойдешь к Людке Есилевской, отличнице нашей, попросишь: «Дай скатать математику — получишь грелку»… Дает…
* * *
Кот Путька, шляясь по всей Демиевке, нагулял себе стригучий лишай. Большая Катька, дворовой специалист по кошачьим болезням, обнаружила едва заметное пятно на грязной шубе Путьки, но было уже поздно… Вилька, безумно любивший кота, носил его на шее, как ту чернобурку, в которой форсила мадам Сундуковская. Вилькины шикарные волосы обстригли, затем его голову облучали под какой-то космической пушкой, затем ее намазали клеем, похожим на столярный, и слой за слоем из широких бинтов вклеили в панцирь-шапку. «Железная маска», ключик от которой находится в кожно-венерическом диспансере. Попробуй почесать себе затылок. А почесать очень хотелось, до безумия… Вот и приходилось биться (в прямом смысле) о стену головой. Долгие недели, месяцы в «железной маске», домашний арест под охраной бабы Маши, без школы, без друзей, без футбола, без кино, с одной только радиоточкой, откуда от гимна до гимна, словно в компьютер, вкладывались в мозг, в память на всю жизнь великая музыка Чайковского, Верди, Гуно, Моцарта, Шостаковича и голоса Карузо, Гобби, Руффо, Ланца, Шаляпина, Козловского, Лемешева, Синявского с его репортажами с футбольных баталий… и Левитана об очередном снижении цен.
Когда наконец-то «маску» сняли, оторвали вместе с бывшими волосами, оголившийся череп «под Котовского» подвергли массированной обработке всякими пахучими мазями… и, что интересно, выросли новые прекрасные волосы, и через три месяца Халемский смастерил из них на голове Вильки модную прическу с коком под лоснящимся слоем бриолина.
— Ну, хлопец, все девки твои, вылитый Жерар Филип!
Брюки-дудочки, пиджак с короткими рукавами (а-ля Неру), галстук до пупа с обезьянами на пальмах, черные туфли с острыми носами и… белые носки (мечта идиота!). Стиляга! И вечерние ритуальные променады от клуба имени Фрунзе до железнодорожного моста с гранитными шарами, но по правой стороне, по Бродвею, так как левая сторона была для черни, она называлась «Гапкинштрассе».
А утром, идя в школу, имея в кармане десятку, возьмешь, бывало, пончиков с кремом и ловишь такой, как сейчас говорят, кайф, что лучше такой жизни и не надо!
* * *
В один, как говорится, прекрасный день у нас во дворе исчезли все пуговицы… Какие пуговицы? Обыкновенные, на которые мы все застегиваемся. В каждой квартире бушевали страсти.
— Фимка, мерзавец, это ты отрезал пуговицы от моего капота?
— Вовка, что это за хулиганство!.. Где пуговицы от моей кофты?..
У Клары исчезли чулки с веревки. А у Борькиной сестры Люськи (студентки) пропала чертежная доска…
Открытие первого первенства СССР по настольному футболу проходило на квартире у Борьки Соловейчика. На огромном обеденном столе лежала «пропавшая вчера» чертежная доска и на ней красным грифелем была сделана разметка фу больного поля по образцу Центрального стадиона, но, понятное дело, в масштабе, в миниатюре. По краям поля, где и положено, стояли выгнутые из мягкой проволоки ворота с натянутыми на них сетками (вот где пригодились Кларины чулки).
Расстановка игроков на игру была такова:
1. Вратарь — большая пуговица от пальто;
2. Три защитника — три пуговицы средней величины;
3. Трое нападающих — тоже пуговицы средней величины, желательно плоские и гладкие с обратной стороны — от платья, халата и т.д. У противника — тот же комплект, но, разумеется, другого цвета. Форма есть форма.
Кроме того, каждая команда имела еще несколько запасных игроков на игру. Мало ли что… И травму может получить и закатиться черт знает куда…
Были такие коллективы, которые имели по два-три состава пуговиц, то есть, простите, игроков.
А мяч? О, мячом служила маленькая плоская, но с толщинкой, пуговичка от рубашки, кофточки, или, в крайнем случае — от кальсон.
Правила очень близки к настоящим футбольным. Главное оружие — указательный палец и отличное состояние ногтя на нем.
Игра начинается с центра поля. Ну, предположим, Борька играет с Тюлей. Что делает Борька? Он начинает по жеребьевке с центра. Указательным пальцем правой руки, очень тонко и аккуратно, он щелчком посылает своего центрального нападающего Синюхина (на пуговице была полоска синего цвета) — к мячу… Ну, к той пуговице от кальсон… Мяч от удара Синюхина отлетает на выход к крайнему нападающему (тоже с какой-нибудь соответствующей фамилией). А там к нему уже устремляется защитник противной стороны, тоже посланный щелчком указательного пальца партнера… И игра завертелась, и пошел азарт… И так — два тайма по 15 минут с пятиминутным перерывом. С судьями, зрителями, страстями, переходящими в беспорядки.
Вскоре зажиточные «клубы» стали посещать магазин «Гудзики» и приобретать комплекты отличных игроков с самой замысловатой расцветкой. Для этого мало было средств, отпущенных на школьные завтраки. Нужны были деньги. И мы стали играть на деньги. Победа в матче оценивалась рублем. Борька преуспевал. Он имел постоянное поле и часами отрабатывал технические приемы, которыми удивлял противников и многочисленных зрителей во время официальных матчей. Он так здорово подсекал своего игрока, что тот, находясь, скажем, на месте левого крайнего нападающего, за пределами штрафной площадки противника, после удара летел за боковую линию, а мяч от его касания влетал в верхний противоположный от вратаря угол ворот и трепетал в сетке, словно бабочка в сачке!..
